Роман Глушков - Повод для паники
Я давно усвоил, что мне противопоказано заниматься философскими рассуждениями – голова начинает пухнуть от переизбытка мыслей, а настроение неизбежно ухудшается. К тому же после этого утомительного занятия всегда хочется перекусить.
Я с тоской посмотрел на выбитое окно спальни: действительно, пора бы задуматься не о философских вопросах, а о хлебе насущном, до которого требуется еще добраться. Второй этаж – это для реалера в «форсбоди» один легкий прыжок, а для обычного человека – приличная высота. Взять такую не получится даже с разбега. Поэтому придется поискать что-нибудь, что можно приставить к стене. Ландшафт-проектор? Маловат, да и хрупок – раздавлю, как пить дать. Вот мраморная тумба-подставка от него подойдет. Правда, тяжелая; лень ворочать ее, но зато сооружение будет возведено для многократного использования – неизвестно, сколько еще раз предстоит хаживать этой рискованной тропой. Тут уж волей-неволей улучшишь свою прыжковую технику – как говорится, не было счастья, так несчастье помогло.
Прежде чем хвататься за тумбу и корячить ее к стене, мне требовалось некоторая подготовка. Не в смысле разминка, а в смысле – такая, что была необходима перед физической работой человеку, выпившему много пива. В общем, кому знакома подобная ситуация, тот понимает.
И не припомню, когда в последний раз справлял малую нужду вне туалетной комнаты. Постыдный, откровенно варварский поступок, но с природой не поспоришь. Оглядевшись по сторонам и опасаясь не столько свидетелей, сколько их инфоресиверов, которые по закону подлости могли именно в эту минуту включиться и запечатлеть легендарного реалера за столь непотребным занятием (Сабрина бы душу Дьяволу продала за такую голографию для своего будущего музея), я пристроился за углом особняка и приступил к делу. Угрызения совести, что испытывал я при описывании угла, словами были неописуемы… уж извините за вульгарный каламбур.
Самыми опасными, однако и самыми захватывающими турнирами по реал-технофайтингу считались турниры категории «ретро». В них всегда использовалось оружие последних столетий эры Сепаратизма: оружие примитивное, неточное, стреляющее свинцовыми пулями посредством энергии сгорающего пороха. Меркуриевые «форсбоди» надежно оберегали игроков от попаданий кусков свинца, но сила пулевых ударов была такова, что сбивала с ног и оглушала даже закованного в бронированные доспехи человека. Само собой, что на ретро-турнирах нам, игрокам, приходилось быть особенно осторожными.
О ядерных ракетах и водородных бомбах мощностью в сотни килотонн я знал лишь понаслышке, поэтому коварнейшим оружием эры Сепаратизма считал не их, а длинноствольное, оснащенное оптическим прицелом приспособление для дистанционного убийства под названием «снайперская винтовка». Этот смертоносный агрегат, в отличие от большинства видов древнего вооружения, имел чертовски медленную скорострельность, зато обладал непревзойденной точностью. Попадание в голову из снайперской винтовки почти всегда оканчивалось травмой – тяжелым сотрясением мозга и растянутыми мышцами шеи – и надолго выводило игрока из строя. Я выстрадал это на собственной шкуре. Вовек не забуду проклятого снайпера Флинта из «Веселого Роджера», помявшего мой новенький меркуриевый шлем и испортившего впечатление от позапрошлогодних весенних турниров. Такие хитрые игроки, как Флинт, никогда не лезли в гущу сражения, но бывало, что зарабатывали за игру для команды куда больше очков, чем самые отчаянные штурмовики.
Реалера спасало от снайперских выстрелов только одно качество.
«Не надежда умирает последней, а реакция, – любил говаривать мой друг и наставник, ныне ушедший на покой ветеран реал-технофайтинга Ганнибал, и всегда уточнял: – Можешь похоронить все свои надежды, но если тебя даже за секунду до смерти уколоть иглой, ты вздрогнешь. Реакция – вот на что турнирный боец должен полагаться прежде всего».
Я накрепко усвоил совет Ганнибала и впоследствии убедился, что мой наставник был прав. Благодаря и хорошей реакции в том числе, Гроулер удерживал столько лет звание капитана команды «Молот Тора».
А вот сегодня профессиональная реакция сыграла со мной отвратительную шутку. Я уже застегивал ширинку, когда в доме напротив – стилизованном под старину особняке – из маленького оконца под крышей мне в глаза блеснул солнечный зайчик. Точно такой же зайчик, что отбрасывали на ретро-турнирах оптические прицелы неопытных снайперов, занимавших позиции лицом к солнцу.
