Александр Косарев - Тайна императорской канцелярии
– Бог ты мой! – мои колени подогнулись и стукнулись об истоптанный пол. – Так что же, выходит, это он нас ночью грабанул?! А чтоб его не узнали, обмотал голову шарфом! Стало быть; именно он все тут разбросал во время торопливых сборов! Но откуда он узнал, что мы уже все нашли и пора совершать налет? Почему он прошлой ночью не предпринимал подобной попытки?
– Наша Сандрин, как я теперь понимаю, – покровительственно похлопал меня по голове Михаил, – и дала ему сигнал-команду.
– Как? Чем?
– Элементарно, мой друг, нашим же фонарем и просемафорила. То-то, припоминаю, она как-то странно с ним обращалась. То приподнимала над головой, то опускала чуть не к самой земле… Я тогда думал, что она просто примеряется, как нам лучше осветить место раскопок, а теперь понимаю: цель у нее была другая! Ясно, что в какой-то момент они вступили в сговор. Наша с тобой задача заключалась в том, чтобы сделать всю черную работу, а дальнейшую судьбу золота они решили устроить по собственному усмотрению.
Обсуждать дальнейшие планы не было смысла. Следовало поскорее уносить отсюда ноги во избежание возможных осложнений. Похватав вещи, мы поспешно выскочили на улицу. Срезая кусок дороги, чтобы не показываться в Местечках, побрели прямо по бездорожью. Со стороны озера налетел промозглый ветер, и вскоре заморосил мелкий осенний дождь.
– Погодка в самый раз для побега, – заметил Михаил, накидывая на голову капюшон своей замызганной куртки.
– Что же в ней хорошего?
– Все сейчас под зонты спрячутся и не будут на нас внимания обращать.
– Опасаешься, что нас могут разыскивать?
– Кого нам опасаться? – передернул плечами Михаил. – Какие-либо претензии к нам может иметь только эта парочка авантюристов во главе с француженкой. Кто бы мог подумать?! – шлепнул он себя ладонью по лбу. – Такой казалась покладистой и дружелюбной девочкой! А вот, поди ж ты, связалась с каким-то деревенским отшельником! Мыто ей чем не угодили?
– Возможно, дело в том, что мы не оставляли ей другого выхода. Даже отказались выслушать ее возражения.
– Какие еще возражения? – удивился Воркунов. – Мы ведь не лишали ее законной доли! У меня, например, и в мыслях не было ее ущемить.
– Теоретически мы как бы предоставляли Сандрин равные права, – пояснил я свою мысль, – но фактически ее положение было весьма неустойчивым. Пусть даже мы помогли бы ей доставить ее часть золота на российскую территорию – воспользоваться своими монетками ей и там было бы крайне проблематично. Другое дело, если Сандрин получит их по закону. Тогда хотя бы часть она сможет официально оставить и легально перевести в наличность или на счет в банке. А так… что были они у нее, что нет, толку от них все равно никакого не было бы. Более того, в любой момент ее поездка с таким количеством золота по нашим совершенно одичавшим и озверевшим российским пространствам могла закончиться самым непредсказуемым образом. Согласись.
– В чем-то ты прав, – задумчиво кивнул Михаил, – но все равно она поступила нечестно, изменив нам с первым встречным.
– Ну почему с первым? Все же у них было нечто общее.
– Что же?
– Французские корни, естественно. Отец нашего домовладельца наверняка был из числа французских военнопленных. Уж очень его имя и фамилия на это указывают. Сандрин же – француженка чистопородная. Вероятно, на этой почве они и сошлись. И когда только успели сговориться?
– Наверное, вчера утром, когда мы с тобой оставили ее без присмотра. Да и вообще… долго ли умеючи.
Какое-то время мы шагали молча, думая каждый о своем. Времени было предостаточно, и постепенно события последних дней выстроились в моей голове во вполне правдоподобную версию.
– Слушай, – толкнул я уныло бредущего рядом Воркунова, – мне кажется, я начинаю понимать, что произошло.
– Нас нагло обокрали, – буркнул он в ответ.
– Я, кажется, догадался, почему это случилось.
– И почему?
– В один из первых дней мы с Сандрин залезли в спальню хозяина.
– Зачем?
– Да она завела речь, что, мол, в этом доме никогда не было никакой женщины. И все россказни хозяина, что его жена куда-то уехала, являются, мол, чистой воды фикцией.
– Какая нам разница, была женщина или не была? Это его личное дело!
– В принципе, конечно, но Сандрин все же подбила меня пробраться в его жилую половину…
– И ты не возражал?
