Роман Злотников - Элита элит
Я считал умение моих людей воевать гранатами тем самым козырем, который позволит нам обратить довольно удачную и, скажем прямо, блестяще исполненную задумку немцев против них самих. Тем более что, по моим прикидкам, средняя дистанция броска у моих людей была метров на восемь-десять дальше, чем у немцев. А если еще использовать более тяжелые Ф-1, то мои парни должны были зашвырнуть их метров на пятнадцать дальше, чем беспорядочно кувыркающиеся в воздухе и цепляющиеся за ветки немецкие «колотушки». Конечно, в этом случае и бросающий, поскольку он находится на открытой местности, попадает в радиус разлета осколков, но тут уж как повезет. Иногда, чтобы добиться перелома, просто необходимо идти на риск, в иных ситуациях кажущийся неразумным. Так устроена война. К тому же между эпицентром разрыва и моими ребятами наличествовали кое-какие препятствия в виде стволов деревьев и густой кроны.
Так и произошло. А уж того, что русские пойдут в остервенелую рукопашную, примкнув штыки и обнажив ножи, они вовсе не ожидали…
Мы прорвались. До ничейной полосы с наскоро оборудованными проволочными заграждениями и противопехотными минами, просто набросанными поверх травы, мы добрались бегом. Похоже, мы двигались через участок одного из этих двух батальонов, потому что траншеи, через которые мы перепрыгивали, были практически пусты. Лишь кое-где в цепи время от времени вспыхивала короткая, на десяток-другой секунд, перестрелка, по-видимому, с дежурными расчетами и наблюдателями, у которых недостало ума укрыться и переждать, пока эта страшная толпа русских пронесется над ними и скроется на той стороне. Мои бойцы неслись вперед, даже не отвлекаясь на то, чтобы швырнуть в проем блиндажа дежурную гранату. Это было опасно, потому что если кто-то из более умных фрицев там затаился, то немного позже они могли ударить нам в спину. Но сейчас я, пожалуй, склонен был не предпринимать ничего, что задержало бы наше движение.
В принципе операцию по оптимизации линии фронта можно было считать сорванной. Не говоря о том, что разгром штаба полка уже сделал ее практически неосуществимой: похоже, для засады на нас немцы использовали как раз те силы, которые и были сосредоточены для этой операции. Два полнокровных батальона при поддержке танков… по моим подсчетам, сейчас это почти равнялось обескровленной тяжелыми арьергардными боями русской дивизии.
Еще двести метров бега по усыпанной воронками ничейной полосе, и… из траншеи впереди высунулось оторопелое лицо и, настороженно направив в нашу сторону ствол трехлинейки, пробормотало:
— Братки, вы откуда?
Бежавший первым Кабан сорвал с головы пилотку и, швырнув ее вверх, восторженно заорал:
— Наши-и-и!!!
Я остановил батальон, отойдя где-то метров на шестьсот от первой линии окопов. Мои орлы были радостно растеряны, многие обнимались, кое у кого в глазах стояли слезы. Радостная сумятица продолжалась несколько минут, а затем ко мне подошел Кабан и внезапно спросил:
— Товарищ капитан, а нас не расформируют?
И весь батальон повернулся ко мне, глядя с молчаливой надеждой. Я не мог обмануть их ожидания.
— Нет, — ответил я и отрицательно мотнул головой.
— Кто здесь командир?
Я обернулся. К нам легкой рысью подбежал слегка растрепанный майор без головного убора и с расстегнутым воротником. Сзади него рысило еще несколько человек, среди которых я буквально натолкнулся на взгляд одного капитана. В отличие от остальных форма на нем выглядела довольно новой. Я негромко подал команду:
— Становись!
Батальон охватила легкая суета, всегда предшествующая моменту, когда строй затвердевает стройными шеренгами.
— Равняйсь! Смирно! — Я развернулся к майору. — Товарищ майор, сводный батальон…
8
Через два часа в расположение полка, через чей участок мы вышли к своим, подъехало высокое начальство. И меня вызвали к нему. Когда я вошел в блиндаж, за столом сидели аж два полковника и один генерал. А еще там был капитан, которого я приметил еще при первой встрече после нашего прорыва. Судя по васильковому околышу и по тому, что он был здесь, капитан принадлежал к органам безопасности. И его взгляд мне сразу очень не понравился…
— Итак, капитан, — начал генерал, когда я доложил о прибытии, — расскажите нам, как в ближайшем тылу немцев появился целый батальон?
— Пришел, товарищ генерал, — сообщил я весьма очевидную вещь.
— Пришел? Откуда?
— Ну… если брать начальную точку маршрута, то из района Кобрин — Береза-Картузская — Бронна Гура.
— Откуда?! — генерал изумленно вытаращил глаза. А потом побагровел: — Ты мне тут ваньку-то не валяй. Нам тут сказочек-то не надо…
Я качнул головой.
— Никаких сказок, товарищ генерал. Мой сводный батальон был сформирован из остатков подразделений 75-й стрелковой дивизии и личного состава других частей именно в районе Кобрин — Береза-Картузская — Бронна Гура. Часть личного состава — пленные, освобожденные из транзитного лагеря военнопленных в районе Березы-Картузской.
— В вашем отряде есть сдавшиеся в плен? — подался вперед тот самый капитан с неприятным взглядом.
— Никак нет, — спокойно ответил я.
— Но ведь вы только что сказали…
— Я сказал, что в моем отряде есть люди, освобожденные из лагеря военнопленных. Но не один из них не сдался в плен, они попали в плен, причем подавляющее большинство уже будучи ранеными, контуженными и расстреляв весь боезапас до последнего патрона.
— Какая разница, — презрительно кривя губы, начал капитан, — если попал в плен…
— Большая, — оборвал я его. — Для тех, кто действительно сражался с немцами и видел их глаза через прорезь прицела, конечно.
Я почти сразу понял, что с этим капитаном у меня не получится никакого сотрудничества в любом случае. Так что я выбрал его как объект социального давления. Среди сисанов распространена пословица: «Скажи мне, кто твой враг, и я скажу, кто ты». Наши враги показывают нас социуму не менее, а, пожалуй, более ярко и рельефно, чем любые друзья. К тому же, для того чтобы утвердиться в этом социуме в качестве значимой фигуры, мне все равно нужно было доказать окружающим, что я могу быть не только верным другом, но и очень страшным врагом. И капитан вполне подходил в качестве объекта, на котором можно отлично разыграть и эту комбинацию. Чем сильнее и страшнее в глазах зрителей тот, кого ты сумеешь задавить (а тут разница в статусе просто разительна — обыкновенный пехотный капитан против страшного и почти всемогущего капитана государственной безопасности), тем более убедительной будет твоя будущая победа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});