Андрей Колганов - После потопа
"Тут нужна установка залпового огня или хотя бы минометная батарея", — вздохнул Витек.
"Н-е-ет", — протянул сержант, — "конечно, "Градом" этот склад можно здорово расковырять, но все равно — весь не сожжешь!"
"Напалмовые бомбы", — вдруг прервала молчание Настя.
Сергей взглянул на нее с некоторым удивлением.
"Это дело", — согласился он. — "Но авиации у нас в подчинении нет. Ни Айтуллин, ни Сухоцкий не позволят поднять авиацию. И они правы — если будет сделан авианалет, Боковлев тут же бросит свои орды на Северо-Западный округ. Вместе с ратниками это больше полутора тысяч штыков. Мы им, конечно, свернем шею. Но вы представляете, сколько крови прольется?". — Немного помолчав, он добавил, — "Да я и не помню, чтобы у нас на складах напалмовые бомбы водились…"
"Тогда надо заложить взрывчатку к каждой емкости", — не унималась Настя.
"Ты что?" — Захария даже привстал и покрутил пальцем у виска. — "Там же сотни три емкостей! Устанешь их все минировать. Да и кто тебе даст?"
"А может, и дадут…" — вдруг задумчиво произнес сержант…
"Нет, без начальника склада ни капли топлива отпустить не могу!" — торопливо кричал на бегу полноватый низкорослый человек, одетый в странную помесь камуфляжа и парадного офицерского мундира. Он подскочил к посту, охранявшему главный въезд на склады, и, продолжая отчаянно жестикулировать, повторил, — "без начальника складов не могу! Начальник в Славьгороде, до вечера не вернется".
"А на хрен нам твоя горючка", — развязно произнес крепкий молодой мужик, по виду — старший, спрыгивая на землю с подножки грузовика, — "у нас приказ — расставить у каждой емкости таблички. Ну, там, вместимость, наличие на данный момент, дата заполнения, подпись…".
Он ухватился за борт грузовика, поставил ногу на колесо, подтянулся и достал из кузова табличку, укрепленную на массивной металлической трубе.
"Вот, полюбуйтесь. Имею инструкции — снабдить каждую емкость табличкой и объявить вам под роспись, чтобы данные заполнялись ежедневно, дважды — перед началом рабочего дня и в конце. Велено навести порядок. Говорят, скоро Сам с инспекцией собирается нагрянуть" — он заговорщически понизил голос почти до шепота.
Мильченко с тревогой наблюдал, как полноватый разглядывает приказ, сработанный сержантом по образцу требования на выдачу горючего, которое нашлось в бензовозе, перехваченном вчера группой на дороге к складу. Однако все обошлось. Полноватый вздохнул, пробормотал под нос, — "только начальства нам тут и не хватало", — и еще с одним вздохом вернул приказ Сергею.
"Часа за четыре, думаю, управимся", — бросил Мильченко. — "Прикажи, чтобы пропустили машину, — не таскать же нам три сотни этих шестов с табличками на себе!"
Пока все трое усердно забивали металлические трубы с прикрепленными к ним табличками вплотную к емкостям с горючим, их не покидало чувство тревоги. У каждого с собой было лишь по пистолету, спрятанному под одеждой, и если бы их самозванство было вдруг разоблачено, им пришлось бы туго. Так что пот со лба они то и дело утирали не только от усердной работы.
Наконец, уже далеко за полдень, работа была закончена.
"Эй, хозяин, распишись вот тут, что работа выполнена!" — окликнул Мильченко полноватого. И, получив долгожданную подпись, скомандовал своей группе — "По местам!"
Отъехав всего километра три от складов, сержант вдруг остановил машину.
"Ты чего?" — встревоженно спросил Захария, только-только вздохнувший с облегчением по завершении опасной миссии.
"У нас в трубах пластиковая взрывчатка и химические взрыватели с замедлением примерно на восемь часов. Прошло только часов пять с половиной — шесть. А ну как, хватившись подбитого нами бензовоза, решат проверить, все ли в порядке на складах? А ну, как вернется начальник, узнает про таблички, да запросит по телефону Славьгород, от греха подальше? Рации у них там вроде не видно, но чем черт не шутит…"
Мильченко снова завел мотор и стал осторожно съезжать на заросший лесной проселок.
"В общем, так. Первым делом рвем связь, и ставим засаду на шоссе. Два часа надо продержаться — чтобы никто лишний не попал туда и не поднял тревогу".