– В тот момент никакого криминала в этом не усмотрел, – принялся оправдываться я. – Кроме того, мне и самому стало интересно, как живет бородач.
– Узнал?
– На полке у кровати я обнаружил его старый еще советский паспорт, не менее чем тридцатилетней давности. На фотографии он был еще без бороды, но суть не в этом, а в том, что Бирюк наш, оказывается, не Мартынович, а Мартэнович!!!
– Не понял юмора…
– Да я и сам только что сообразил. Помнишь, Сандрин как-то упоминала младшего брата своего деда? Который исчез во время последней мировой войны?…
– Что-то припоминаю…
– Того брата как раз так и звали – Мартэн!
– И ты полагаешь, – Михаил от неожиданности даже остановился, – что этот обросший Карабасович и есть тот самый брат?
– Да нет же! – в сердцах воскликнул я. – Это может быть только его сын!
– Чей? – окончательно запутался Воркунов.
– У деда Сандрин был младший брат, – принялся я терпеливо объяснять. – Во время Второй мировой он, скорее всего, завербовался в добровольческий французский корпус и отправился в СССР вместе с немцами. Но, видимо, не столько война влекла его в столь рискованное путешествие, сколько желание добраться до исчезнувших сокровищ далеких предков. Здесь он выбрал удачный момент и перебежал на сторону наших. Такое тогда случалось сплошь и рядом, особенно во время зимних боев под Москвой. В тот момент советским комиссарам иностранный перебежчик оказался очень кстати. Управление агитации и пропаганды с удовольствием подбирало такого рода кадры и поручало им писать листовки, заниматься переводом попадавших в распоряжение разведки документов и прочее.
– Так как же он попал сюда? – кивнул Михаил в сторону почти скрывшегося за лесом Местечка. – Не случайно же?
– Наверняка. Может быть, так случилось, что наш Мартэн, прекрасно знавший основные европейские языки, сделал на новом поприще неплохую карьеру. И к концу войны его за усердие выдвинули, например, в начальники и поручили работать с другими пленными, которые попадали к нам в страну уже сотнями и тысячами. Думаю, именно он и подсказал, где разместить сборный лагерь для иностранцев. Место уединенное, глухое, охранять его было удобно. Наши НКВД-шники ничего подозрительного в его предложении не усмотрели. Место для лагеря выглядело не хуже любого другого, к тому же немцы уже выстроили здесь кое-какие помещения.
– Тогда почему он не вытащил золото раньше? Он же жил буквально в трехстах метрах от него!
– Видимо, не мог. Не только он смотрел за другими: за ним самим, я уверен, тоже наблюдали. А может, он наткнулся на ту же проблему, что и мы.
– В смысле?
– Камень с отметиной! Вернее, его отсутствие. Быть может, камня на нужном месте не было уже тогда?! А раз нет камня – основной приметы, – то было непонятно, где копать. Это мы такие головастые попались, что сообразили. Хотя… вполне могло быть и сто иных препятствий. Война, потом разруха. Бог знает, как могла сложиться его судьба. Ясно одно, Мартэн остался здесь, женился и теми знаниями о кладе, которыми владел сам, поделился с подросшим сыном. И наверняка предупредил, что поскольку еще несколько его родственников владеют информацией о старинном тайнике, возможно появление конкурентов.
– Теперь понятно, – подхватил Михаил, – почему Карабасыч с такой готовностью селил к себе туристов. Видимо, надеялся, что кто-то из них приехал на озеро вовсе не рыбу ловить, а по семейному преданию работать. А Сандрин, значитца, быстрее нас с тобой связала «А» и «Б». Как только ты ей сказал про отчество в паспорте, она мигом решилась на разговор с нашим хозяином.
– Договорились они, когда сливы собирали, – предположил я, – самое подходящее время. Вроде и на виду у всех, а о чем говорят – не слышно. Рассчитали они все идеально. Вот только гранату твою не предусмотрели, иначе…
– А-а, – взмахнул рукой Воркунов, – так или иначе, все равно наше золотишко пропало.
Не на шутку разошедшийся дождь заставил прибавить шагу, а разговаривать во время быстрой ходьбы не очень удобно. Добравшись до станции, мы вымокли окончательно и, чтобы хоть немного обсушиться, забежали в крохотное кафе рядом с билетной кассой. Поскольку стульев в забегаловке не было, мы, взяв по стакану горячего чая, устроились в дальнем от барной стойки углу.
– И ведь ни одной машины на улице нет, – заметил я, выглядывая в окно.
– К поезду наверняка подъедут, – взглянул на часы Михаил. – Минут через тридцать кто-нибудь появится.