Это уже потом до меня, пьяного, дошло, что я не на полигоне стадиума «Сибирь» и что причина появления солнечных бликов в окне соседского дома наверняка кроется в другом. Это потом я от души посмеялся над собой и своей хронической нервозностью. Но едва мои глаза уловили световые всполохи, исходящие с характерной для снайперской засады позиции, как, не успев опомниться, я ничком бросился на землю и, как был с расстегнутой ширинкой, перекатом ретировался за ближайшее укрытие – постамент ландшафт-проектора. И только после этого разразился потоками ругательств, но не в адрес соседей, а в свой собственный. Смысл моей самоуничижительной тирады сводился к одному: Гроулеру надо пить не пиво, а успокоительное. Причем такими же бочонками.
Продолжая браниться, я застегнул ширинку и, хмуро косясь на злополучное окно, поднялся на ноги. Даже когда на последнем турнире моя команда не вошла в тройку финалистов, я не испытывал столь глубокого стыда. Хотелось порвать мерзавца-соседа пополам и долго-долго втаптывать в землю его внутренности. Хотелось причинить ему еще много страданий, но в действительности я не мог даже плюнуть в его сторону. Не только потому, что считал себя культурным человеком (о вышеупомянутом инциденте умолчим – зов природы, исключительный случай). Просто сосед был в моем позоре совершенно не виноват. Что бы ни сверкало в его окне, это мои поступки выглядели по-идиотски, а оправдания им звучали бы еще глупее.
Существовал, правда, малоутешительный шанс, что вытворяемые мной глупости остались незамеченными в доме напротив. Но надежда на это растаяла уже через несколько секунд. Я с огорчением наблюдал, как окно, в котором только что сверкали блики, отворяется. Старинное двустворчатое окно с открывающейся вручную рамой! Меня это заинтриговало: я был наслышан историй о чокнутых любителях пыльного антиквариата, но вживую они мне пока не попадались. А тут вдруг выяснилось, что один из них проживает у меня прямо под боком.
Вот ведь как порой случается: отгороженные от Привычного Старого Мира ландшафт-проекторами и силовыми куполами, мы практически ничего не знали о тех людях, кто прятался даже под ближайшим пузырем. Общаясь посредством «Серебряных Врат» и Транс-сети с друзьями и знакомыми, проживающими от нас за тысячи километров, мы порой не считали нужным пройти сотню шагов от собственного дома, дабы познакомиться с соседями. Если предшествующую эру тотальных войн принято называть эрой Сепаратизма, то наше время потомки будут именовать не иначе как эра Парадоксов. Парадоксов во всем, но прежде всего – в человеческих взаимоотношениях.
Что я знал о своем ближайшем соседе? Да ничего. Ни его имени, ни имен членов его семьи. Я даже лиц их никогда не видел, хотя с большинством живущих в округе сограждан так или иначе сталкивался по пути к инскону. К примеру, Гертруда Линдстром встретилась мне сегодня не впервые, правда, вспомнил я об этом не сразу. Виделись мы уже, госпожа Линдстром. Год или два назад, но виделись, так что мое лицо знакомо вам не только по скандальным репортажам о жестокостях современного спорта.
Окно соседнего дома распахнулось, и в нем нарисовался низкорослый, в меру упитанный человечек, коему на вид можно было дать лет шестьдесят. Мне сразу бросилось в глаза, что пожилое лицо человечка выглядело непривычно естественным: морщинки, красноватые пятна на лбу и щеках, маленький второй подбородочек, свалявшиеся волосы, только по этому признаку выказывающие свою натуральность – искусственные имплантанты никогда бы не спутались в таком беспорядке. Сосед явно пренебрегал многочисленными услугами по омоложению внешности, какими в наш век не пользовался лишь самый недалекий и ленивый пенсионер. Был ли мой сосед ленивым и недалеким, я пока не ведал, но то, что он – человек со странностями, я догадался еще до того, как он произнес первую фразу. Когда же он заговорил, я лишь укрепился в своих догадках.
– Добрый день, капитан Гроулер! – выкрикнул сосед, зачем-то отвесив мне полупоклон, от которого, как мне показалось, едва не выпал из окна. – Извините, что поставил вас в неловкое положение! Надеюсь, вы не держите обид на глупого старика?
– Издеваетесь: «добрый день»!.. – прорычал я, все еще чувствуя в душе неприятный осадок. – Я таких добрых дней в жизни не видел!
– Что вы, что вы! Никоим образом не издеваюсь! И в мыслях не держал! – испуганно замахал руками сосед, честно говоря, еще далеко не старик. – Желать кому-то доброго дня – это… э-э… такая древняя традиция. Знаете, в те века, когда люди не обладали персон-маркерами, так они обращались друг к другу при встрече. Замечательная традиция, смею заметить, молодой человек. К сожалению, давно утрачена. И не только она. Была и такая, согласно которой каждый воспитанный человек обязан желать другому при встрече здоровья…