Тем временем начальник складов, который был вовсе не в Славьгороде, а у знакомой бабы в соседней деревне, уже вернулся на вверенный ему пост и вовсю распекал своего заместителя, одновременно раздавая направо и налево строгие распоряжения. "Ох, неспроста связь прервалась, чует мое сердце, — неспроста!" — выкрикивал он с истеричными нотками в голосе. — "И таблички эти… Вы, дурни, уши развесили, а молодцы эти часа четыре тут шастали по всему складу из конца в конец, все разглядывали…" — Начальник повернулся к своему заместителю:
"Ты, чудило на букву "эм", что ж ты до простой вещи своим чугунком не доварил — снять трубочку и позвонить по начальству? Так мол и так, действительно ли вы присылали таких-то и таких-то… А ну, как это разведгруппа? А вслед за ней нагрянут гости посерьезнее? Ты что, не слыхал, как у нас теперь диверсанты орудуют?" — голос начальника перешел почти на визг. Достаточно испугав самого себя, он прокашлялся, стараясь вернуть себе внезапно севший голос, и сипло выкрикнул:
"Начальник караула! Немедленно поднять в ружье всех, кто есть в наличии, занять оборону согласно боевому расписанию, выслать патрули на удаление до полукилометра! Быстро!"
Мильченко встревоженно поглядывал на часы. До взрывов оставалось минут десять. Впрочем, точность химического взрывателя была не столь велика, чтобы можно было рассчитывать время срабатывания до минуты.
"Надеюсь, что эти молодцы, сообразив, что именно у них взрывается, не кинутся героически выдергивать трубы с табличками из земли…" — пробормотал Мильченко сквозь зубы.
Первый взрыв негромко хлопнул в отдалении через шесть минут. Через полминуты раздался следующий. А потом с неровными интервалами в несколько секунд зазвучал почти непрерывный треск.
"Как на праздничном фейерверке", — подумал Мильченко. Его команде такие сравнения в голову не приходили. За свои пять-шесть лет довоенной жизни они не успели побывать на фейерверках, а потом настали времена, когда празднества остались лишь воспоминанием прошлого, — для тех, конечно, у кого такие воспоминания были.
В Славьгороде было объявлено военное положение. Тимофей Боковлев не без оснований полагал, что профессионально проведенная диверсия на бензохранилище — лишь прелюдия к решительным действиям против его зоны. Он был взбешен, уязвлен, испуган… Но на совещании своего штаба он выглядел спокойным, хотя, приглядевшись, можно было заметить, что его прямо-таки душит злоба.
"Центральные показали нам свои зубы. Сначала засада под Смеляково, теперь бензохранилище. Зубы у них острые. Теперь нам против их танков и авиации выставить нечего. Накопить запас горючего, необходимый для серьезных боевых действий, мы сможем не скоро" — говорил Боковлев, изредка подергивая своей изуродованной щекой.
"Зубы у них острые", — повторил он, и продолжил, слегка повысив голос. — "Но ничего, мы у них прыти поубавим. Горькая правда в том, что открытого сражения нам против них не выиграть. А вот измотать их мы можем". — Тимофей еще повысил голос, и в нем явственно зазвучал властный металл:
"С завтрашнего дня половину наличных сил делим на группы в пять-семь человек и ставим им задачу — проникать в Северо-Западный округ, где только смогут, и сеять там разрушения и смерть. Кого встретят — убивать. Резать связь, поджигать дома, посевы, леса, склады, резать и угонять скот, отравлять колодцы, — уничтожать все, до чего только можно дотянуться. Пусть попробуют остановить одновременно пятьдесят отрядов!"
Злорадная усмешка исказила и без того страшное после тяжелого ранения лицо Боковлева.
"Сокращение контингента в своей зоне компенсируем за счет призыва ратников", — произнес он уже спокойнее. — "У меня все. Приступайте к выполнению немедленно".
Тимофей вышел на крыльцо штаба в плотном кольце охраны, вдохнул прохладный сыроватый осенний воздух, щелкнул крышкой золотого портсигара, достал оттуда сигарету "Данхилл" — страшную редкость, призрачное воспоминание о довоенных временах, — и с наслаждением затянулся терпким дымом, глядя на багровые отблески заката на темнеющих облаках. Это была его последняя затяжка. Бронебойная пуля калибра 14,5 мм с металлокерамическим сердечником вошла ему в середину лба, и вышла через затылок, пробив стальную дверь штаба позади Боковлева. Вслед за ней на дверь фонтаном хлынули осколки черепной коробки и кровавые ошметки. Одновременно заговорили два пулемета Калашникова, сметая свинцовым ливнем тех, кто сгрудился на крыльце.
Через минуту над Славьгородом повисла тяжелая тишина. Она почти тут же взорвалась треском автоматных очередей, хлопками пистолетных выстрелов. Многочисленная охрана, которая далеко не вся полегла под внезапным огневым налетом, открыла беспорядочную стрельбу. Но покушавшиеся уже покинули свои позиции. Короткое замешательство позволило им уйти достаточно далеко, захватить грузовик, и, выжимая из латанного-перелатанного дизельного мотора все возможное, мчаться по шоссе на восток.
