Константин Кривчиков - Хроники ада
– Да видел я ее. У нее задница шире нашего УАЗа.
– И чего? Хорошей женщины должно быть много. И готовит она…
– Заткнись, а? – оборвал Варнаков. – Ну-ка, Михалыч, притормози.
Водитель Михаил Стеблов сбросил газ и, выехав на обочину, остановился. Колян смотрел на темные окна заброшенной «хрущевки»; сгущались вечерние сумерки; потихоньку накрапывал дождь. Он сам не понимал причину внезапного беспокойства. Вдруг резко и больно сдавило грудную клетку, словно при стенокардии. Варнаков, невзирая на неполные тридцать лет, уже знал, что это за зверь, – прихватило на следующий день после Скачка в июне прошлого года, когда поступила информация о гибели родителей и младшей сестры. Так прихватило, что понадобилось «скорую» вызывать.
– Ты чего, Варнак? – удивленно спросил Матющенко.
Колян медленно выдохнул и снова вздохнул. Нет, сердце билось нормально, и боли под грудиной уже не чувствовалось. Не стенокардия, значит. Но непонятная, иррациональная тревога не уходила – такая же, которая возникала при встрече с аномалиями в Зоне. Вроде и не видно ничего, и на первый взгляд все обычно и спокойно, но холодеет внутри и тянет нездешним сквозняком. Васька Гуреев, друг детства, с которым ходили в один класс, сравнивал это с могильным холодом. Васька еще пацаном, до поступления в Рязанское военное училище, помогал отцу копать на кладбище могилы и понимал, о чем говорит.
Нет больше Васьки – сгинул без следа в Зоне дней десять назад. Ушел сопровождать по приказу Олисова каких-то мужиков из спецслужб и пропал. Тела двух силовиков позже обнаружили ребята из спецназа военной полиции, а вот Ваську так и не нашли.[13]
– Колян, ты заснул, что ли? – вернул в реальность недовольный голос Матющенко.
– Еще нет. Вон видишь, там, в окне, вроде огонек мелькнул.
– Ну и чего? Сам знаешь, тут почти на каждом углу наркоманские притоны. Пусть ими наркополиция занимается. – Матющенко не скрывал недовольства. – А у нас пятнадцать минут до конца смены, у Ритки уже ужин стынет. А то, хочешь, заваливай ко мне. Нонку позовем, посидим.
Варнаков не отреагировал на бубнеж напарника. Тревога не оставляла. Теперь она превратилась в боль, которая накатывала волнами из окон первого этажа. Колян физически ощущал, как боль пульсировала где-то там, в глубине темнеющих окон, будто раскаленный уголек, и стреляла ему в виски. Он суеверно тронул на правом запястье браслет из «черных брызг».
– Выходим и осматриваем подъезд, – сказал Колян. – Игорь, ты со мной. А ты, Михалыч, останься у машины.
– Варнак, да ты чего? – возмутился Матющенко. – На хрена нам это сдалось?
– Для кого – Варнак. А для кого – младший лейтенант Варнаков, – отрезал, как топором отрубил, Колян. – Оружие на изготовку, товарищ старший сержант.
Ругаясь под нос, Матющенко вылез из машины, со злостью хлопнув дверцей. А Коляну снова показалось, как в угловом окне мелькнул свет. Фонарик? Или керосиновая лампа?
Из этих домов в карантинном районе жителей выселили еще в начале девяностых, когда начали возводить базу UFOR. Их давно обесточили, чтобы не привлекать наркоманов, бомжей и прочий сомнительный и криминальный элемент. Однако «элемент» всё равно приспосабливался, устраивая притоны и «малины»: особенно в теплое время года. А для освещения использовал все достижения цивилизации, начиная со свечек и заканчивая стационарными аккумуляторами. Но аккумуляторы, в основном, применялись в публичных домах низшего разряда, которые «крышевали» полицейские на пару с бандитами. Такие точки патрульные знали наизусть и никогда туда не совались – зачем вредить бизнесу коллег? Здесь же, судя по всему, находился обычный наркоманский притон, которые летом плодились, как грибы. Иногда их шерстили – при плановых облавах для поднятия отчетности. А в остальное время смотрели сквозь пальцы – кому они нужны, эти наркоши, кроме несчастных родителей? Вот если гробанут кого, тогда иное дело. Тогда можно и на «висяки» раскрутить – для поднятия той же отчетности.
Так что Игорь был, в сущности, прав. Не стоило бы сюда лезть, тем более под конец дежурства. Но импульсы тревоги и боли, острыми иголками колющие в виски, не оставляли места для рациональных рассуждений. Варнаков на глазах превращался в «универсального солдата» – так происходило с ним всегда, когда он ощущал большую опасность.
Они прошли по тротуару и свернули к подъезду.
– Стой здесь, у дерева, – приказал Варнаков. – Я вход проверю.
– Да заколочено же, – пробурчал Матющенко. – Видишь доски?
