Душа Бога. Том 2 - Ник Перумов
— Я исполню свой долг. И я не забуду тех, кого вывела вместе с тобой из царства мёртвых. Пока мы живы, надо жить. И даже после смерти — всё равно надо, — она шептала на ухо матери, не сомневаясь, что та услышит. — Я люблю тебя, мама. Всегда любила, всегда буду. И всегда помнила. И пришла за тобой. И приду снова, как только пойму, как до тебя добраться.
Она поцеловала маму в лоб. Выпрямилась, вскинула подбородок — нет, валькирии не плачут!
— И с тобой я не прощаюсь, славный воин, Крылатый Пёс. — Райна шагнула на другую сторону костра. — Ты храбро бился и путь твой должен быть лёгок.
Она повернулась к Хагену, взгляд её был сух и резок.
— Пора, тан. Не мешкай, прошу.
Тот кивнул, и миг спустя пламя яростно взревело, взвихрилось, словно в бешенстве от того, что приходится забирать тех, кто должен был бы жить и жить.
Райна не отступила, не поддалась огненному жару. Стояла, впитывая его в себя, глядя, как тает в пламени лик матери, именно тает, а не сгорает.
И стояла так до того мига, пока тан Хаген не положил руку ей на локоть.
— Пора, валькирия.
Взметнулась земля, замыкая курган над пепелищем.
— А теперь — в путь!
Белый тигр Барра с готовностью подставил спину. Мол, давай, хозяйка, всех вас отсюда вынесу.
Мяукнул жалобно оставшийся чёрный кот. Райна чуть помедлила и протянула руку.
— Запрыгивай, чего уж там…
Кот немедля и совершенно по-хозяйски устроился у неё за пазухой. Хаген сел сзади.
— Вперёд!..
И они помчались.
«Следуй за белым зверем», — повторял себе Хаген.
Тигр нёсся огромными прыжками, словно и не ощущая веса седоков; пространство вокруг быстро утрачивало привычные черты, землю вновь заливало бесформенно-серым, клубился всё тот же проклятый туман, где ни дорог, ни ориентиров.
Тигра Барру, однако, это ничуть не смущало. Путь он отыскивал какими-то одному ему ведомыми способами, то ли нюхом, то ли ещё как, но мчался он стремительно, легко и уверенно. Чёрный кот, вполне освоившись, высунулся у Райны из-за пазухи, что-то вдруг мяукнул — и Барра отозвался глухим рыком, несколько поменяв направление.
Разумеется, он, тан Хаген, узнал валькирию Райну тотчас же, едва оказавшись на краю зарослей. Узнал — и невольно поразился могуществу судьбы, сводящей и разводящей, тасующей карты участей.
Он не окликнул воительницу — там кипел смертный бой, и каждое мгновение могло оказаться роковым. Тем более, что знала она не тана Хагена, а пузатого и одышливого лекаря Динтру.
А потом он сражался уже сам. А ещё потом — сообразил, что с валькирией Рандгрид они самые что ни на есть кровные родственники.
И имя «Динтра» никак не лезло на язык. Вот просто никак. Позже, чуть позже…
Они мчались — а Хаген думал теперь о Матери Ведьм, чью форму ему удалось разрушить, открыв им с новообретённой hálfsystir дорогу к свободе. Он знал, что надо делать — магический конструкт можно развалить, перенасытив чистой силой, и ему это удалось. Как скоро она восстановится, эта Гулльвейг, — неведомо. Но, если Орлу и Дракону нужен каждый гран собранной ими магии, то, скорее всего, возрождать свою слугу вот так сразу они не станут.
Смерть — давняя прислужница великого Демогоргона. У неё множество имён и обличий, но и она не неуязвима. Это персонификация жуткого и пугающего, возникшая из людских страхов, как и Тьма, и Спаситель — или, скорее, людскими страхами дооформленная, получившая окончательный свой вид. Тьма в особенности такова. Она была допрежь всего и будет, когда ничего не станет, даже Хаоса — как говаривал Учитель. Но людской ужас придал Тьме новые обличья, заставил иных её созданий становиться теми, кем они стали.
Велика и страшна власть истинной веры смертных.
Тан Хаген оборачивался назад, пытаясь понять, кто же он теперь. Сын Древнего Бога Одина и великанши-ведьмы Лаувейи, сильнейшей хексы народа йотунов, гигантов и врагов самого Асгарда, что так и не были повержены. Ученик Истинного Мага, а теперь — Нового Бога Хедина, одного из двух хранителей равновесия в Упорядоченном. И, как сказала ему на прощание мать, — «тебе открыты миры и живых, и мёртвых».
Что ж, если это правда, у него намечается крупное дело — когда пройдёт, когда кончится этот день Рагнарёка.
Но сперва он должен вытащить Сильвию. Что она в беде — Хаген не сомневался.
Барра мчался всё быстрее и быстрее, однако в магическом звере словно бы начинала нарастать неуверенность. Не замедляясь, он мотал из стороны в сторону массивной головой, то и дело взмявкивал и сидевший за пазухой у Райны чёрный кот.
Что-то было не так, очень сильно не так.
И очень скоро Хаген решил, что понимает, что именно — кто-то упорно шёл по их следу, причём нагоняя.
Ловчая команда Орла и Дракона? Вряд ли, зачем этим всесильным тут сущностям прибегать к подобному?
Но встретилась же им на пути сама Смерть?
— Валькирия! — прорычал тан. — У нас за плечами погоня. Что говорит тебе твой зверь? Пытаться уйти или остановиться и сразиться?
Райна обернулась, брови её сошлись.
— Тигр тревожится, очень, — кивнула воительница. — Но драться… оставим это на момент, если и впрямь догонят. Засаду тут всё равно нигде не устроишь.
И верно — в сером мареве, на ровном, как тарелка, сером же поле всё равно, где остановиться и где принять бой.
— Верно. Гони, валькирия!
Но белый тигр, хоть и магическое существо, явно начинал уставать. А погоня подтягивалась всё ближе, Хаген затылком чувствовал холодный ищущий взгляд, тоже явно магический. Как им это удается?.. Что у них за скакуны?..
— Далеко ещё? — вырвалось у тана, однако он сам тотчас и устыдился своего вопроса. Какое там «далеко»! Тут никто не ответит, разве что сам Дракон.
И тут Барра вдруг остановился. Обернулся, глухо зарычал, обнажая внушительные клыки.
— Догнали, — выдохнула Райна. Спрыгнула, поспешно обнажая альвийский меч. Расколотый Гулльвейг щит так и остался там, в сотворённой Великими Духами реальности. Чёрный кот проворно спрыгнул наземь, встал рядом с тигром, грозно распушил хвост — дескать, не смотри, что я мелок, я им всем покажу!..
Хаген встал рядом с валькирией, Голубой Меч уже в руке.
Они ждали в тишине, но, по счастью, ждать пришлось недолго.
Мгла раздвинулась, из неё появилось восемь фигур.
Немолодой маг в дорожном одеянии, опиравшийся на длинный посох; высокий плечистый парень с наголо обритой
