Вектор: Жизнь и смерть - Никита Владимирович Чирков
Можно было бы возразить, сославшись на возможную невменяемость Альберта, обвиняющего его в каких-то немыслимых поступках. Можно было бы даже придумать новую ложь, превратив старую в правду, а то и вовсе отказаться от объяснений: никому из них он ничего не должен, все-таки что-что, а статус человека с иммунитетом делает его неприкасаемым. Но то ли на него подействовали все последние события, разделив которые со Светой он не только научился смотреть на свою уникальность более взрослым и ответственным взглядом, но и более не чувствовал себя в стане врагов, то ли, что, возможно, куда важнее, он понимает, каким человеком смог стать, и не хочет разочаровать давно усопшего наставника.
– Я взял его имя и фамилию, чтобы обезопасить себя. Выдав себя за журналиста, я бы снял все подозрения в причинах моего пребывания на Векторе. Да и вопросов, на которые пришлось бы ответить, несоизмеримо меньше, чем тех, которые буду заданы, объяви я свои настоящие имя и фамилию. Он сам попросил меня сделать это, потому что так я бы смог начать новую жизнь – а это было именно тем, чего он хотел для меня. Нормальная, новая жизнь, которой и не было никогда… Я не хотел убивать его, правда, не хотел – но это была его просьба, иначе он бы окончательно превратился в монстра, потеряв себя. Мы пытались создать лекарство из моей крови – но только замедляли его изменения… Получалось сдерживать почти три года. Но этого оказалось достаточно, чтобы он смог научить меня выживать, научить дисциплине, научить быть мужчиной и дать знания того мира, о котором я почти ничего не знал, как и не знал, зачем вообще мне жить дальше. Все, что я знаю и что умею, – это все благодаря ему… Портер стал для меня наставником, вторым отцом. Он прекрасно знал, насколько правда обо мне изменит мою судьбу, попади я в неправильные руки, поэтому хорошо поднатаскал меня. Если бы не он, то я был бы уже мертв, потому что, как оказалось, через полгода после моего пробуждения весь тот блок лишился электричества, а значит, и питания криокамеры. Так что после окончания резервного питания, которого хватило бы на пару месяцев, я бы умер, даже не узнав, что случилось. Портер дал мне новую жизнь, он спас меня. Мои родители работали здесь генетиками, как раз в тот период времени, когда весь этот ужас только подступал. Но уже были доступны образцы – и они решились сделать все, чтобы вылечить меня. Тогда мне было десять лет. Испытывая новый штамм, меня погрузили в криокамеру… Очнулся я уже здесь, в мире после жизни, где единственным человеком был Портер.
– Как тебя зовут? – аккуратно, даже сочувствующе спросила Света.
– Никита. Я на Векторе уже больше десяти лет… – Вот теперь эмоции начали выходить. Вытирая редкие слезы, он проявлял характер и держался. – Из которых семь… я не знал, сколько еще пройдет времени, прежде чем я встречу хотя бы одного живого человека, как и не знал, есть ли вообще хоть кто-то живой в этом мире, нормальный, как мои родители, как Портер. Много раз я… я хотел умереть очень много раз, потому что кроме звезд ничего и не видел, лишь существуя здесь, – ведь жизнью это назвать трудно. Я был ребенком, который остался один, брошенный всеми. Я уже и не помнил ни лиц родителей, ни нормальной, адекватной жизни. Я даже не помню, каково это – жить вне стен… На природе, к примеру, там, где есть ветер, тепло солнца или холод зимы…
Теперь ты понимаешь, Света, почему мне было плевать на всех, почему я хотел обычной жизни, которую заслужил… Наверное, не встреть я вас, недолго еще протянул бы. Ведь последние семь лет напоминали мне один и тот же день, несмотря на то, как много я читал, как много изучал и пытался все время себя занимать. Я порой не замечал течение времени, как и не замечал самой жизни, не раз задумываясь, что я все же умер и так мне придется провести всю жизнь, даже не зная, есть ли люди еще в этом мире… Ради чего мне, собственно, было жить, кроме обещания Портеру?
Никита вытер рукавом уже влажное лицо и посмотрел на Альберта, на удивление спокойного и смиренного, потом на Свету, выражающую большое сочувствие: она смотрела на него в оба глаза, чуть ли не готовая обнять.
– Ты дала мне понять, ради чего все это было – все это долгое и бесконечное скитание в стенах, за пределами которых я толком ничего и не видел. Мои родители смогли меня вылечить, смогли адаптировать. Возможно, это был долгосрочный план – тогда они еще те уроды. Но, скорее всего, я и то, что со мной происходило, – лишь случайность, которая обрела смысл только сейчас. Только, сука, сегодня… Поэтому не важно, как меня зовут, – важно лишь то, кем я теперь являюсь.
– Почему ты сразу не рассказал об этом?
– Да потому, что я не знал, кто ты и зачем здесь. Может быть, меня ищете, может быть, стараетесь возобновить всю работу Вектора. Я заметил вас еще в тот момент, как вы бежали из душевой. Сначала не верил в наличие людей, думал, что уже с ума схожу, держался на расстоянии… Но все же решил рискнуть – и не прогадал. Я легко вообразил, что отношение ко мне будет не как к человеку, а как к продукту исследований, ведь они же не могли быть зря? Кто-то же должен был вернуться за мной, чтобы проверить, что со мной. Но никого не было…
– Были еще такие же, как и ты? – спросил Альберт крайне холодно.
– Если и были, то я не знаю о них.
– А когда маленький был, не помнишь…
– В десять лет?! Что я могу помнить? Мне что, есть смысл скрывать это – или, может быть, иную выгоду смог найти? Вы же были у меня, видели все жесткие диски, древние КПК! Мы собирали все, что только могли. Я помогал ему чинить терминал связи, потому что мы не хотели менять дислокацию, а Портер очень хотел восстановить передачу файлов. То была наша надежда на спасение, потому что иного пути мы не нашли, как и другие способы связи с остальным миром, – как мы думали тогда. Его работа была целью жизни, но связь так и не получилось восстановить. Хотя он и убеждал меня в том, что мир вокруг нас есть, объяснить причину, по которой никто ему так и не ответил, Портер не смог. Потребовалось
