Алекс Орлов - Территория дракона

– Оборванец, – повторил Оберст, криво улыбнувшись. – Маскировался.

– Так точно, сэр. Маскировался, чтобы распихать эти свои штучки-дрючки.

– Ну, значит, мы закроем эту тему раз и навсегда. Что он там намыл, мы потом, может, еще разузнаем, а пока решим вопрос по нему.

– Разрешите я сам?

– Нет-нет, Штуцер, больше никакой самодеятельности. Пусть поработают специалисты. Кто там у нас самый лучший, Тулло-Ящер?

– Был.

– Что значит был?

– Не поладил с «Элеватором», и они его сработали. Положили кучу бойцов, но дожали.

– Подумать только, а ведь считался почти мифической личностью, – покачал головой Оберст. – Тулло – то, Тулло – се. Что, прямо вот так взяли и завалили?

– Говорили, будто подранили крепко, и он все же уполз, но приползет ли обратно – вопрос.

– Ладно, тогда обратимся к братьям Модельяни. У тебя есть их номер?

– Есть, но, может, он уже старый?

– Набери-ка, может, работает.

Штуцер набрал, и ему ответили, сказав:

– Пожалуйста говорите.

– Это мебельная фабрика?

– Это мастерская ручной работы братьев Модельяни, – ответили ему.

– Рад слышать, что вы еще работаете. Мы хотели бы заказать у вас шкаф.

– Это можно обсудить.

– Вы могли бы подъехать к нам?

– Куда?

– Это на северной окраине – Заводской пустырь.

– Хорошо, через час будет нормально?

– Да, нормально, – ответил Штуцер. – Мы можем выйти и встретить вас на улице.

– Не нужно, вы ведь все там же сидите – в бункере?

– Да, в этом плане ничего не изменилось.

– Ну, тогда я не заблужусь.

84

На переговоры явился старший из братьев Модельяни – Роберто. Он выглядел почти так же, как десять лет назад, когда Оберст впервые с ним познакомился. Разве только похудел немного. Больше стали выдаваться его канзасские челюсти и острый нос, да длинные, собранные в пучок волосы заметно поседели.

А в остальном те же перстни на пальцах, золотая цепь поверх черной водолазки и туфли с пряжками по цене среднего автомобиля.

Он пожал поочередно руки Оберсту со Штуцером и сел в кресло – они беседовали в переговорной зоне офиса.

– Давненько я здесь не был, господа. Приятно было увидеть, что кроме ям с дерьмом у вас стало больше построек. И вышки, как на складе каком-нибудь.

– Да. У нас здесь есть что охранять, – улыбнулся Оберст. Перед началом основной беседы требовалось немного поговорить на отвлеченные темы.

– А я ведь давно вашу площадку знаю, еще юнцом покупал здесь свою первую дозу стирола.

– Вот как? Но нас тогда тут еще не было.

– Да, тогда здесь заправляли другие ребята. Но со стирола я потом едва соскочил. Получилось. А многие мои приятели – нет. Кто-то уже исчез, другие, возможно, еще тут у вас бродят.

– Мы никому ничего не навязываем, – напомнил Оберст.

– Это да. Но все равно, если когда-то начнут мочить всех преступников, начинать нужно с вас, ребята, от вас основное зло.

Оберст со Штуцером переглянулись, а гость улыбнулся.

– Не обращайте внимания, у меня специфический юмор. Профессия накладывает свой отпечаток. Итак, что вы хотели? Что у вас за шкаф?

– Вот, – произнес Штуцер, подавая старшему Модельяни заготовленный листок с информацией и несколько распечатанных фото с контрольных камер. – Если фото плохие, мы сможем добыть еще.

– Нет-нет, фото вполне пригодные, учитывая, что известен адрес проживания, машина, место службы. Итак, наш шкаф коп?

– Коп, – подтвердил Оберст.

– Давненько я не работал по копам. Последний раз это делал…

– Тулло, – напомнил Штуцер.

– Да, Тулло-Ящер вогнал в мишень двести восемнадцать пуль из армейского пулемета. И это тоже был городской шериф. И тоже из отделения Пятого района. События совершают круговорот.

– Ты стал философом, – заметил Оберст.

– Есть немного. Что вы хотите в качестве исполнения? Может, добавим красок и тоже повторим рекорд Тулло с пулеметом?

Заказчики переглянулись.

– Что, думаете, не смогу?

– Теперь тебе не перед кем выделываться, Роберто, – миролюбивым тоном произнес Оберст. – Тулло нет.

– Тулло нет. И я его уважал. Может, хотите все сделать по-тихому?

– Нет, это должно быть заметно, чтобы те, кто узнал, потом думали, прежде чем совершать подобные ошибки.

– Поддерживаю. Полностью поддерживаю. В каждом заказе должна быть мораль, – согласился старший Модельяни. – Значит, автоматная очередь днем в присутствии небольшого количества публики. Годится?

– Годится, но хотелось бы… – Оберст покрутил в воздухе пальцем. – Большей убедительности, что ли.

– Ха! Я вижу в вас художника, мистер Корн. О, прошу прощения, Оберст. Так вот, сейчас стало модно привлекать к исполнению пушечные турели.

– Да-да, что-то подобное я слышал! – закивал Оберст. – Именно так.

– Хорошо. Какие сроки?

– Чем быстрее, тем лучше.

– Он нас конкретно достал, – добавил Штуцер.

– Значит, постараемся не задерживать. Тогда давайте подведем итог, легкая, так сказать, процентовочка.

С этими словами старший Модельяни достал большой блокнот и ручку с золотым пером.

– Итак, просто шкаф – это десять тысяч чаков. Но то, что шкаф не простой, а в карете ездит, – это двадцать пять тысяч. Далее шоу с турелью и с гарантированными зрителями – это плюс еще десять тысяч. Далее за срочность наценка пятьдесят процентов. Но если не уложимся в двое суток от момента согласования, значит, этой наценки не будет. Итого: пятьдесят две с половиной тысячи. Двадцать пять вперед, остальные после исполнения.

Оберст поднялся, подошел к стальному шкафу в углу, отпер его магнитным ключом и, осмотрев стопки банкнот, начал выбирать покрупнее достоинством.

– К сожалению, номиналы у нас небольшие – специфика рынка, – сказал он, выкладывая перед старшим Модельяни двадцать пять пачек по тысяче чаков в каждой. – Но зато – красивая сумочка.

С этими словами он подал гостю шелковую сумку с затейливой вышивкой.

– Ничего страшного, это тоже деньги, – сказал Модельяни, убирая в сумку пачки банкнот. Затем поднялся, снова пожал заказчикам руки и вышел вон.

85

Весь день после пьянки Брейн провалялся дома, что называется, откисал. Спал до обеда, потом принял душ, что-то себе приготовил, но не ел, только пил много лимонного напитка. Ну как лимонного? Желтого, сладкого и вроде бы с запахом цитрусовых, однако на упаковке растворимого кубика было изображено какое-то растение с цветами.

Ну и слова «лимон» здесь тоже не знали.