Блок - Борис Вячеславович Конофальский
– Даргов? – переспрашивает уполномоченный.
– Да, там их много… – говорит Аяз и, глядя на выражение лица собеседника, усмехается. – Не бойся, они для тебя не опасны, ну, сам увидишь.
«Ну ладно, посмотрю. В принципе, бояться мне нечего: что этот Оглы может с меня получить, если заведёт в засаду? Только грузовик, пару бочек топлива и несколько хороших стволов. В принципе, улов неплохой – для обычного бандоса… Вот только не похож он на простого бандита. Слишком хорошая у него кожа, чтобы охотиться на грузовики».
– Северяне и Церен обещают за вещество неплохие деньги, – продолжает уполномоченный.
– Не связывайся с Церен, отдай первожизнь северным, – рекомендует Халип Адыль Аяз Оглы. – Церен подлая, у неё все мысли только о новом теле, хочет вечно молодой быть, она столько людей на свои корпуса и обновления перевела.
«А не ты ли для неё этих людей по всей пустыне собирал?».
– А всё равно рано или поздно первожизнь понадобится, одной протоплазмы для вечной молодости мало, – продолжает Оглы.
«Ну допустим. А вот откуда тебе-то про это всё известно, дружок? Эх, нету тут баб северных, они бы из тебя всё вытянули!».
Горохов слушал его и сразу обдумывал сказанное, и при этом успевал ещё управлять грузовиком, ведя его среди песчаных волн ночью. Ещё и успевал замечать, как мало тут саранчи… Мало трупного мотылька… Всего живого мало. Он уже обдумывал следующий вопрос, как вдруг Аяз произнёс:
– Подожди… Стой. Остановись тут.
Андрей Николаевич сразу выжимает педаль тормоза, и колёса, поднимая пыль, перестают крутиться: всё, встали. Горохов не глушит двигателя и не выключает фар, ждёт: ну, что дальше?
Халип Адыль Аяз Оглы открывает дверцу кабины и выскакивает из неё, не надевая респиратора; он начинает подниматься на ближайший бархан.
И остановившись там в темноте ночи, так и стоял несколько минут.
«И что он там делает?».
Андрей Николаевич пытался рассмотреть своего проводника. Но это было непросто, Горохов понял лишь, что тот смотрит куда-то на юг или на небо. А когда Аяз вернулся в машину, он указал Горохову в сторону юго-запада:
– Нам туда.
И уполномоченный сменил направление движения.
«Что он там в темноте мог разглядеть? По звёздам, конечно, ориентироваться можно – умеючи; но это только в том случае, если ты знаешь точно, где находишься сейчас. Если стоишь у знакомой каменной гряды, или не меняющего места холма, или, например, развалин населённого пункта. Даже пара приметных термитников может быть хорошей топографической точкой отсчёта. Но что он смог разглядеть тут среди барханов, сплошных песков, которые меняют свой узор ежедневно? – это было Горохову абсолютно непонятно. Впрочем, пока он не собирался как-то прояснять этот вопрос. – Едем на юго-запад? Ладно, как скажешь».
Глава 47
Конечно, у него была куча вопросов к Оглы, но уполномоченный, когда-то хорошо освоивший теорию допроса, понимал, что сейчас давить на Аяза не нужно, после первой «беседы», в которой Андрей Николаевич был откровенно настырен, «пациенту» нужно дать время привыкнуть к новой форме отношений. Дать ему понять, что его желания тоже учитываются, чтобы перейти на новый уровень доверия. Вот тогда уже можно будет начать говорить, что называется, по душам.
К тому же ему, после трёх часов за рулём, было немного не до того; всё-таки ночная дорога в барханах требует повышенного внимания, а значит, утомляет. Хоть за всё время он не увидел в свете фар ни следов даргов, ни следов сколопендр, всё равно время от времени прикасался к цевью винтовки, как бы успокаивая себя. А ещё мысленно упрекал Мишу, который, пока он спал, выкурил у него столько сигарет. И теперь Горохов терпел, понимая, что сигарет ему на обратный путь точно не хватит, даже если курить по три штуки в день.
А степь тут была, ну, если не совсем мёртвой, уж точно не очень и живой. Первое время редко какая саранча или трупный мотыль влетали ему в лобовое стекло. Он сметал живность со стекла «дворниками» и не особо волновался о грязи на стекле. Но вот ближе к утру, после четырёх часов, когда Халип Адыль Аяз Оглы уже то и дело клевал носом на ровных участках дороги, в стекло полетел мотыль. Насекомых, которые летели на свет фар, стало заметно больше. Это Горохов отметил. И появление насекомых немного, но бодрило его.
«Хоть что-то, кроме нескончаемых гор нетронутого песка. Правда, откуда они тут? Кругом же ничего живого нет. Где они находят себе трупы для пропитания?».
Горохов, признаться, начинал выдыхаться понемногу: последнее время из-за руля почти не вылезал; хорошо, спокойно спал только на конспиративной квартире, пока ждал своего начальника; а ещё в машине прекрасные и расслабляющие двадцать восемь градусов, как тут держать себя в руках? В общем, к семи часам, на рассвете, он понял, что нужно остановиться.
Аяз сразу вытащил с задней панели кабины большой свёрток, в котором было мясо. Стал резать его плохим, сильно сточенным ножом на длинные куски.
Мяса варана – очень качественная и дорогая еда, по сытности уступающая только разве что крахмалу или яйцам термитов. Ну а по вкусу… тут ей равных не было. Оглы не экономил эту роскошь, раскладывал куски на пластике: бери, дорогой Горохов.
Мясо было прожарено идеально, в некоторых местах тепло едва тронуло его, но в тех местах оно было самым нежным. Вот только запекали его в песке и не очень заботились о герметичности посуды, песок иной раз хрустел на зубах. Да и просолено оно было неважно. Либо готовящий не любил соль, либо у неё её было очень мало. В общем, соль и сушёный и истолчённый чеснок уполномоченный достал из своего рюкзака. И это прошлось Аязу по душе, и тогда Горохов понял:
– Мясо Гупа пекла?
– Угу, – сразу кивнул Оглы. Он ел некрасиво, жадно, почти не жевал, посыпал солью длинные, сочные куски, отправлял их в рот и глотал, не разжевав как следует.
И тут Горохов снова начал:
– А ты видел пророка?
– Угу, – ответил Аяз и стал сыпать соль на новый кусок.
– А кто тебя с ним познакомил? – Горохов старался придумывать вопросы, на которые трудно отвечать однозначно. – Как ты смог до него добраться?
– Я работал на них, старался, они были мною довольны, один раз привёз им сразу девятерых на переработку… Они были довольны,