Тучи затянули небо, нагоняя темень. Дождь усиливался. Колян, не реагируя на ворчание напарника, медленно направился к подъезду. Мозг механически фиксировал детали. Крыльца нет – лишь невысокая бетонная ступенька. Дверной проем крест-накрест заколочен досками. Окна расположены низко, на высоте головы взрослого человека; с левого от подъезда окна – в котором Варнаков минутой раньше заметил мелькнувший свет – доски сорваны, а стекла в рамах разбиты; у стены несколько деревянных ящиков. Видимо, поставив ящик на ящик, когда-то залезали в окно, но сейчас ящики валялись в беспорядке.
Колян остановился у подъезда и потянул на себя одну из досок. Она со скрипом, медленно и тяжело, подалась навстречу вместе с дверью. Предчувствие не обмануло – доски держались не на косяке, а на двери, создавая иллюзию заколоченного входа. Колян уже собрался рывком распахнуть дверь, но что-то его остановило. Он не видел, что происходило внутри, но непроизвольно отшатнулся к стене, замер и прислушался. Вроде тихо.
Варнаков обернулся, оценивая позиции остальных патрульных. Стеблов, небольшого роста крепыш, стоял около УАЗа – как и велел командир. С выступающим животиком, неуклюжий, водитель издалека смахивал на медвежонка – один к одному мишка косолапый. Но Колян уже успел убедиться в том, что ловкости и сноровки Стеблову было не занимать. И службу он тоже знал – в отличие от разгильдяя Матющенко. Вот и сейчас тот, вместо того чтобы контролировать ситуацию, прикуривал сигарету.
Колян выразительно помахал Матющенко кулаком. Игорь, заметив жест командира, с демонстративной неторопливостью поправил ремень автомата. И, продолжая держать сигарету в зубах, уставился куда-то на окна второго этажа. Вот ишак! Нашел из-за чего обижаться. Ужин у него, видите ли, стынет.
Варнаков сосредоточенно поправил браслет – эта привычка появилась у него больше года назад и постепенно превратилась в примету – и только затем, держась за конец доски, приоткрыл дверь. И сразу же из темноты подъезда лупанула автоматная очередь.
– Ох ты… – неразборчиво всхлипнул Матющенко.
– Прикройте меня! – крикнул Колян.
В подъезд соваться было глупо, и он решил зайти с фланга. Подтащил к окну ящик и, забравшись на него, вслепую полоснул из АКС в проем рамы. Запрыгнув после этого в комнату, услышал дикий вой, перемежаемый матом, и, включив фонарик, увидел на полу окровавленного мужика с выпученными глазами. Накачанный биток с бритой головой совсем не походил на мирного заложника или утомленного жизнью наркошу. Поэтому Варнаков, не тратя времени на размышления о милосердии, припечатал «голосистого Кивина» ботинком в голову. Удостоверившись, что клиент отключился, выскочил в коридор, и в этот момент кто-то выстрелил в него из кухни. Пуля обожгла левое плечо. Колян упал на пол, перевернулся и, прячась за косяком, дал очередь. В ответ хлопнул пистолетный выстрел.
«Эх, гранату бы сюда!» – мелькнула мысль. Палец лежал на спусковом крючке, но, услышав звон разбиваемого стекла, Колян решил выждать несколько секунд. Затем снял с головы форменную бейсболку и мягко закинул ее в кухню. Кепка шлепнулась на пол, ничем не потревоженная. Варнаков прислушался и, прижимаясь к стене, проскользнул на кухню. Из разбитого окна пахнуло вечерней сыростью. Приглядевшись, он заметил мужчину, убегающего через заросшую бурьяном детскую площадку. Вот ты где, урод! Вскинув ствол автомата, прицелился и срезал бегущего выстрелом. Одним. В голову. Что бы люди ни говорили, а мастерство – не пропьешь.
Стало совсем тихо. Он вернулся в коридор и, открыв дверь в совмещенный санузел, посветил фонариком. В ванне, небрежно брошенные друг на друга, валялись три трупа: два парня лет восемнадцати – двадцати и совсем молодая девчонка лет шестнадцати. Судя по специфическому внешнему виду – опустившиеся наркоманы. Все убиты выстрелом в затылок. Варнаков крякнул и включил рацию:
– Игорь, как дела?
Вместо Матющенко через несколько секунд отозвался Стеблов:
– Коля, Игорь убит.
– Черт! Черт… Михалыч, ты уверен?
– Да, наповал. В шею попали.
– Подкрепление вызови.
– Уже вызвал.
– Хорошо. Да, и «скорую» тоже.
– Есть раненые?
– Наверное, есть.
Он стоял в коридоре и не мог сосредоточиться. Все с самого начала поехало не так. Совсем не так. Если в притоне находились бандиты, зачем они открыли огонь по полицейским – они что, совсем рамсы попутали? Хотели скрыть убийство наркоманов? Но зачем было их убивать? Они и так ходячие трупы. Чем-то помешали, не вовремя подвернувшись под руку?
