Юрий Корчевский - Броня. «Этот поезд в огне…»
– Ты только от Горбачево, станции, тебе известной, тихим ходом двигайся, километров двадцать. Если они мину установить успели, она сработает под платформой и паровоз не повредит.
– Слушаюсь.
– Бронепоезд будет ждать в Горбачево. От Белева однопутка идет, и как возвратишься, мы двинемся.
После маневров Сергей прицепил впереди тендера контрольную платформу, а спереди – теплушку с ремонтниками. Ехать решил задним ходом. Случись взрыв – тендер отремонтировать недолго, если осколками посечет.
Они добрались до Горбачево. Дежурная по станции, уже предупрежденная по телефону, дала указания стрелочникам, куцый состав проследовал без остановки и свернул с главного хода налево, к Белеву.
Сергей сбросил ход до пятнадцати – двадцати километров на скоростемере. Кажется, пешком можно обогнать. Но быстро ехать нельзя. Случись подрыв, паровоз мгновенно не остановишь, и он в лучшем случае сойдет с рельсов, а в худшем – улетит под откос. Паровоз весит 72 тонны без тендера, и ставить его на рельсы хлопотно и долго. А уж если перевернется – под списание пойдет: раму поведет, дымогарные и водогрейные трубы лопнут, потекут. Да и из паровозных бригад мало кто выживает в таких случаях. В будку сразу перегретый пар врывается и кипяток, бригаду постигает мгновенная смерть от массивных ожогов. Потому Сергей и осторожничал.
На контрольной платформе на стопке шпал лежал ремонтник – он осматривал путь. Увидит свежий гравий на насыпи – даст условный сигнал. Тогда остановка.
С поездов-вагонов и паровозов на ходу капает смазка, и гравий выглядит темным. При установке мины под рельс между шпал для маскировки ее присыпают сверху гравием. Но, как ни старайся, все равно потревоженный гравий будет выделяться светлым пятном на общем грязном фоне. Вот такие участки и высматривали. А еще – провода от рельсов, идущие в сторону от насыпи. Ведь мины могли быть как нажимного действия, так и с электрозапалом. Их применяли уже, и, значит, должен быть диверсант неподалеку, который замкнет цепь контактов. И после теракта надо уходить немедленно. Войска по охране тыла разворачивались после диверсии быстро, вылавливали всех и в лесу стреляли сразу, без предупреждения.
Бронепоездов Советским Союзом было потеряно много. Большинство – от действий авиации, меньшая часть – от артиллерийских обстрелов, но были и уничтоженные диверсантами. В 1941 году немцам удалось уничтожить 21 советский бронепоезд, в основном – старых типов, на которых воевали еще в Гражданскую. Они не имели зенитных платформ и были плохо бронированы. В 1942 году потери резко возросли, и погибли уже 42 бронепоезда. В 1943 – 2, а в 1944–45 годах – и вовсе ни одного. Научились тактике применения в условиях действия авиации. На каждом бронепоезде были как минимум две платформы с сильным зенитным вооружением – и не только с «максимами», но и с крупнокалиберными пулеметами «ДШК», зенитными автоматическими пушками. Кроме того, при отступлениях наших войск в 1941–42 годах бронепоезда зачастую прикрывали отход и уходили последними, фактически – были смертниками. Так что за полтора года – 41-й и 42-й – немцы выбили почти весь довоенный парк бронепоездов.
Начало смеркаться. Дозорный впереди поднял руку, и Сергей сразу применил экстренное торможение. На насыпь из теплушки высыпали ремонтники, с паровоза спустился Сергей. Под рельсом на первый взгляд – ничего необычного, но гравий светлее, чем лежащий рядом.
В отделении ремонтников был сапер.
– Так, состав отгоняем, и всем уйти.
Повторять два раза не пришлось, Сергей отъехал метров на сто назад. И так повезло, дозорный в сумерках успел заметить подозрительное место. Платформа не доехала до него каких-то пять метров.
Сапер возился долго. Потом поднялся с колен, держа в руке деревянную коробку. Это была немецкая мина с нажимным взрывателем. Благодаря внимательности дозорного взрыва удалось избежать.
Однако диверсанты оказались опытными и перехитрили их. Про свежий гравий они знали и поставили первую мину типично, так, что ее можно было легко обнаружить. Ее и обнаружили. А вот в десятке метров от нее поставили вторую, тщательно замаскированную. Осторожно сняли верхний слой гравия, отложили его в сторону, а после установки мины присыпали ее этим замазученным гравием, и внешне закладка ничем не отличалась от окружающего фона. И мину установили из новых, со взрывателем, имеющим кратность. Диверсант мог сам установить цифры – от одной до десяти. Один поезд или вагон мог проехать благополучно, другой… Поставил диверсант, скажем, семерку – вот седьмой вагон и подрывался. Тут уж никакая контрольная платформа не выручала.
