Михаил Михеев - Песец подкрался незамеченным
— М-дя… А если я тебя обману?
— Ну, тут все просто — я ведь врач. Поставлю пси-блокировку на твои мозги. Такую, чтобы ты не мог нарушить конкретного слова, которое ты мне дашь. Больше ничего, поверь. Но твоих товарищей вытащим только после этого. Ну а не договоримся — просто сниму стазис-поле. До планеты я тебя доставлю, но к тому времени…
— Ладно, понял. Шантажируешь, значит? А если я тебе прямо сейчас головенку-то откручу?
— Не сумеешь. Вернее, голову-то открутить сумеешь, но стазис-поле отключится сразу после того, как я умру, это я предусмотрел. А потом и ты умрешь — я отдал соответствующие распоряжения центральному компьютеру. Меня-то сразу в реаниматор и откачают, а вот для вас это будет конец. И потом, я же тебе ничего плохого не предлагаю — подумай, ты от нашей сделки кругом выиграешь.
— Да понял я, понял, — устало вздохнул Ковалев. Ладно, давай обсудим детали…
Глава 4
Когда сумерки за иллюминатором сменилась вдруг ярким солнечным светом, Сотников решил, что незаметно для себя заснул и проспал даже не до утра, а до полудня, однако почти сразу понял: что-то здесь не так. Эта мысль пришла в его неглупые, но порядком пропитые мозги довольно резво — сказалось, очевидно, полное и долгое отсутствие спиртного в пределах досягаемости. Рядом в таком же недоумении ворочались остальные.
Наконец кто-то, зло (а откуда быть хорошему настроению, если который день жрать нечего?) матюгнувшись, отодвинул люк и удивленно присвистнул. Остальные, кто еще мог ходить, полезли следом и по одному, неуклюже, начали выбираться из вертолета. Им было чему удивиться — вокруг вертолета была весна.
Да-да, самая настоящая весна, с пением птиц, набухшими почками на осинах, кое-где проклюнувшейся листвой, осторожно раздвигавшей прошлогоднюю хвою и полусгнившие листья молодой травой… Под деревьями еще лежал снег — плотный, потемневший, но на поляне его уже не было и даже земля немного просохла. Еще снег, совершенно белый, зимний, был под вертолетом, ну и на нем — но там он уже стремительно таял, стекая тонкими струйками воды. И на все это чудо сверху, с ослепительно-голубого неба, смотрел ярко-желтый шар Солнца.
Народ смотрел на случившееся выпученными глазами. Буквально секунду назад был холодный зимний вечер, снег и резкий ветер, в вертолете был дубак, а сейчас им уже было жарко в намотанных на себя слоях одежды, по лицам тек пот… Кое-кто уже расстегивал и даже снимал куртки, другие рассматривали траву, трогали ее, срывали, мяли в пальцах и даже пробовали на вкус все еще не веря в реальность происходящего.
— Ну что, мужики, как вы тут без меня? — раздался за их спинами удивительно знакомый голос. Сотников обернулся. «Наверное, это бред», решил он. Впрочем, остальные, похоже, думали так же — человека, одетого в необычную на вид, но явно очень удобную одежду, чем-то похожую на армейскую униформу, который стоял позади них, небрежно опираясь на искореженный обломок вертолетного хвоста, куце торчащий из фюзеляжа, никто из них увидеть живым не ожидал.
— Это что творится? — вместо ответа спросил кто-то.
— Это? Это весна, ребята, — улыбнулся Ковалев, окончательно выходя из-за вертолета. — Вы как, все живы?
— Джораев умер, — эхом откликнулся Пец.
— Хреново. Давно?
— Да почти сразу как ты ушел. Заснул — и не проснулся.
Ковалев вздохнул. Джораев, вконец обрусевший чеченец, был неплохим парнем. И работал неплохо, и понты, несмотря на свою национальность, не гнал. Да и в Чечне он никогда не был — в свое время его дед так и не вернулся из Сибири на Кавказ, родители бывали там наездами, у родственников, так что связи с родиной предков парень не чувствовал. Так что Ковалеву было искренне жаль парня, однако мертвым торопиться некуда — надо заботиться о живых.
Повинуясь незаметному мысленному приказу из-за его спины выдвинулись двое самоходных носилок, плавно перемещающихся на гравитационной подушке. Ничего сложного в управлении ими не было — надетый на голову Ковалева тонкий, почти невидимый обруч из практически прозрачного материала (Ковалев спросил Шера про него, но Шерр выдал только труднопроизносимое название полимера, из которого тот был сделан — в тонкостях механики он разбирался примерно как свинья в ананасах[11]), прикрытый волосами, на самом деле представлял из себя мощный компьютер. Точнее, по меркам империи, компьютер был как раз слабеньким — так, чисто утилитарная модель с набором простейших функций — однако Шерр клятвенно заверил, что его производительность в разы превосходит производительность самого мощного из имеющихся на Земле суперкомпьютеров. Какая-то иная по сравнению с земной система обработки информации и технологии, обгоняющие человеческие на тысячи лет, делала возможности вычислительной техники поистине фантастическими.
