Дмитрий Матяш - Выход 493
В голове коллоны громоздился «Чистильщик». Смешно сказать, бывший трактор Т-150 о котором нынче напоминала в общих чертах только форма кабины. Нагоняющий ужаса клин был шире и острее, чем у «Монстра», стекла также забраны под решетки, с крыши всматривался вдаль, слегка покосившись, ствол пулемета. Но главное назначение самой большой машины кортежа, заключалось в том, чтобы тянуть за собой так называемый «Форт» — некогда обычный пассажирский вагон, которого, разумеется, полностью переделали для дальних рейдов. Вместо железнодорожных колес поставили шесть пар тракторных громадин, стекла зарешетили, купе с раскладными койками убрали, разделив освободившееся пространство на семь отсеков, в которых хранились и склад боеприпасов, и топливо, и провиант, а также разместили мед- и ремблоки с кое-какими запчастями ко всем машинам.
Без преувеличения можно было сказать, что эта машина, с четырьмя пулеметами на крыше, являлась наиболее укрепленной передвижной цитаделью из всех, что до этого были и, наверное, будут в Укрытии. Конструкторы потратили не один год, превращая громоздкий образец сельхозтехники в самую мощную боевую единицу. И можно с уверенностью заявить, что им это удалось — «Чистильщик» тянул многотоннажный «Форт» с такой легкостью, будто тот весил не больше пуховой подушки, и при этом мог развивать скорость до восьмидесяти километров в час. Что правда, брикеты сухого топлива при такой скорости в его топливной системе испарялись как газ из разбитой зажигалки.
На крыше «Чистильщика», свесив ноги и уже ни от кого не скрывая своей оригинальной прически, сидел Бешеный. Перед ним, внизу, собралось в общей численности где-то около двадцати человек, начиная с Андрея, две недели назад впервые заступившего в наряд на северную заставу, и заканчивая семидесяти шестилетним Василием Ивановичем, бывшим членом военного совета.
— Э-э, мужики! Значит, слушай меня сюда, — обратился Бешеный к утихшей при его возникновении гурьбе. — Обращаюсь к молодняку, у кого это первый вояж. Готовность двадцать минут. Проверьте экипировку, проститесь с родными стенами, поцелуйте на прощание родителей, напишите завещания, — толпа ожила, улыбнулась. — Начальник экспедиции, многоуважаемый товарищ Крысолов, проведет с вами последний инструктаж через пять минут. Хотя от себя я, пожалуй, тоже скажу кое-что. Старайтесь запомнить все с первого раза, чтоб потом не переспрашивать и не тормозить по ходу дела. Итак, первое, — он загнул мизинец на растопыренной ладони, — неукоснительно слушать приказы старшего на борту. Каждый знает, кто у него старший? — Все одобрительно закивали. — Не самовольничать, не делать шагу даже без соответствующего приказа. Второе, — загнул безымянный палец Бешеный, — во время движения находиться на своем месте. Боевой пост — кто будет у орудий — не оставлять ни при каких обстоятельствах, а те кто не на посту, по борту просто так не шариться. Время для отдыха — отдыхайте, цените каждую свободную минуту, не занимайтесь херней. Третье. Стрелкам — палить только по мишени и только наверняка, с ближнего расстояния. Патроны с целью «отпугну, может, убежит само» не расходовать! Замечу, что расстреливаете небо или землю, пеняйте на себя! Четвертое, — он загнул указательный палец, — при вынужденной высадке, четко следовать инструкциям и приказам. Шаг влево, шаг вправо — прикладом по затылку. Это как минимум! Пятое, — правая рука сжалась в плотный кулак, — и самое главное — не тупить. Это не экскурсия в ботанический сад.
Бешеный поводил головой, пытаясь заглянуть в лицо каждому присутствующему. В целом, набранная команда ему нравилась. Ясное дело, что лучше было бы набрать отменных здоровяков, опытных, смекалистых сталкерюг, с которыми не нужно было бы цацкаться по ходу дела и каждый раз говорить куда не следует лезть, чтобы не остаться без ноги, и от чего держаться подальше, чтоб не вскипели мозги. Взяли бы хотя бы команду Топора или взвод вояк майора Семенова — у бойцов приличный стаж, с оружием всех типов знакомы, хоть то древний револьвер, хоть гаубица, тактикой борьбы с разным тварьем владеют, но… как объяснил Стахов, проводивший отбор вместе с Тюремщиком и Крысоловом — молодых тоже учить нужно. К тому же Укрытие нельзя оставлять на салаг или, как военные сами их называли, «средняков». Родине, как говорится, нужны сильные.
