Дэн Абнетт - Пария
Я всегда любила встречаться с нею, когда представлялась возможность - посидеть, выпить по стаканчику чая и поболтать о прошлых временах, или просто окликнуть, чтобы поздороваться. Она ведь, в сущности, воспитала меня.
Я поднялась по каменной тропе, осклизлыми уступами вгрызавшейся в край холма, и миновала подъездной путь – платформу из растрескавшихся каменных плит, которая когда-то была частью внешнего двора обширного комплекса зданий. Вместо того, чтобы повернуть направо, вступив в пределы Зоны Дня, я свернула налево и одолела еще один лестничный пролет, оказавшись за западной стене схолы.
Северный ветер бил в лицо. Впереди, словно кусок ночного неба, высились застывшие в сонном оцепенении Горы. В воздухе пахло крахмалом и тщательно выстиранной хлопчатобумажной тканью. Сестры работали быстро и слаженно, снимая высохшие простыни и складывая в корзины, чтобы отнести вниз.
- Бета, - произнесла Сестра Бисмилла. Она поцеловала меня в обе щеки и ласково сжала мою руку в своих.
- Ходила по делам? – спросила она.
- Да, сестра, - ответила я.
- Как учеба? Все хорошо?
- Как всегда.
- Я нечасто вижу тебя, - заметила она.
- Ну, у меня не так много свободного времени. Я не заходила сюда уже довольно давно. Как детки?
- У них все отлично, как обычно. Не так давно появилось несколько новеньких. Бедняжки.
Белоснежные накрахмаленные края апостольника наискось поднимались над ее лицом, словно воздетые крылья чайки. Они резко контрастировали с ее смуглой кожей.
- Вижу, у тебя появились и новые сестры, - произнесла я.
Сестра Бисмилла повернулась, кивнув одной из своих напарниц, которую я не видела раньше. Эта сестра была высокой и стройной, со спортивной фигурой, и держалась очень прямо, почти надменно. У нее была бледная кожа, угловатое, с резкими чертами лицо и зеленые глаза. В алом одеянии и белом головном уборе она выглядела весьма эффектно – но меня не покидало ощущение, что в ее облике было нечто неправильное. Ей куда более подошел бы изысканный наряд аристократки, чем аскетическое монастырское облачение.
Я привыкла играть роли. Так что, отлично понимала, когда то же самое делал кто-то другой, и отмечала малейшие детали, которые шли вразрез с созданным образом.
- Это Сестра Тарпа, - сообщила Сестра Бисмилла. – Она прибыла сюда из миссии в Зуске.
- Надеюсь, вы будете счастливы здесь, - произнесла я. – Так же, как и я.
- Я счастлива, когда исполняю мой долг, - ответила Сестра Тарпа. Она говорила не с зускийским акцентом – хотя и с очень похожим. В ее выговоре чувствовался аромат иных, еще более отдаленных краев.
- Это Бета, - представила меня Сестра Бисмилла. – Я воспитывала ее, когда она была совсем крохой.
Сестра Тарпа кивнула. Потом вернулась к своим трудам – но я чувствовала, что она наблюдает за мной.
Она не спускала с меня глаз и десять минут спустя, когда, попрощавшись с Бисмиллой, я двинулась по неровным, стертым ступеням вниз, к входу в Зону Дня.
ГЛАВА 8
В которой речь пойдет о Секретаре
Я вернулась к себе, вымылась и собиралась ужинать, когда мне сообщили, что меня хочет видеть Секретарь.
Мы сидели в столовой – все, кроме Византи, которая еще не вернулась со своего задания. Корлам и Рауд играли в регицид на старой, вытертой доске ментора Мерлиса. Мафродит, который был очень ловким и обладал отличной моторной памятью, помогал Фарии выучить па кадрили, которые вскоре должны были пригодиться ей при выполнении очередного задания. Младшие ученики хихикали, наблюдая за их действиями.
Ментор Мерлис вошел в помещение, некоторое время постоял, любуясь танцем, а потом, подойдя ко мне, сообщил, что меня вызывает Секретарь. Я немедленно отправилась к нему. Секретарь не требовал ежедневных докладов и не говорил с нами после каждого задания, но некоторые из выполняемых нами миссий считались важными – и тогда он ожидал личного отчета участников.
Я постучала в дверь его комнаты и услышала приглашение войти. Яркий огонь приветливо потрескивал за железной каминной решеткой, вся комната, как обычно, была завалена книгами. Это были его книги – вернее, тетради и блокноты, исписанные его рукой. Всех форм и размеров – думаю, он заказывал их у разных торговцев канцелярскими принадлежностями и переплетчиков. Я не знаю, по какому принципу он вносил те или иные записи в те или иные книги, не знаю, по какому принципу он классифицировал и различал их и какой системе следовал при этом. Тома, или главы его записей не были пронумерованы или отмечены другими опознавательными знаками. Я понятия не имею, как он искал ту или иную информацию, когда она была ему нужна.
