Юрий Иванович - Обладатель-сороковник
И сожалели о его кончине все без исключения экспансивно, с невероятной искренностью и жалостью: «Как же так?! Какой великий человек нас покинул! Сколько добрых дел он ещё смог бы сделать на благо искусства!» А в уме добрая половина организаторов печалилась ещё больше: «Такие деньжищи уплыли! Вот беда-то!» Поневоле слёзы закапают из глаз даже у самых угрюмых и циничных с виду мужчин. О женщинах, тем более артистках, вообще упоминать не стоило.
Но главные итоги, стоявшие перед подобными действиями, были достигнуты: теперь все новые знакомые и несостоявшиеся совладельцы были приглашены на скорбные поминки. И понятное дело, что никто не смог отказаться. Вот потому само финальное мероприятие стало раза в три значимее, величественнее и скандальнее, чем похороны какого-то гуру из общины «Блаженных созерцателей». Тому от такого неравноправия обидно стало:
– Экий ты фрукт! – восклицал Лучезар, оглядывая накрываемые для поминок столы, установленные в огромном зале. – Да такого даже я себе не позволил! Даже на похоронах Лёньки Брежнева скромней всё выглядело и проще!
Ему отвечал тот самый Курт, в прошлом – технический директор службы инноваций канадского импресарио. Причём по сравнению с усопшим Леоном, тучным и солидным, чернявый, худой мужичонка, с пальцами пианиста, смотрелся ну совсем не респектабельно. Возраст – за пятьдесят, если присмотреться к морщинам на шее, да и выражение лица несколько заторможенное. Разница во всём – огромнейшая. И тем не менее именно он отвечал приятелю в той же манере и с теми же интонациями, что и почивший в бозе Леон:
– Завидуешь! И всё потому, что народ тебя меньше любил и слёз после твоей смерти проливать не собирался.
– Ха! Да пообещай я половину от твоего, по мне бы вся Москва плакала! – не сомневаясь в своей правоте, возмущался Апостол. – Так что не прельщайся дешёвой, сиюминутной славой.
Они продолжали препираться по бессмысленному поводу, а стоящий рядом с ними Иван не столько залом любовался, как к Курту присматривался. Уж слишком его удивляла именно такая смена тела. Вон его приятель какой типаж выбрал, красавец, а не мужчина. Только одна улыбка чего стоит. Внешне любого собеседника сразу располагает к себе. А вот худосочному и не совсем молодому чернявому мужчине трудно будет бороться за симпатии граждан и уж тем более гражданок.
Поэтому не выдержал в конце концов, подгадал момент и поинтересовался:
– Мм… Курт, а вот признайся честно: почему ты именно такую внешность выбрал? Как-то она не очень… Или это я никак к ней не привыкну?
Ну и омолодившийся в ином теле старец пустился в философствования:
– Да ты знаешь, Иван, я уже давно вырос из того возраста, когда руководствуются пословицей: «Встречают по одежке…» Меня и по уму уже встречать не надо. Мне, наоборот, интересно при встрече с новыми людьми просто присматриваться к ним да прислушиваться к их разговорам. Самому уже неинтересно создавать о себе впечатление, да и создаётся оно истинное, повторюсь и сделаю ударение, не голливудской улыбкой или ладно скроенным фраком. Пусть другие распинаются и надрывают глотки, мне нравится действовать тихо и не привлекать к себе лишнего внимания. Ну и мало того… той же Клеопатре именно такой тип мужчины нравится. Хе-хе! Кстати, это тело уже давненько числится как двоюродный племянник Свифта. Та же фамилия, простота наследования и прочее, прочее, прочее…
Всё это хорошо слышал и Гон Джу. Вот только спорить с приятелем он не стал, только многозначительно хмыкнул, посматривая в сторону приближающихся женщин:
– Никто твои решения не оспаривает. А уж такой умной женщине, как Клеопатра, ты в любом обличье милее солнышка будешь, – и тут же перевёл разговор на другую тему: – И всё-таки нет у меня уверенности, что Тюрюпов явится на поминки. Побоится… А может, это противоречит всем его планам…
Когда Леон Свифт перед своей смертью «знакомился» с панамским сценаристом, у того вначале никаких эмоций не промелькнуло. Но к концу того разговора постарался убраться, сославшись на крайне неотложные дела. Также он не пожелал конкретно ответить и самому Гон Джу, когда тот вышел на господина Рио-Валдеса и пригласил на проводы в последний путь «нашего дорогого товарища и талантливого коллегу». Отделался утверждением, что приложит все свои усилия, чтобы вырваться из круговерти проблем и почтить память такого великого человека.
То есть можно было сделать вывод, что Тюрюпов не очень горел желанием встречаться, а уж тем более общаться с иными обладателями. И, похоже, что они своей назойливостью, а возможно, и гипотетическим, только косвенным вмешательством несколько портят задуманные им планы. А планы у него, пусть и разгаданные только частично, как всегда, поражали.
Поэтому очень хотелось вызвать афериста на откровение, уединиться с ним сегодня где-нибудь в сторонке и всё-таки потребовать строго и прямо: «А что это ты, братец, тут такое затеваешь? Нам лишний менингит без надобности!»
Понятно, что такой пройдоха, как Тюрюпов, может сделать круглые глаза, невинно заморгать ресницами и клятвенно заверить, что у него и в мыслях ничего плохого не было. Только, мол, и мечтает примазаться к киношному бизнесу, ни на что больше не претендуя и ни на что не замахиваясь. Но… может сделать некое заявление «не для прессы». Всё зависело от многих факторов. Первый из них: придёт ли он на поминки вообще?
А ведь по идее должен. Ведь будут все люди из его окружения в последние дни. Лариса Андреевна Фаншель с супругом, дочерью и зятем. Всемирно прославленный артист и продюсер Джек со своими несколькими друзьями и доверенными лицами, которые тоже успели добраться в Москву и теперь не отходили от своего кумира и кормильца ни на шаг. Да и Скунс Таричелли, видный и авторитетный представитель многих банков, обязывался явиться и лично опрокинуть несколько порций рома за светлую память безвременно ушедшего. Возле определённого ему места за столом уже и бутылки с лучшим ромом выстроились, как на парад.
И это не считая всех директоров создающейся кинокомпании, лучших актёров и самых маститых продюсеров вкупе со спонсорами. Оглушительная собирается компания. Если Тюрюпов на неё не явится, сразу потеряет огромную часть нажитого непосильным трудом авторитета.
Чем ещё была хороша данная территория для встречи и приватной беседы, так это огромной «слепой зоной», которую четыре обладателя создали совместными усилиями. Каждый чувствовал себя в ней как дома, а вот посторонний коллега там будет просматриваться на раз. А вот кто есть кто из его собеседников, увидеть не сможет. Поэтому Загралов смог бы присутствовать основным телом без опасения, как единственный представитель самого щедрого спонсора, господина Хоча.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});