Наталья Игнатова - Последнее небо

Пять. Четыре. Три…

Все! Черт бы их всех подрал! Все!!! И по темному коридору к выходу. Туда, где небо. Где «Мурена». Земля еще не горит под ногами, но уже сейчас, уже…

Старт.

В великом множестве фильмов используются очень зрелищные кадры, когда герой — черный силуэт на оранжево-багровом фоне — сломя голову несется от ревущей пламенной волны. Жизнь спасает.

Зверь бежал навстречу взрыву. К ангару. Бежал так, словно снова убегал от огня.

Время вышло. «Мурена» не взлетит больше.

Куда попадают души погибших машин?

Глаза слезились от яркого дневного света, и Зверь успел улыбнуться забавному мороку. Ему показалось, что лопасти вертолета вращаются, все быстрее набирая обороты.

Рев двигателей он услышал мгновением позже.

Под глубоким морем, под высокой горойРой, моя подземная религия, рой-Значит, небо близко, если пальцы в крови.Жиденькие корни разрешенных надеждРежь, моя булатная религия, режь,Рви, моя звериная религия, рви!Стекла на глазах и ничего впереди,Но жди, моя гремучая религия, жди —Мало ль что возможно, когда кончится век.Языческий блюз иди космический бриз,Или восходящий кондор, не умеющий вниз-Вверх, моя небесная религия, вверх!

Растаял в «прыжке» и выскользнул в обычный космос боевой болид класса земля — орбита — земля.

Хохочущее пламя неслось по Цирцее, оставляя за собой спекшуюся, блестящую корку земли.

На гребне огненной волны человек и машина ворвались в распахнутое настежь небо.

И человек кричал от счастья, и ненависти, и страстного, невыносимого желания убивать. И машина вторила ему ревом. И небо вокруг смеялось и звенело, и бессильный огонь бесновался у подножия скал, в ярости пожирая себя самое.

Все так, как должно. И все будет, как будет. Хоть и не может быть так.

Невозможного нет.

Аминь!

Глава 6 РИТУАЛ

Люди — враги всех затруднительных мероприятий

Как они долетели до буровой, Зверь помнил. Помнил, что взрыв повредил «Мурену» и пришлось включаться в сложный организм машины, отдавая ей остатки сил. Хватило в обрез. Добрались. Сели. И все. Дальше — провал.

Поздней ночью Зверь проснулся и обнаружил себя лежащим на металлическом полу под шасси «Мурены». Машина дремала. Лопасти винтов, чуть обвиснув, черными тенями пересекали звездное небо. И море шумело.

Буровая.

Пилотское гнездо.

Зверь рассмеялся, протянул руку, ласково погладил холодную броню вертолета, свернулся в клубок и заснул снова.

Все закончилось.

Все еще только начиналось.

На ремонт «Мурены» должно было уйти дня три. Роскошная жизнь закончилась, запаса сил нет, и работать круглые сутки уже не получится. Следовало бы удивиться тому, как они вообще долетели. Но Зверь исчерпал свои способности удивляться, когда «Мурена» сама рванулась ему навстречу из ангара. Так что все остальное он воспринимал без эмоций. Ну, должны были разбиться. Ну, не разбились. Ну, непонятно, как это получилось. И что?

Три дня на ремонт.

Еще машину нужно было заправить и вооружить. И… усыпить. Вот почему лучше не удивляться. Не задумываться. Вообще ни о чем. «Мурена» проснулась, осознала себя. Обычное дело, но ни одна из машин, которые Зверь будил раньше, не была самостоятельна. И то, что сделала «Мурена», было… черт, это было неожиданным, нереальным подарком. Не потому, что она спасла Зверя. А потому, что такого полного, абсолютного единения с машиной у него не было никогда в жизни. Он умел понять неживое, мог почувствовать то, что чувствует машина, мог перевести это на человеческий уровень восприятия. И неживое точно так же чувствовало Зверя, чувствовало и понимало. По-своему. Но этот привычный диалог был лишь отдаленным подобием слияния двух душ. И душу машины придется усыпить. Так лучше. Для самой «Мурены» лучше, потому что Зверь уйдет, а она останется, и если она не заснет, ей будет… больно.

До сих пор тошно вспоминать об оставшемся на Земле болиде.

Ладно, хватит об этом. Хорошо уже то, что можно обойтись без тестов и работать наверняка.

В пилотском гнезде было все необходимое для жизни и людей, и вертолетов. Запасная база. Зверь обустраивал ее на всякий случай — от Цирцеи можно было ожидать любой гадости — и, честно говоря, никак не думал, что все это пригодится ему самому. Чтобы спастись от людей. Да и вообще, буровая — хорошее место. Она спит, но будить ее нет нужды, здесь и так все понятно и просто. Все-таки вышка построена отчасти руками Зверя, и отношения с самого начала сложились замечательные.