Так вот, этот компьютер, помимо прочего, являлся универсальной системой управления механизмами корабля. Интерфейс транслировался прямо в мозг, с мозга же считывались и команды. Ковалев попытался расспросить Шерра о том, как это делается, однако запутался уже через пять минут щедро пересыпанных мудреной терминологией объяснений. Результатами этой лекции для Ковалева стали только кратковременная головная боль и стойкое убеждение, что молодой врач и сам плавает в этом вопросе. Возможно, так оно и было, но выяснять это у Ковалева не было никакого желания, действует — и ладно.
— Так, мужики, кто может двигаться — идет туда, — Ковалев махнул рукой себе за спину. — Кто посильнее — помогите мне с ранеными, грузить их придется самим. Ну, чего встали? — Он нетерпеливо захлопал в ладоши. — Действуем, действуем.
Однако люди, видимо еще не оправились от шока, а потом к нему добавилось новое потрясение.
— Эт-то… Что… — заикаясь, выдавил один из помбуров со звучным именем Спартак, указывая пальцем за спину Ковалева. Нельзя сказать, чтобы он трусил — трусость этому человеку была вообще не свойственна, однако ошарашен он был изрядно. Похоже, потрясений для ребят на сегодня было многовато.
Ковалев обернулся и сплюнул. Позади него стоял транспортный бот с «Громовой звезды». Самый обычный такой транспортный бот — стреловидный, обтекаемый, отполированный, блестящий на солнце, как живое серебро. Прекрасная в своем совершенстве стометровая машина, будто сошедшая на эту Богом забытую поляну с экрана кинотеатра, из старого фильма о звездных войнах… Елки-палки, Ковалеву за прошедшие месяцы такие машины примелькались уже настолько, что он даже не подумал, каким шоком будет для его товарищей увидеть это чудо.
— Это то, что надо, — чуть резче, чем стоило, ответил он. — Мужики, некогда, некогда, давайте внутрь, там сидения, как в самолете. Заходите, пристегиваетесь… И помогите мне кто-нибудь, одному раненых грузить неудобно.
Однако, до погрузки на носилки раненых, обессилевших, получивших повреждения ног надо было еще вытащить их из вертолета. Выносить раненых людей через пассажирский люк… Ну, это неудобно и травмоопасно для самих выносимых, тем более что вертолет лежал косо и вылезать из люка было неудобно даже налегке. Створки грузового люка были заклинены, казалось, наглухо, однако Ковалев решил эту проблему походя — одним резким движением выворотил левую створку и отбросил ее в сторону. У тех, кто видел это, в очередной раз полезли на лоб глаза, но потрясением больше — потрясением меньше сейчас роли не играло. Легко запрыгнул внутрь, огляделся.
Видно в полумраке было паршивенько. Глаза, несмотря на щедрый дар корабельного регенератора, позволивший им видеть при нужде каждое перышко летящей в небе птицы, все-таки адаптировались к резкому изменению освещенности пару секунд. Впрочем, компьютер на лбу тут же, хотя его об этом и не просили, начал передачу в мозг видеоизображения, призванного заменить человеку в такой ситуации зрение. Все правильно, он был рассчитан на обычного человека, зрение которого адаптируется значительно дольше. Сделав мысленно пометку поменять настройки, Ковалев выключил надоедливую опцию и, убрав наконец мешающее и раздражающее удвоение, возникшее при наложении того, что он видел собственными глазами, и видеотрансляции, смог наконец осмотреться.
М-дя, ничего хорошего он не увидел. Неходящих было аж семь человек, среди них одна женщина. Ну, это согласовывалось с тем, что он уже знал, включая смерть Джораева. Однако, за то время, пока его не было (исключая те месяцы, которые все здесь находились в стазис-поле и не чувствовали течения времени) их состояние ухудшилось. Резкий запах давно не мытых тел и болезни, от которых Ковалев успел отвыкнуть, как молотком бил в ноздри. Похоже, что Шерр тогда со своим стазисом успел вовремя. Лучше бы он, конечно, установил поле сразу после того, как подобрал Ковалева, а не через неделю с лишним, но, как говорится, на безклевье и рыбу раком. Спасибо и на том, что вообще помог — совершенно не обязан был, если вдуматься.
