Олег Верещагин - Никто, кроме нас!

– Не, правда, домой пора, – сказал он и заторопился к кунгу полевой кухни…

…Кисло, парень, дело не в тебе ли самом?Жизнь тяжела, как борец сумо,Пузом напирает, хочет выбить из круга на фиг…Не поддаться смури удается с трудом,Госпожа Удача позабыла твой дом,Видимо, ее колесница попала в трафик…

Тимка поднял голову, задумчиво посмотрел в потолок, пощипывая струны гитары. Пахло теплом и настоящим чаем, казачата лежали вповалку вдоль стены кунга на разбросанных одеялах и спальниках – головы-руки друг другу на плечи, двум девчонкам лучшее место – слушали…

Когда ты брел наобум среди толкучки людской,Хлебал, пугая судьбу, коктейль из пива с тоской,Ты мог ли думать – скажи? – что, бородат и лукав,Какой-то встречный мужик возьмет тебя за рукав,Скажет, прищурясь: «Ты ведь из наших.Здравствуй, казак!Здравствуй, казак!»

Каждый божий день все та же муть, что вчера,Вновь бензопилою завывает с утраЗлая жена, извергая опилки быта.Только все яснее слышно день ото дня,Как над горизонтом стременами звенятОгненные кони, серебряные копыта.

Плыла полярная ночь, стоял на бреге казак,Костры немирных чукоч ему глядели в глаза.Но сердце ведало путь, и разум был начеку,Луны прозрачная ртуть сбегала вниз по клинку,И голос пространства пел, узнавая:«Здравствуй, казак!Здравствуй, казак!»

Слышал я, что ты учился спать на снегу,Позже слышал я: ты вставил в ухо серьгу,И в один из дней, поутру, как гласит легенда,Как и полагается, ты встал в стремена,Всех, как полагается, пославши на…Хороша та сказка – без хеппи-энда…

И в амазонских лесах казак гулял наяву,И государев ясак возил с Камчатки в Москву,Сквозь вулканический пар алел нездешний рассвет,И золотой ягуар бродил по прелой листве.Время настало, сказка вернулась,Здравствуй, казак!Здравствуй, казак!»[30]

…В эту ночь началась массовая эвакуация американских солдат из портов Балтики и Черного моря.

Отряды «Боевых крестов» закончили зачистку Марселя от боевых групп мусульманских экстремистов; на улицах города насчитано более восьмидесяти тысяч трупов, жертв сентябрьской резни белого населения, устроенной ваххабитами.

Епископ Бильбао отец Саррагеша объявил Вторую Реконкисту начатой.

Войска Ирана подошли к столице Пакистана Исламабаду с юго-запада, индийские части – с юга.

Эпидемия оспы в Центральной Африке уничтожила остатки населения, окончательно превратив четверть континента в безлюдную пустыню.

Около знаменитой статуи Иисуса лидер угоистов Ангиер Пере Санчес призвал добровольцев к записи в ряды формирующегося для отправки на юг США, в Испанию и на Украину Корпуса борьбы с Дьяволом и подал пример, сложив с себя должность и вступив в ряды Корпуса рядовым бойцом; не все руководители угоистов одобряют решение своего экс-лидера…

– Вижу их, вижу, первый – вижу, я «Аэроказак», вижу османов…

Цепочка отступающих внизу посыпалась в стороны – как разорванные бусы; Петька Дорош вспомнил: до войны – ему пять лет – он обрывает мамины бусы, шарики скачут в стороны, в стороны… Ветер улегся, но на скорости воздух все равно хлестал в лицо, было морозно и солнечно… «Крылатая сотня», как всегда, выполнила задание – нашла врага на малодоступном даже для вертолета горном перевале.

«Бум, бум!» Вверх ушли две красные ракеты, выстреленные Илюшкой. Лобов сунул ракетницу в чехол и с азартным лицом развернул на турели РПК.

– Последний же вылет! – крикнул он в звукопровод. – Петь! Завтра же по домам развезут, давай напоследок!

– Давай! – крикнул Петька, подчиняясь пьянящему чувству победы, уже привычному.

«Как я буду без этого жить?» – подумал он, бросил «Аэроказак» вниз почти отвесно и перевел в бреющий – над самыми головами вязнущих в снегу турок.

Планер заколотило – Илюшка стрелял слишком длинно. Петька погрозил ему, не оборачиваясь, кулаком, развернул машину.

– Еще кружок!

Еще круг; Илюшка швырнул вниз пустой сдвоенный барабан, лязгнул затвором, перезаряжая РПК. На снегу – трупы и алые брызги, но и тех, кто бежит, еще немало. А вот и первые разрывы 152-миллиметровых фугасов…

– Все, уходим! – крикнул Петька, отворачивая в сторону…

…Господи, что у меня с руками, почему они не слушаются?

Как быстро летит внизу земля… снег – белый, чистый…

Мама, это все?..

…Когда через восемь часов, уже в сумерках, первые группы чезэбэшников добрались до перевала, то первое, что они обнаружили – валяющиеся тут и там сотни трупов турецких солдат, накрытых артиллерийским валом. Убирать их у турок времени не было.

Потом они нашли на склоне два дерева, к которым штык-ножами, загнанными в руки и ноги, были прибиты изрезанные, обезображенные тела. В них не сразу удалось узнать двух ребят из «Крылатой сотни». Вырезанные на груди большие кресты давно почернели от мороза, ямы на месте вырванных сердец скалились обломками ребер.

Для этого отступавшие нашли время. И это были – отчаяние и страх.

Командовавший передовым отрядом штабс-капитан долго стоял на тридцатиградусном морозе с непокрытой головой и шептал кощунственную молитву – молитву о том, чтобы мальчишки были мертвы в тот момент, когда попали в руки врагов…

…Никто не узнал этого точно – но, к счастью, так оно и было.

В грузовиках, увозивших ребят из «Крылатой сотни» по домам, не было ни Захара, ни Пашки Дорошей. Их просто не смогли найти – узнав о гибели брата, мальчишки бежали из расположения части.

Они вернутся в Упорную через два с половиной года, побывав аж в городе Триесте – кубанцы-пластуны братья Дорош.

Живые.

Можно не верить тому, что я скажу…

…Мне как подсказал кто-то эту фамилию – Дорош. И я вывел в рассказах трех братьев Дорошей – Петьку, Пашку и Захара. Я уже сделал наброски к этому рассказу, когда мне пришла очередная бандероль – Зинаида Павловна Красноок прислала мне набор открыток (кстати, совсем новое издание, 2006 года!) «Юные герои Кубани». Бросив рассказ, я стал просматривать открытки.

«ЖЕНЯ ДОРОШ», – увидел я на одном из листов…

…Я напишу тут о нем, хоть это и не в тему романа.

А впрочем – вру. В тему. Женя Дорош был двоюродным прадедом Петьки, Пашки и Захара. Я так хочу. Это будет справедливо и правильно.

Женя Дорош

Анна Васильевна Максимовская, классный руководитель 7-го класса средней школы № 66 города Краснодара, не узнавала своих воспитанников. Суровое военное время сделало их не по годам серьезными, взрослыми. Особенно среди ребят выделялся Женя Дорош. Обычно живой, озорной мальчишка, он теперь после уроков спешил на поле. Наравне со взрослыми работали семиклассники на полях родного колхоза.