Итак, три дня на ремонт, а потом сигнал в новый лагерь. О неисправности. Лучше какие-нибудь мелкие неполадки с электроникой. На буровую пришлют Пенделя или Кинга, вертолет и пилота к нему. В компьютере машины найдется карта, где отмечено местонахождение лагеря. Два человека — два посмертных дара. Один, правда, почти полностью уйдет на восстановление формы, но тут уж никуда не денешься. Нельзя экономить на здоровье. Непорядок это, когда не то что шевелиться — дышать больно. Ноют все мускулы, даже те, о существовании которых и не задумывался никогда. Бардак. А вертолет, к сожалению, придется оставить на вышке. Может быть, потом найдется время перегнать его в ущелье. А если не найдется, так все одно — пропадать машине.

Да. И еще нужно вымыться, побриться и поесть.

Молиться будем позже.

Зверь не торопился. Неспешно ремонтировал «Мурену», оживал потихоньку сам, спал по шесть часов, а на третий день утром даже рискнул поесть по-человечески. И ничего, получилось.

Жизнь налаживалась.

Привычная, звериная жизнь, когда нет людей, когда вокруг только ровное дружелюбие неживого и небо совсем рядом. Еще на буровой были орудийные установки, что в понятия привычной жизни не очень вписывалось, но с системами защиты вышки Зверь сдружился, еще пока они жили тут с Готом. Хорошее было время.

Сейчас, впрочем, не хуже.

Наоборот.

Ремонт он закончил вечером, уже на закате, а потом сидел рядом со своей машиной и смотрел на медленно темнеющее море. Вертолет нужно было заправить, подвесить бортовое вооружение, взлететь, наконец. Зря, что ли, небо так близко?

Потом,

Позже. Чуть позже. Еще немножко, еще самую капельку подождать…

Волны светились на сгибах, а черное небо казалось куполом планетария, когда «Мурена» поднялась над буровой вышкой. Вверх, вверх, вверх. К чужим звездам. Вверх, в безлунную пропасть, в холодную пустоту, вверх, дальше и дальше от беззаботного моря, от горячей земли, от влажного леса. Вверх.

А боевые болиды умеют вылетать за пределы атмосферы. У них хватает силы отрываться от планет, уходить в такой полет, какой и не снился Зверю.

Если Гот выжил, значит, он уже три дня как на Земле Целых три дня. При самом лучшем раскладе на то, чтобы вернуться сюда, уйдет неделя, от силы полторы. В худшем случае — дней пять. Исходить надо из худшего. Времени, впрочем, хватает с избытком.

Заманить сюда людей. Убить. Добраться до лагеря. Убить всех там. Это будет настоящий Ритуал. Такой, каких Зверь всю жизнь боялся. Такой, на который даже магистр ни разу не осмелился. Потом договориться с Ним и уходить. У Него есть возможность вытащить Зверя с Цирцеи, и не только с Цирцеи. Вытащить. Куда? Да кто ж Его знает? Там и посмотрим. Говорят, что безвыходных положений не бывает. Собственно, недавние события это утверждение прекрасно иллюстрируют, но, если честно, чудес уже достаточно. Хочется чего-нибудь простого и легко объяснимого. Вызова дьявола, например. Будь у него возможность, Зверь помолился бы еще у себя в отсеке, вместо того чтобы впадать в прострацию и безропотно ожидать смерти.

Значит, Ритуал. Ничего для себя, все — Ему. В обычных условиях вовне уходила лишь малая толика посмертного дара, но даже при таком раскладе больше шести жертвоприношений в одном помещении проводить не стоило. Если же отдавать все полностью, то после второй-третьей жертвы Он вполне может явиться во плоти.

Страшно?

Уже нет. Способность бояться исчерпана так же, как умение удивляться. Довели люди бедного Зверя. У-у, сволочи!

Но даже если б и было страшно, деваться все равно некуда. Гот скоро вернется, и, надо думать, он будет очень недоволен тем, что орденский экзекутор, вопреки ожиданиям, здравствует по сей день. Вернется Гот не один. И возможностей довершить начатое у него будет предостаточно. Вот и выходит, что нужно бежать.

Ну что за жизнь? Сколько романтических придурков мечтают покинуть навсегда холодный и неласковый к ним родной мир. Хреновы неудачники! Они всерьез полагают, что где-то в другом месте им обеспечены слава, почет и всеобщее уважение. Вот только возможности уйти таким обычно не представляется. А тому, кто на это способен, и здесь хорошо. Если бы еще убить не пытались…

Ладно, пора.