В дальнейшем мины с взрывателем кратности применялись и в морском деле. По знакомому фарватеру шли суда – одно, второе, седьмое… А под восьмым – взрыв.
После удачного разминирования все расслабились, да еще сумерки в ночь перешли, и видимость резко ухудшилась. Кроме того, убитые диверсанты были бывшие русские, военнопленные, завербованные немцами. А руководитель группы, эстонец, уцелел. Он сам в свое время пришел к немцам, потому что яро ненавидел Советы. Диверсантом он был опытным, прошедшим не одну заброску в тыл и совершившим не одну акцию. Потерей своей группы он не был огорчен. Это было даже лучше, НКВД сочло, что группа уничтожена.
Эстонец был жесток, очень хитер и предприимчив. Он-то и заложил первую мину-обманку, придумав поставить рядом тщательно замаскированную, с взрывателем кратности.
И вот теперь он сидел в лесу в двух сотнях метров и наблюдал. Он понимал, что рискует, но сам хотел полюбоваться на дело рук своих, доложить высшему руководству об успехе. Успешная акция – это награды, премия. А он хотел купить домик с большим участком земли, чтобы после войны стать помещиком, поскольку в победе немецких войск он не сомневался. Немцы уже заняли значительную часть европейской территории СССР, кто их сможет остановить?
Вот и сейчас он сам видел, как русские нашли и обезвредили первую мину. Но он ждал продолжения, он вожделел кровавого спектакля. Короткий состав тронется, контрольная платформа минует мину спокойно, а под паровозом она взорвется – он сам ставил цифру «4» на взрывателе. Мина с таким взрывателем использовалась диверсантом впервые, и он не был уверен в результате, хотел увидеть все сам.
Паровоз тронулся без гудка, без прожектора, при подслеповатых фарах.
Диверсант знал место закладки. Вот по рельсам прошла платформа с запасными рельсами и шпалами – с дозорным впереди.
Эстонец затаил дыхание. Паровоз – отличная цель, русские их много потеряли при отступлении, да и самолеты «Люфтваффе» в первую очередь целились по ним. Встанет паровоз – обездвижится состав, и тогда делай с ним что угодно.
Взрыв прозвучал неожиданно и для паровозников, и самого диверсанта. Под второй ведущей парой колес, прямо под серединой котла, сверкнуло, раздался грохот. Контрольная платформа, абсолютно неповрежденная, прокатилась по инерции несколько метров вперед и остановилась. Паровоз же, буквально разорванный пополам по котлу на уровне песочницы, завалился одной стороной набок, но не упал. Из разорванного котла вырвалось облако пара, потоками хлынул кипяток.
Бригаде еще повезло. Сработай мина под следующей, третьей парой колес – разбило бы топку, и пар с кипятком хлынул бы в будку.
Взрывом бригаду оглушило. Василия немного контузило – мина была с его стороны. Из ушей помощника текла кровь.
Теплушка на рельсах устояла – ведь состав только тронулся и шел со скоростью пешехода.
– Это что было? – прокричал Виктор.
– Откуда мне знать? Взрыв!
Никто не понял сначала – снаряд ли прилетел издалека, бомба упала? Про мину и не подумали, ведь впереди паровоза неповрежденной прошла платформа.
Из будки паровоза выбрались через левую дверь. Паровоз имел правый наклон, и люди опасались, что он может в любой момент рухнуть и придавить их.
Даже в темноте Сергей, разглядев паровоз, ужаснулся. Железо котла было разорвано пополам, как кости, торчали трубы, журчала вода. Рама, мощная и крепкая, была скручена взрывом, как конфетный фантик. Было понятно – паровозу конец, никаким ремонтом его не восстановить! И счастье, что сами уцелели.
Сергею стало обидно. Контрольная платформа цела, теплушка – тоже. Тендер – и тот цел! А паровоз в утиль. Да еще и путь загородил. Теперь его или саперам подрывать, или другим паровозом под откос сталкивать. У него едва слезы из глаз не потекли. Он сжился с паровозом, как с живым существом, сколько месяцев на «Эрке» отработал. И вот теперь «безлошадный». Конечно, он будет числиться в бронепоезде, вполне вероятно – в боевой части. Но кем? Подносчиком снарядов? Военным специальностям он не обучен, стрелять только из винтовки умеет. К тому же машинисты в дивизионе бронепоездов, как и на гражданке, пользовались уважением. Все эти мысли вихрем пронеслись у него в голове.