Майкл Стэкпол - Я — джедай!

Не было сомнений в том, что меня влекло к Тавире. Это было физическое влечение, животное влечение, магнетическое притяжение одной плотской машины к другой. Я хотел думать об этом только под таким углом зрения, будто мой дух был помрачен страстью «грубой материи», но я знал, что это не вся правда. Было что-то в ее духе, что я счел интригующим. Я убеждал себя, что тяга к ней была чисто случайной — как моя страсть к Сиолле Тинте или Веджа — к Кви Ксукс. И все же что-то в Тавире казалось мне замечательным, отчего зову плоти противиться было крайне трудно.

Но больше этого меня волновало другое — ее анализ того, почему я ненавидел Ремарта и почему я сделал с ним то, что сделал. Даже описывая нашу драку следователям, я не стал описывать, какие увечья я нанес ему. Пиная его в живот, расквасив ему лицо, я несомненно поверг его, но я был обучен более легким и быстрым способам нейтрализовать нападавшего. Вот и в первой нашей с ним стычке одного удара в горло оказалось достаточно, чтобы остановить его. Тот же самый удар, только чуть посильнее, мог повредить ему дыхательное горло и убить его без малой доли того, что я сделал с ним.

Я посмотрел на свои руки и сообразил, что я мог одолеть его, не разбивая кулаки в кровь и не ломая кости, но я сделал это. Я избил его так жестоко, чтобы наказать его и наказать себя. Где-то в глубине души я знал, что избивая его, я поступаю неправильно. Я не мог заставить себя остановиться, поэтому я заставил себя заплатить эту цену.

Ремарт был тем, кем стал бы и я, если бы вместо Альянса попал бы к «выжившим». У меня мурашки по спине побежали. Это было бы так просто, потому что «выжившие» любили Империю не больше моего. Если бы мне некуда было бежать, я бы запросто связался с ними, чтобы нанести Империи ответный удар. Не будь у меня возможности попасть в Альянс после того, как я сбежал с Кореллии, я мог бы закончить свой путь у «выживших». Оставшись без морального компаса, я впал бы в дикость и жестокость и свыкся бы с тем, что живу в обществе тех мерзавцев, за которыми я раньше охотился.

Я бы не стал любовником Тавиры — она бы стала моей любовницей.

Я с шумом втянул воздух, скорее от этой мысли, чем от жжения мази, которую Элегос наложил мне на руку. Я бы стал великим и ужасным, как Гарм бел Иблис, и вел бы свою собственную войну с Империей. Я объявил бы войну всей Галактике и уничтожил бы всех моих врагов.

Я стал бы тем, кого хотел сделать из меня Экзар Кун.

— Нет!

Элегос улыбнулся:

— Повязка поможет вылечить раны, хозяин.

— Я не из-за этого. И не называй меня хозяином. Зови меня просто «Йенос». Капитан, если хочешь быть официальным.

— Очень хорошо, Капитан, — Элегос поднял мою правую руку и начал обматывать ее стерипластом.

Я вздохнул и дал ему возможность спокойно работать. Я знал, что ревновал к Ремарту, и избил его таким образом, чтобы лишить его физической привлекательности. Насколько я мог судить, Тавира была права — я избил его, чтобы сломать ей кайф и наказать ее за то, что она выбрала не меня.

Но даже признав это, я понял, что позволил Ре-марту жить не для того, чтобы его убила Тавира. Я не ожидал, что это произойдет. Она была моральным банкротом, раз обратила жалость ко мне в смертельную шутку. Я знал, что многие считают так же, как она, — Кает и Тиммсер, которые знали меня, наверное, лучше всех остальных «возмутителей спокойствия», легко согласятся, что я именно этого и добивался.

Но я не делал этого. Просто не мог. Я нахмурился. Мог ли я?

Я снова содрогнулся и почувствовал, как у меня в животе заворочалась ледяная змея. Конечно же, я мог бы. Но я изо всех сил цеплялся за тот факт, что я не мог этого сделать.

К тому сейчас я столкнулся с новой дилеммой. Тавира дала мне месяц, чтобы я решил, хочу я стать ее любовником или нет. Я смогу попасть на борт «Возмутительного». Я стану частью его команды. Я добьюсь доверия Тавиры. Я смогу выведать все секреты «возмутителей спокойствия» и даже узнать, где находится Миракс. У меня будет все, что я желаю, — я верну свою жену и получу возможность уничтожить «возмутителей спокойствия».

В тех операциях под прикрытием, в которых мне доводилось участвовать, деликатный вопрос физической близости с теми, за кем я следил, решался довольно просто. Иногда другой корбезовец, например Йелла, играла роль моей жены или подружки. В другой раз, когда я внедрялся в банду и на меня клевали женщины, мне приходилось опаивать их до состояния нестояния или притворяться, что я мертвецки пьян. Иногда было достаточно заявить, что у меня есть подружка, которая ничего не подозревает о моих грязных делишках, и меня оставляли в покое.

