Олег Синицын - Астровойны
Платформа унесла штурмовиков в шахту. Думан, Даймон и орк остались одни в огромном зале, пол которого был завален трупами, а в углу уже через четырнадцать минут были готовы рвануть две термоядерные бомбы.
— Кажется, она умирает, — прохрипел орк, держась за горло и с мольбой взирая на старшего брата.
— Тогда поторопись.
Получив сообщение от пробравшейся в форт группы, полковой командир облегченно вздохнул. Затем снял с пояса ракетницу и поднялся на башню броневика.
Спусковая скоба пошла туго, но он с удовольствием преодолел ее сопротивление и с не меньшим удовольствием ощутил отдачу, когда сигнальная ракета отправилась в усыпанное серебристыми точками небо.
«Северный Хозяин»
Световой сигнал, похожий на семицветную радугу, распустился на темной половине Роха.
— Заряды установлены! — сообщил Савл.
— Передавай срочный приказ, — произнес Ганнибал. — Командирам эскадр и эскадрилий. Всем судам, всем подвижным соединениям! Занять сообщенные ранее позиции в секторе 1-11 между крепостями севера и востока! Коменданту «Восточного Хозяина» прикрыть отход кораблей заградительным огнем.
Эскадренные крейсеры, многоцелевые корабли, транспорты, истребители и вспомогательные суда — все они, получив команду, с разных концов Бутылочного Горлышка двинулись в обозначенный сектор.
— Все, — устало произнес Ганнибал. — Назад пути нет. Если заряды не взорвутся, орудие Роха испепелит наш флот.
До лифта они бежали по длинному извилистому коридору. Попадающиеся на пути часовые умирали еще до того, как успевали заметить приближение людей — мысль Думана обнаруживала их за углами, стенами и убивала без промедления. Чернокровый проводник хрипел от страха, ноги заплетались, и Даймону приходилось его поддерживать.
Когда они вбежали в лифт, таймер на браслете старшего брата показывал, что до взрыва осталось не более девятисот секунд. Даймону таймер не требовался, отец научил обходиться без него. При острой необходимости, как сейчас, часы возникали в голове. Перекидывающиеся цифры на краю мысленного взора обычно были светлыми, но сейчас они почему-то побагровели.
Лифт был без окон. Ярусы, мимо которых он проезжал, перечислялись на небольшом дисплее возле дверей: «технический», «казарменный», «для отдыха»… Даймон смотрел на меняющиеся названия невидящим взглядом и вспоминал Серафиму. Вспоминал, как он смеялась, когда опустившаяся на плечо птица щекотала ее перьями, как протягивала ему меч — тогда она выглядела особенно гордой и величественной. Как засветился ее взгляд, когда она оказалась в объятиях Даймона и лишь мгновение отделяло его от прикосновения к ее губам… На эти светлые воспоминания накладывался черный штамп из слов «она умирает», впрыскивая ужас в сердце.
Из прострации его вырвал задумчивый голос Думана.
— Невезение преследует нас с самого начала. Что бы мы ни делали, какие бы ни прилагали усилия, становится только хуже. Это тот самый перевес в силе, который неизбежен после гибели Десигнатора. Сила космоса катастрофически уменьшается по сравнению с силой Бездны.
— Полагаешь, мы обречены?
— Нужно преломить эту печальную череду неудач. И мы сейчас это либо сделаем… либо умрем.
На дисплее вспыхнула и погасла последняя надпись: «локационный ярус». За ней возникла прямоугольная «пила», означающая вершину стены.
Лифт остановился.
Нетерпеливо вздохнув, Даймон рванулся к еще не раскрывшимся дверям, но рука брата остановила его.
— Нет, — сказал Думан. — Я пойду первым. Не прощу себе, если погибнешь еще и ты. Ты слишком слаб, Даймон. Пусть даже твой меч рубит любую броню.
Двери разъехались, открывая проход на стены крепости. Над головой раскинулось необъятное небо, загороженное силовым полем. Справа высились каменные зубцы, озаряемые снаружи вспышками кипящего боя. Слева в ночное небо поднимались две гигантские трубы планетарных орудий. Ярусом ниже по лестницам и переходам двигались бесконечные вереницы солдат в темных доспехах. Даймону показалось, что их были тысячи, целый муравейник. Странно, но от них не исходило ни единого звука, ни единого бряцанья оружием.
Думан вышел из лифта первым. Высокий, широкоплечий, с бычьей шеей, в могучих доспехах, отливающих голубоватым защитным сиянием, что придавало ему некий мистический образ. В нем чувствовалась мощь настоящего паладина… и нечто большее. Мощь лидера, способного встать во главе человечества.
