Валентин Холмогоров - Третья сила
Существовали и другие причины избегать людей. В первую очередь, мешали жить сектанты. Среди возникших в последнее время религиозных течений фигура вашего покорного слуги пользовалась нездоровой популярностью. Еще бы: единственный человек, общавшийся – если можно употребить этот термин – с главой всех чужаков! Большая часть фанатиков меня проклинала на все лады, меньшая считала Посланником Божьим, Исполнителем Воли Его (все с больших букв, в точности как в попавшейся мне однажды на глаза брошюрке). Злобный предложил другой вариант. По его классификации сектанты делились на две категории – активные и пассивные. Первые писали письма, устраивали демонстрации, посылали бомбы по почте и делали тому подобные занятные вещи. Вторые просто молились статуям Аскета или сжигали его чучело на кострах. По понятным причинам первая категория волновала меня куда больше. За свою жизнь я не боюсь, иное дело – Светка. Ее уже дважды пытались похитить.
Светка… В последнее время у девчонки появились проблемы, обычные в подростковом возрасте. Заботу о своей безопасности она воспринимала как диктатуру – и бунтовала. Недавно ей исполнилось шестнадцать, девочка решила, что стала совсем взрослой. И внезапно обнаружила, что ей по-прежнему приходится отчитываться о планах на вечер или считаться с тем, что ее друзей проверяют безопасники. Должен признать, глупости она делала редко и в целом понимала особенности своего положения, однако иногда срывы все-таки случались. Последний произошел вчера – она внезапно отправилась с компанией своих приятелей в Питер, никого не предупредив, о чем мне незамедлительно сообщила по телефону встревоженная охрана. Следует отдать девочке должное: своего телохранителя Света обвела вокруг пальца весьма ловко, есть повод гордиться таким воспитанием. Маячок с ауры снимать не стала, найти ее легко, но вот мобильник выключила. Можно сказать, сейчас я еду, чтобы присмотреть за ней. Особых поводов для волнений нет – девочка незаметно для себя стала псионом четвертого уровня, а жесткое мужское общество, в котором прошло почти все ее детство, сформировало твердый характер и дало массу полезных, хотя и опасных для окружающих навыков. Если бы не занявшаяся ее воспитанием Белоснежка, вполне мог бы вырасти пацан в юбке.
В Светкиных эскападах есть и моя вина. Хотел как лучше, а вышло как всегда. Отдал в обычную школу, рассчитывая, что у нее появятся друзья-сверстники, и не учел присущего маленькому псиону особого взгляда на мир. Дети ведь обезьянничают, всех, кто не из их стаи, стараются как-то отогнать, подколоть, установить невидимый барьер. Ну, обижать девочку, выросшую на военной базе, довольно сложно и чревато неприятными последствиями, но друзей у нее так и не появилось. Запретил учить Свету знакам, не желая вкладывать в руки ребенка оружие и надеясь привить интерес к безопасной медицине, – тоже ничего хорошего не вышло. Она попробовала заниматься сама, причем в подражание мне интерес проявила к ментальной сфере. Пришлось пристроить ее к Коробку испытателем, чтобы не лезла, куда не надо. Всерьез ее обучением я планировал заняться годов с восемнадцати, после окончания школы. До тех пор она работала на полставки в институте кем-то вроде универсального тестера по широчайшему кругу исследований, причем не знала, что каждый эксперимент согласовывается со мной. В результате сейчас Света ориентируется в мире псионики едва ли не лучше меня, за счет проверяемых методик раскачала оболочку и недавно достигла четвертого уровня, но ни в одной области не является специалистом. Иными словами, нахваталась всего по верхам.
За размышлениями я почти не заметил, как перрон бесшумно покатился прочь и поезд, понемногу набирая скорость, устремился в сгущающиеся сумерки. Хорошая тут звукоизоляция: пресловутого стука колес почти что и не слышно. Сидящая напротив девушка склонилась над газетой, разгадывая кроссворд, и лишь изредка косилась в мою сторону, по-прежнему испытывая легкое внутреннее беспокойство. Я смежил веки: для того чтобы контролировать обстановку вокруг, зрение совершенно не обязательно. «Не видно ни… Три буквы…» – достигли моего сознания отголоски мыслей юной попутчицы. Те три буквы, которые приходили ей в голову, совершенно не вязались с уже записанным в соседние клеточки кроссворда ответом. «Три буквы… Не видно ни…» – «Зги», – отправил я ей короткий мыслеимпульс. Девушка встрепенулась и схватилась за карандаш.