Но здесь одной легенды было недостаточно. Всем оперативникам в КорБезе говорили, что им не нужно делать того, что противоречит их моральным ли философским принципам, и задания нам давали с таким расчетом, чтобы мы испытывали как можно меньший стресс в этом отношении, но все же были случаи когда переспать с кем-то было логическим шагом развития отношений и продолжением следствия. Я, конечно, был не в восторге от этого, но и не считал секс между двумя взрослыми людьми вне брака чем-то запретным. Мы с Миракс провели немало ночей вместе, прежде чем пожениться, и она была не первой женщиной, с кем я оказался в одной кровати.

Те редкие случаи, когда мне приходилось спать с подозреваемой, не сильно ранили меня, пока у меня не было постоянных отношений с одной женщиной. Не было уз, связывавших меня с кем-то, или обязательств, которые я мог бы нарушить, переспав с другой. До меня вдруг дошло, что если бы такая связь с кем-то и наладилась, меня бы это немного тревожило, но не остановило бы.

С Миракс все было по-другому. Я был верен ей. Но все же роман с Тавирой и был самым легким способом освободить Миракс. Речь не шла о том, что я должен был влюбляться в Тавиру — это было просто невозможно. Физически я мог быть с ней, но об эмоциональной связи не было и речи. Я дал бы ей, что она хочет, и добился бы от нее всего, чего хочу я. Это будет взаимовыгодный альянс двух заинтересованных сторон, который позволит мне исправить несправедливость, допущенную в отношении моей жены.

Это будет так просто. Все, что мне нужно сделать — это быть с Тавирой, ублажить ее, чтобы потом обмануть. Она приведет меня к моей жене. Она может обладать моим телом и вместе (я не сомневался в этом) мы могли бы открыть для себя целые галактики страсти, но она никогда не добьется всего, чего хочет от меня.

Все эти мысли, кружившие у меня в голове, казались такими очевидными и такими верными, но что-то внутри меня кричало от ужаса, предостерегая меня, чтобы я не смел им поддаться. То, что казалось таким легким, то, что могло так быстро приблизить меня к Миракс, быстрее, чем все, что я делал до этого, было в корне неверно. Я не знал, почему. Я не хотел поверить в это. Я даже хотел сказать себе, что проступок будет незначительным по сравнению с тем благим результатом, которого я несомненно добьюсь. Мой альянс с Тавирой будет односторонним — я возьму от нее все, что мне нужно, но не дам ей тот приз, которого она так добивается. Вот что я сделаю, и любой протест будет означать мою слабость.

Я содрогнулся:

— Не могу поверить, что я так думаю.

Элегос оторвал лишний стерипласт и завязал узел на моей руке:

— В чем дело, Капитан?

Я покачал головой:

— Веши, о которых я сейчас думаю. Вещи, которые я должен сделать. Я не могу поверить, что я всерьез думаю об этом.

Каамаси медленно кивнул:

— Если позволите, Капитан, у нас, каамаси, есть поговорка.

— Какая?

Он задумчиво сложил руки вместе:

— Если ветер больше не зовет тебя, значит, настало время проверить, не забыл ли ты свое имя.

Эта простая поговорка ударила мне по мозгам, словно молот, и в ней я услышал отклик афоризма моего отца о человеке, который не узнал себя в зеркале. Меня начала бить дрожь:

— Ты прав. Я больше не знаю, кто я такой.

Глава 41

— В таком случае рискну предположить, что сейчас самое время вспомнить.

Я рассмеялся:

— Легко сказать, но трудно сделать.

Элегос покачал головой и начал забинтовывать мою левую руку:

— Вовсе не трудно. Начните с настоящего момента и возвращайтесь в прошлое до тех пор, пока не обнаружите, когда последний раз были собой,его совет на первый взгляд выглядел наивно, но что-то в его голосе намекало на то, что это единственный способ для меня найти выход из сложного положения, в котором я оказался.

Я задумался над этой задачей, сосредоточившись на кратчайшем пути. Любовная связь с Тавирой была бы самым быстрым способом спасти Миракс, но какой-то голос внутри меня твердил, что это не так. Я знал, что та часть меня, которая не соглашалась с этим планом, и была отправной точкой для обретения своего лица, и я стал размышлять, почему мое решение согласиться на предложение Тавиры было неверным.

Ответ внезапно появился у меня перед глазами, и я с ужасом подумал, как я не мог понимать этого раньше. Этот выбор был неверным, потому что я собирался переспать с Тавирой не ради Миракс, а просто потому, что я хотел этого. Я подогнал ответ под решение, целью оправдывая средства. Я облек эгоистичное желание в яркую обертку из благородных и самоотверженных побуждений, но в действительности мне просто нравилось тяга Тавиры ко мне. Это льстило мне. Я был женат на Миракс немногим менее четырех лет и ни разу за все это время не испытывал влечения к другой женщине. Но это не означало, будто я не находил такую мысль приятной. Тавира была привлекательной и могла бы обладать сотнями мужчин, но она выбрала меня, значит, ситх подери, я был особенным. И мне представился шанс доказать, что я действительно особенный — это была пища, которая могла насытить мое хаттоподобное эго.