Башня с округлой крышей находилась в сотне ярдов. От нее отделилась тень, похожая на воронье крыло. Орудия слева вздрогнули. Сверкнула вспышка, на несколько секунд погрузившая стены форта в ядовито-зеленое сияние, поглотившее все вокруг. Осталась только черная тень, которая стремительно пронеслась под зубцами и оказалась возле лифта.
Даймон почувствовал, как на него дохнуло знакомым холодом, высасывающим запахи и эмоции. Ноги сразу ослабли. Словно наяву юноша ощутил невидимую хватку, раздирающую рот… Рот внезапно раскрылся сам. Язык вывалился и омертвел, будто снова испытал то прикосновение…
Рап стоял рядом с лифтом. Жуткая фигура, закутанная в темную мантию, лицо скрыто под капюшоном. Высокий, просто высоченный, на две головы выше любого из братьев.
Даймона ударило жутью сенобита. Едва не опрокинуло, но он вцепился в поручень кабины лифта. Из глаз брызнули слезы. Забившийся в угол орк по-поросячьи визжал, закрыв лицо щетинистыми ладонями. Лишь Думан преодолел волну страха.
Он ударил наотмашь.
Напоенная гневом мысль, сила которой находилась на пике, двинула по фигуре в черной мантии. С разных сторон над горизонтом в ночном небе засверкали молнии. Силовое поле задрожало, словно желе. Стены форта вздрогнули.
В руках сенобита возник обоюдоострый меч с потемневшим клинком. Лезвие мелькнуло, описывая полный круг. И обрубило все то, что Думан направил в Повелителя Синевы.
В короткое мгновение Даймон прочел в глазах брата растерянность.
Меч Рапа стремительно прыгнул вперед.
И пронзил Думана сквозь доспехи.
— НЕ-Э-ЭТ!!! — заорал Даймон.
Рап без труда поднял на мече тело брата, бьющееся в предсмертной судороге. Уста Думана распахнулись, глаза широко раскрылись. Лишь сейчас он осознал, как жестоко обмануло его величие собственной силы.
С размаха, со злостью Рап бросил Думана через зубцы крепостной стены. Прямо в темную девятисотфутовую пропасть.
7
Шепот из углов не прекращался. Лишенный всякого голоса, похожий на шелест засохших листьев, он звучал все громче и призывнее. Куда-то звал ее, кажется, в эти самые углы, затянутые мраком. Девушке казалось, что там спрятаны отверстия, открывающие путь наружу, за пределы комнаты, в которой она находилась.
Мысли были тягучи и расплавлены. Перед глазами мелькали образы: страшные женщины, пожирающие собственных младенцев, отцы, варящие сыновей в котле. Сначала они пугали ее, но затем она привыкла. Тело тоже преподносило сюрпризы. Ломило кости, под ногти кто-то вгонял иголки, глазные яблоки расширяло внутренним давлением. Серафима испытывала боль в каждом кусочке плоти. И едва она к ней привыкала, как боль поднималась на новую ступень.
А затем муки неожиданно закончились. Образы перед глазами исчезли. Она силилась оглянуться, но вокруг была темная вязкая пелена, сквозь которую девушка с трудом различала очертания каких-то существ, стоящих возле нее. Она хотела спросить их, кто они такие, но язык не двигался, и все, что она смогла, — это издать короткий стон.
Холодные пальцы коснулись запястья, потрогали губы, приподняли ленивое веко. Сквозь заслон из ваты она услышала голос — слабый, но настолько знакомый и близкий, что сделалось тепло на сердце. Почему-то ей показалось, что это говорит мама…
Склонившийся над Серафимой сенобит внимательно изучал зрачок девушки. Нина Гата стояла в углу, подальше от пугающего существа. Стояла, обняв себя, потому что в комнате было холодно.
Сквозь ватную пелену она слышала далекие удары и стуки, словно в недра турбины угодил булыжник и добросовестно прыгал и мочалил лопасти. Иногда от этих ударов вздрагивали стены и пол ходил ходуном.
— Что происходит снаружи? — спросила она. Именно эти слова Серафима приняла за речь Фреи.
— Ничего заслуживающего внимания. Самое главное происходит здесь. Осталось недолго…
— Что недолго?
— Скоро Серафима обретет новую кровь. Подмастерья уже собрали урожай ядовитых шипов с Марадука, агенты доставили лед кометы, которая уничтожила цивилизацию атлантов четыре тысячи лет назад — невиданная концентрация человеческой боли и отчаяния. В холодильниках с древних времен хранится истинный хрусталь человеческих девственниц — пот и слезы. Все это ждет в Хеле, чтобы соединиться с болью Серафимы и впервые в истории родить богиню, обладающую настоящей силой карать и повелевать.
