Василий Звягинцев - Дырка для ордена
Те, кого интересовал именно он, видимо, не настолько влиятельны, чтобы организовать масштабную контракцию.
А почему бросили попытки найти и убить вас обоих… Ну, правда не знаю. Обычно свои фетвы они не отменяют, но, может быть, просто не хватает сил.
Второе. Сам этот «запал» по своей конструкции на порядок сложнее самой «бомбы». Можно предположить, что сделать еще один или невозможно, или очень трудно. В то время как собрать новую «бомбу» гораздо проще. Или даже имеется их достаточный запас.
Имейте в виду, я тоже не физик и не инженер, я просто предполагаю, исходя из своего специфического опыта.
— В принципе, объяснение удовлетворительное. Я тоже обратил внимание, что, когда господин, называвший себя Гланом, доставил саблю по назначению, ничего не произошло. То есть, по нашим данным, она ушла через Тифлис в Турцию. И, очевидно, куда-то дальше. В Саудовской Аравии или Ираке мы работать не имеем возможности.
Сам же Глан остался мирно лечить сердце и нервы в Кисловодске, и вот тут мы его контакты отследили. Саблю он передал по известному нам адресу, спокойно прожил в санатории еще три недели и без каких-либо неприятностей отбыл, вернее, попытался отбыть из аэропорта Минеральных Вод во Францию. С самолета его аккуратненько сняли, и в Москве он нам рассказал много интересного, хотя и не относящегося к данной теме.
— Что же, будем надеяться, что остальное будем выяснять уже мы с вами.
Не доезжая Ростова, они решили остановиться на ночлег. В принципе, меняясь за рулем, можно было доехать до места и без остановки, но, во-первых, в этом не было необходимости, а кроме того, Тарханову хотелось при дневном свете посмотреть на места, где он так давно не был.
К удивлению Розенцвейга, Сергей не стал заезжать ни в один из то и дело попадавшихся на пути мотелей, ни в придорожные семейные гостиницы.
— Переночуем на природе, костерок запалим, поужинаем, развлечемся приятной беседой на посторонние темы, звездами полюбуемся. Не привыкли? Привыкайте, Россия страна по европейским стандартам малонаселенная и автобанами не перегруженная. Отнюдь не везде путника ждет обычный у вас сервис. Скорее, напротив. Как поет популярный русский бард: «Асфальт у нас кладут местами и немного. Чтоб всякий оккупант на подступах завяз…» Тем более все, что нужно, у меня с собой.
Он свернул с автострады влево на сравнительно узкую и совершенно пустую асфальтовую дорогу.
— Поедем проселками. Сейчас найдем подходящее место, станем биваком. А по утречку, минуя Ростов, сразу на Ставрополь и дальше. Сэкономим километров двести и отдохнем душевно.
Начинало темнеть. В степи стояла глухая тишина, которую будто и не нарушали естественные, природные звуки: стрекот не уступающих по мощности цикадам кузнечиков, отдаленное кваканье лягушек, уханье неизвестной птицы в камышах вдоль речной старицы.
За много километров доносился с невидимого за холмами хутора запах кизячного дыма. Хозяйки готовили ужин в летних печках, стоящих здесь в каждом дворе.
На быстро темнеющее небо выползала громадная багровая луна. В Москве такую не увидишь.
Сергей вел машину не быстро, около семидесяти, курил, положив локоть на кромку дверцы, задумчиво и отрешенно смотрел по сторонам. Далеко-далеко светилась редкая цепочка огней, машинный двор крупной фермы, наверное, или зерновой ток.
Они не разговаривали, Розенцвейг тоже почувствовал, что не о чем сейчас разговаривать, нужно просто смотреть вокруг, впитывать тревожную прелесть скифской степи, дышать ее воздухом и размышлять.
Лучше всего — о вечном.
Тарханов никогда не знал, каким именно образом у него получается выбирать места для привалов. Вроде бы едешь-едешь по уже совершенно темной дороге, и не видно ничего вокруг, только мелькают в свете фар смутные окрестности, и вдруг…
Вот именно тут и надо остановиться.
Он резко притормаживает, сворачивает с шоссе на едва угадывающийся грунтовой съезд вправо и через полсотни метров останавливает машину, выходит, еще не до конца уверенный, и убеждается, что да, лучшего места и не придумать.
Сосновый перелесок, между рядами деревьев как раз хватает места, чтобы поставить автомобиль, и еще есть полянка, где разожженный костер не послужит источником пожара, нужно только ногами и саперной лопаткой разгрести в стороны трехсантиметровый слой слежавшихся игл.