— И вот еще что я хочу сказать, — Бешеный спрыгнул с крыши кабины на капот, блеснув атласными красными штанами, как-то по-обезьяньи зацепился за крепление для зеркала и соскочил на землю. На фоне невыразительной, серой толпы в поизносившихся, штопаных комбинезонах с кое-какой самодельной защитой, как всегда голый по пояс, с устрашающего вида татуировками, торчащим на голове ирокезом, он был похож на вырезанную из книжки яркую иллюстрацию, брошенную в дорожную пыль. — Даже не смотря на то, что у меня за спиной семь лет постоянных подъемов на поверхность, я не могу с уверенностью сказать, что там нас ждет в этот раз, — он прошелся вдоль строя, вернулся обратно. — Каждый раз там что-то меняется. Каждый раз что-то происходит не так, как это было в предыдущий. Наружный мир живет своей жизнью, нестабильной, изменчивой. Никто вам не даст гарантию, что то место, где мы легко прошли вчера, мы сможем запросто пройти сегодня. На эту тему можно говорить долго, но я не стану. Из меня вообще плохой оратор. К тому же только каждый из вас для себя знает, за каким чертом он записался в эту экспедицию, денег ведь вам за это никто не даст. И почетный титул не получите. И в случае смерти, мало кто оплакивать вас будет. Да и кто узнает? Эта хрень, — он постучал пальцами по обшивке кабины, — успеет отвезти нас на достаточно далеко, прежде чем мир начнет нас забирать один за другим! Посему у меня к вам один единственный вопрос: вы готовы к этому?!
Реакция была однозначной.
Бешеный довольно кивнул, отвел руки за спину и вытащил свое оружие. Подняв вверх обе руки с зажатыми в них огромными ножами с прямыми лезвиями, он, словно выполняя заключительную часть ритуала, перекрестил их над головой и, сделав ужасную гримасу на лице и обнажив в зверином оскале свои белые зубы, выкрикнул:
— Кай-йа-а-а-а!!!
* * * *Так уж выпала карта, что в состав экипажа «Монстра» попали и Стахов, и Коран, и Андрей со своим рыжим напарником. И если у последних просто грудь распирало от гордости за себя, и глаза горели в предвкушении новых открытий и новых постижений, Стахову с каждой секундой становилось все тягостнее, все тоскливее на душе. Будто покинул он не самую опасную заставу, из которой ему часто приходилось выносить трупы сослуживцев, не зная как после этого смотреть в глаза их семьям, а блаженное место под солнцем, райский уголочек с белыми барашками набежавшего прибоя, морским песком, пальмами и танцующими мулатками. Как на том рекламном буклете, что тридцать лет назад его в сердцах выбросил в урну какой-то полнотелый политик, осознав, видать, что в то счастливое место ему уже попасть не удастся. Но к которому будет тянуть всю оставшуюся жизнь.
Примерно то же переживал и сам Стахов, задержавшись у трапа, изо всех сил борясь с непреодолимым желанием обернуться, взглянуть на тех, кто провожающе смотрит им в спину. Попрощаться бы…
Нет, никто не прощается, никто не рыдает, никто не говорит никаких слезных речей…
Но сердце у Ильи Никитича отчего-то сжалось. Вспомнилась вдруг Ольга, такая милая, такая нежная, такая красивая, и голос ее мелодичный вспомнился. Она бы не разрешила ему конечно. Да и сам он не смог бы ее оставить. Но ее ведь уже давным-давно нет, он иногда и как выглядела она с трудом припоминал, а сейчас вот вдруг вспомнилась. Так четко стали видны ее черные, цвета воронова крыла волосы, собранные сзади синей лентой, более светлого оттенка, чем ее униформа, серые глаза, излучающие доброту и радушие, и ее улыбка, искренняя, открытая… Так вспомнилась, будто он только что ее видел, будто присутствовала она где-то здесь, средь провожающих людей, стояла позади и молча смотрела ему вслед радостно и печально одновременно, не скрывая боли и переживаний.
С тех пор, как ее не стало, смысл его жизни сосредоточенно замкнулся на заставе. Там был и его дом, там он надеялся найти и свою смерть. Но в тот день, когда Тюремщик сказал свое последнее «кое-что», кое-что поменялось и в жизненном устое Ильи Никитича. И с этим он не смог бы больше жить, отправься экспедиция без него. И вот теперь он здесь.
Экипаж «Монстра» состоял из шести человек, четверо из которых находились в самой машине, включая Бешеного и его напарника Тюремщика, один дежурил в Базе-1 и один в Базе-2 — на «хвостовом» пулемете. И хотя все базы между собой были соединены, «одиноким стражникам» — так называли дежуривших в базах — по инструкции запрещалось покидать свои посты и даже разговаривать между собой.
Как раз на Базу-2 и был на первых двенадцать часов выставлен «одиноким стражником» Стахов. Он вызвался туда сам, подумав, что одиночество на какое-то время спасет его душу от ненужных бесед и избавит от назойливых перешептываний и любопытных взглядов юнцов, впервые покинувших подземелье.