Больше в этой комнате не было никаких других книг – ни изданных типографским способом, ни книг других авторов; не было ни информационных планшетов, ни валиков для запоминающих устройств. Его блокноты, всех размеров, форм, цветов, старые и новые, выстроились в ряды на полках, вдоль плинтусов, занимали стеллажи, стояли, прислоненные к боковым поверхностям мебели, лежали на кофейном столике, письменном столе и на подставках для комнатных растений. Они были разложены по ящикам, задвинутым под длинный, с высокой спинкой, диван и под небольшую кушетку-канапе, они были сложены в непрочные, колеблющиеся башни у стен между книжными шкафами и высились, словно строения города-улья, разоренного войной враждующих кланов.
- Входи, Бета, - произнес он, жестом указав на кресло. Я сняла с сидения груду блокнотов, чтобы освободить место. Он устроился на канапе, держа в руке стил для записей, а на коленях – открытый блокнот.
Он уже поужинал. Я увидела поднос с тарелками, которые ждали, когда их уберут. Он довольно часто ел раньше, чем все остальные – чтобы после этого снова сосредоточиться на работе. Бутылка амасека возвышалась рядом с ним на маленьком сервировочном столике в компании крохотной фарфоровой чашечки-наперстка с тоненькой изящной ручкой. Время от времени ему нравилось пропустить немного амасека. И, думаю, это была его единственная слабость. Он не использовал никакие другие одурманивающие вещества – даже папиросы лхо, к которым испытывала пристрастие Мэм Мордаунт. Мы никогда не видели, чтобы она курила их – но чувствовали запах от ее волос и платья.
- Как все прошло сегодня? – поинтересовался он.
Я рассказала все, стараясь не упускать ни единой подробности – впрочем, я не упомянула ни Слепошарого Вояку, ни встречу с Сестрой Бисмиллой, полагая, что это вряд ли будет представлять для него интерес. Я говорила о торговом доме «Блэкуордс», стараясь показать, что полностью поняла задачу, которая была на меня возложена. Старый бизнес семьи, которая владела «Блэкуордс» - торговля тем, что они называли «предметами для коллекционирования», предполагал приобретение множества необычных артефактов, пусть даже через некоторое время их передавали покупателю. Ордос уже давно полагал, что они торгуют запрещенными предметами. Целью моего задания было выяснить, является ли такая торговля преднамеренной, или ее ведут лишь по недосмотру – и определить, какую опасность могут представлять эти предметы. Я знала, что в облике Лаурели Ресиди буду посещать их еще несколько дней, проверяя их операции и товары под предлогом формирования портфолио для эксцентричного и богатого коллекционера с другой планеты.
Выслушав мой подробный рассказ, Секретарь кивнул и сделал несколько заметок в блокноте. Он задал несколько вопросов, самым странным из которых стал:
- Тебя кто-нибудь заметил сегодня?
Вопрос застал меня врасплох. Если мы понимали, что нас выследили, или что за нами наблюдают во время задания – мы были обязаны сообщить об этом.
- Нет, сэр, - ответила я.
- Может быть, по дороге на задание, или обратно? – спросил он.
- Нет, вообще ни разу.
Он кивнул.
- Есть какая-то причина, по которой вы об этом спрашиваете? – произнесла я.
Он покачал головой и кашлянул. Я услышала странный, потрескивающий звук. Это было его особенностью, отличительной чертой. Точнее – его единственной отличительной чертой.
Самым подходящим определением для Секретаря было – «обычный человек». Насколько я могла определить «на взгляд», ему было около пятидесяти, он был среднего роста, обычного телосложения, с ничем не примечательным цветом волос, незапоминающимися глазами и самым обычным лицом. Он носил темные костюмы, его голос всегда был ровным и негромким. В нем не было ничего запоминающегося или привлекающего внимание – кроме, конечно, его беспорядочной коллекции блокнотов.
И его кашля.
Не думаю, что кашель был следствием какой-то болезни. Скорее, это была нервная реакция или привычка. Просто время от времени он прочищал горло. Но, когда он делал это, кроме обычного покашливания слышался другой звук – залегавший ниже, звучавший, словно эхо или тень. Потрескивание. Я не могу подобрать другого слова: колючее потрескивание, словно помехи, которые можно слышать в сигнале вокса, как статические разряды, как звук от сминания чего-то очень сухого и хрупкого.