Сон тренированным псионам почти что и не нужен: модифицированный организм прекрасно справляется с усталостью сам, однако три часа вынужденного безделья – слишком щедрый подарок для тех, кто умеет ценить собственное время. Впрочем, сегодня я не тороплюсь. Твердый мысленный приказ: пробудиться спустя ровно три часа сорок пять минут, – и сознание мгновенно погружается в вязкое, беззвучное небытие. Еще один маленький осколок времени вычеркнут из жизни навсегда.
Ровно в пять часов сорок пять минут утра я вернулся в мерно покачивающуюся на ходу реальность полутемного вагона. За окном разлилось серое предрассветное марево, в котором угадывался силуэт проносящегося назад леса, звук на мгновение изменился – поезд прошелестел через мост, – и вновь все стало как прежде. Девчонка в кресле напротив спала, запрокинув голову и трогательно приоткрыв рот. Я достал с полки сумку и, забросив ее на плечо, зашагал по проходу в сторону тамбура.
Окно открылось с заметным усилием, в лицо ударил влажный, наполненный туманом ветер, пахнущий сырой травой, пряной зеленью и немного – железнодорожным мазутом. День, похоже, ожидается пасмурным, жаль, не догадался захватить с собой зонт.
Пустынный перрон Московского вокзала понемногу заполнялся сонными пассажирами, кто-то шел, пригнувшись под тяжестью баулов, кто-то гулко грохотал по асфальту чемоданом на колесиках. Протолкнувшись между толпящимися под козырьком платформы таксистами и помятыми личностями, бормочущими себе под нос извечное «комната, недорого», я пересек просторный зал ожидания и вышел на площадь. Метро в этот ранний час еще закрыто, потому единственным шансом добраться до дома было поймать машину. Светало, однако холодный, пронзительный ветер нагнал откуда-то свинцово-серые тучи, при одном взгляде на которые становилось неуютно и зябко. На мгновение сосредоточившись, я заставил сердце чуть быстрее гнать по сосудам кровь, чтобы не замерзнуть на месте, и повернул в сторону Гончарной: опыт подсказывал, что гораздо быстрее и проще остановить попутку в стороне от шумного сборища прибывших на поезде туристов и жаждущих скорой наживы частников. Заодно и разомнусь немного.
За пять лет моего отсутствия город изменился до неузнаваемости. Вот этого дома раньше не было, а тут располагался продовольственный магазин, место которого занял теперь сверкающий зеркалами и хромом дорогой бутик. Я вспомнил, как когда-то уезжал отсюда, с этого самого вокзала, догонять отправившуюся в поход группу своих друзей – в поход, из которого не вернулся ни один из них, а для меня самого жизнь разломилась надвое, раскололась на «до» и «после». Казалось, с того дня прошла целая вечность. Я вспомнил проводника, отправившегося со мною на болота, где состоялась моя первая встреча с проникшей в наш мир тварью. Как, бишь, его звали? Кажется, Сашка? Да, Сашка. Надо же, имя совершенно вылетело из головы, а вот лицо накрепко отпечаталось в памяти. Вспомнился испуганный Даниил, прятавшийся от военкомата в охотничьем домике посреди леса и гораздо позже ставший волею судьбы талантливым целителем… Интересно, как он сейчас? Телефонные разговоры не всегда позволяют понять истинное состояние человека, особенно если он – псион и целитель, по роду деятельности прекрасно владеющий собой. Вспомнились месяцы напряженных тренировок, операции по зачистке Гнезд, смерть ребят и Светка, маленькая, потерянная, сидящая на пороге дома, в котором твари только что разорвали на куски ее родителей… Я пошарил в кармане, извлек оттуда мобильный телефон и вновь вызвал знакомый номер. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети…» Ладно, этот вопрос мы еще обсудим при встрече.
Насколько центр города казался нежилым и незнакомым в своем пестром наряде европейской столицы, настолько же привычной и патриархально-уютной выглядела родная Ржевка. По-видимому, время не властно над спальными районами. Расплатившись с угрюмым водителем синего «форда», я зашагал по влажной после недавнего дождя аллее к спрятавшимся за тополями бетонным девятиэтажкам.
Возле подъезда меня ждал сюрприз – свежеустановленные металлические двери и новенький, с иголочки домофон. Ключа, разумеется, не было, поэтому пришлось приложить к серебристому кругляшку считывателя большой палец: замок обиженно пискнул, и дверь приветливо открылась.
Скрипящий и грохочущий лифт неторопливо и с достоинством вознес меня на пятый этаж. Что ж, вот я и дома. Впрочем, дома ли? Я не был здесь лет пять, если не дольше, только квитанции оплачивал. Пока я рылся в сумке, пытаясь отыскать невесть куда подевавшиеся ключи, звонко щелкнула дверь квартиры напротив, и на лестничной площадке показалась седая старушка в шлепанцах на босу ногу и синем фланелевом халате, из-под которого торчал край ночной рубашки.