А топлива для костра тут навалом. В буквальном смысле. Плотно растущие сосны, стремящиеся обогнать соседок и первыми прорваться к солнцу, регулярно роняют вниз лишние нижние ветви. Только подбирай сухие до звона дрова толщиной в руку.
Даже не потребовалось доставать из багажника заготовленный на случай пакет дубового паркета, лучшего топлива для приготовления шашлыка.
Сосна, конечно, хуже, в рассуждении качества углей, зато ее тут немерено. И горит быстрее.
Через десять минут костер уже горел, освещая жарким бледно-желтым пламенем расстеленный брезент, заменяющий стол, брошенные рядом подушки сидений.
Кроме паркета, в обширном багажнике нашелся и походный мангал, и кастрюля с должным образом замаринованной бараниной, зелень и помидоры, и канистра терпкого красного вина.
Пока первые шампуры томились над поначалу алыми, но быстро темнеющими и подергивающимися пеплом углями, роняя в жар капли жира и томатного сока, Тарханов с Розенцвейгом почти не разговаривали.
Слишком ответственное, истинно мужское занятие — приготовление настоящего шашлыка. Чуть отвлечешься, упустишь момент, когда следует повернуть шампур, или, упаси бог, прорвется наружу открытое пламя — и все!
Нет, конечно, ничего особенно страшного не произойдет, только получится не то, что задумывалось, а так, жареное маринованное мясо.
А вот когда стало ясно, что шашлык удался, вот тогда, по-римски полулежа на брезенте, покрывающем толстый слой травы, распространяющей густой запах полыни, чабреца и дикой мяты, можно и поговорить, прихлебывая из кружек душистое и в меру терпкое вино.
— До сих пор жалею, — первым начал Тарханов, — что не довелось в вашей войне поучаствовать. Не поверите, считаюсь боевым офицером, а ведь толком и не воевал.
Он имел в виду, что не считает контрпартизанские рейды, разведывательно-диверсионные поиски и охрану границ на блокпостах войной в полном смысле слова, а вот командовать батальоном или полком в масштабной и регулярной фронтовой операции хотел бы, да не пришлось.
Оно, конечно, лестно было бы оказаться на месте того израильского майора или подполковника, который во главе десантного батальона высадился с парашютом в районе Горьких озер, захватил переправы в тылу Второй египетской армии и обеспечил ее окружение и мгновенный разгром. Или разработать и осуществить марш-маневр танковой бригады, который неминуемо войдет во все учебники тактики.
Стремительный удар во фланг Арабского легиона, после которого вся огромная равнина покрылась дымными факелами чужих горящих танков, разворот на сто восемьдесят градусов, бросок на полсотни километров к северу и еще один такой же внезапный, парализующий удар в тыл сирийской дивизии.
Десять часов марша и боя — и Восточный фронт ликвидирован…
— Каждому свое, — ответил Розенцвейг. — Кто-то другой предпочел бы, напротив, оказаться на вашем месте.
Невелика, по-моему, радость, сгореть в танке или в штурмовике, пусть даже в уверенности, что твоя смерть — необходимая жертва на алтарь общей победы. Я не совсем разделяю точку зрения автора афоризма, заявившего, что лучше быть мертвым львом, чем живым шакалом. Безусловно лучше быть все-таки живым львом…
Что же касается нашей «шестидневной войны», кажется, под этим именем она и войдет в историю… Разумеется, сделано все было четко. Наш главком не обманул армию и нацию. Не проиграл ни одного боя и выиграл войну с минимально возможными потерями. Семьсот человек убитыми… Конечно, для каждого из них и для их родственников совершенно неважно, семьсот, семь тысяч и даже только семьдесят погибших, если лично ты оказался в их числе.
Но я не об этом хочу сказать. Мы молодцы, нет слов, но мы готовились к этой войне тридцать лет. Это не так сложно, как думают. Театр военных действий так мал, что каждый офицер и каждый солдат знает его наизусть, можно обходиться даже без карт. По этой же причине нет нужды разгадывать планы вероятного противника. Альтернативы нет. Психология, силы и средства, уровень подготовки неприятеля тоже известны. Так что все зависит только от стойкости и исполнительности каждого бойца. Результаты говорят сами за себя.
А вот действия арабской коалиции необъяснимы. Для нас некоторым шоком было то, что они вдруг решили воевать. Угрозы, дипломатические демарши, провокации на границах — к этому все привыкли, это входило в правила игры. Но вот так, внезапно бросить все на кон… Мы допросили тысячи пленных офицеров и генералов — почти никто ничего не понимает.
