Виталий Обедин - Виталий Обедин Слотеры. Песнь крови.
Мысль о том, что костлявый безумец стал слишком проворен для меня и сейчас просто забавляется, свербела в голове. Кровь и пепел! Я несколько раз оцарапал его. Почти поймал на грязный трюк со шпагой. Почти дотянулся колдовским акинаком. А только он по-прежнему получает от происходящего удовольствие и не торопится заканчивать.
Но нет, топчи меня Бегемот! Я не для того несколько ночей подряд слонялся по ночному Уру, выбивая дурь и ответы из смертных и носферату, чтобы сегодня этот тощий каприз природы употребил и меня себе на прокорм. В конце концов, мне заплатили. А я известен тем, что, взяв задаток, всегда выполняю работу.
— Когда я закончу с тобой, Сет, то первым делом наведаюсь к тебе… о, прости, к нам домой. Говорят, у тебя хорошенькая домохозяюшка. Уж я попользую ее. И не только клыками! Как попользовался Морганой. Она ведь рассказала тебе все, не так ли? Она рассказала, что ей понравилось?!
— Ты останешься здесь, Итон, — прорычал я, — Принюхайся! Чувствуешь запах гари в воздухе? Это не от пепелища. Это горят факелы.
Ренегат прекратил плясать. На его лице отразилось искреннее изумление.
— Ты все-таки позвал подмогу, Сет? Кровь и пепел! Я разочарован. Я-то считал тебя поединщиком. Ты ведь так красиво говорил про репутацию и все такое. Я уважал тебя как настоящего и достойного врага. Даже дал возможность героически нанести мне пару царапин, а ты…
— Ничего. Это страховка, на случай если что-то вдруг пойдет не так и у меня недостанет сил загнать тебя в гроб. Ур не должен пострадать из-за моих амбиций…
На этот раз, использовав замешательство нежити, я почти достал его — уже по-настоящему. Дагдомар резанул по груди Ренегата, оставляя дымящуюся, обожженную рану…
— Кровь и пепел!
…Царапину!
Заточенный в серебряном клинке демон взвыл от разочарования и досады: добыча была так близко. Согнувшись от боли, Ренегат двумя огромными скачками оторвался от нас обоих.
— Почти, Сет! Почти! — кривясь и гримасничая, заорал окончательно взбешенный вампир. — Это был твой последний шанс, и ты его израсходовал вхолостую. Довольно игр! Сейчас я начну разнимать тебя по частям. А потом выпотрошу и твоих помощников — одного за другим.
— Силенок на всех не хватит, — огрызнулся я, — Даже если справишься со мной, я все равно прежде успею уделать тебя так, что парням Кастора не доставит труда закончить начатое. Место схватки окружено дружиной экзекуторов. Эти ребята умеют ладить с такими, как ты, лишь немногим хуже моего. А на крайний случай с ними Ришье и Моргана.
Вампир расхохотался, сверкая клыками:
— С такими, как я?! Ха-ха-ха! Уверяю тебя, Сет, даже ты еще не сталкивался С ТАКИМИ, КАК Я!!!
И не стало света. Совсем.
Исчезли луна, звезды, само иссиня-черное ночное небо.
Пропал великий и древний город.
Весь мир внезапно канул во тьму, словно кто-то опрокинул над ним исполинскую чернильницу, полную вязких, непроницаемо-черных чернил.
Тьма случилась полная.
Материалистичная. Всеобъемлющая. Абсолютная.
И живая.
Тому, что меня окружало, трудно подобрать описание.
Ощущение такое, будто тебя бросили в чан с вязкой, тягучей смолой. Тьма облепила каждый член, каждую частицу тела. Мягко, но властно обняла и стиснула так, что не шелохнуться. Сковала мертвящей тяжестью.
Кокон смерти.
Жук, запаянный в черном янтаре.
Я подумал об оружии и понял, что ладони опустели. Шпага и Дагдомар канули во тьму, будто растворились.
— Это называется Вызов Первородного Мрака, — прошелестела тьма голосом Ренегата. — Вот оно, истинное могущество. Никто больше, даже наш одаренный братец Джайракс, на такое неспособен. Только Некромейстер Алан, древнейший из вампиров. Но кровь отца — это и моя кровь. Она все рассказала мне. Пропела. Научила. Я ведь очень способный, я умею слушать и быстро учусь. А с вашей кровью я набрался сил, чтобы использовать свое знание.
Я почувствовал неуловимое текучее движение на своем лице.
— Вот так вот, Сет. Я могу сделать с тобой что угодно, — с триумфом известило существо, которое было много больше, чем любой вампир. — Могу направить Мрак в каждое отверстие, в каждую пору твоего тела, и тебя разорвет изнутри, точно переполненный бурдюк. Могу превратить Мрак в железные обручи, которые выдавят из тебя жизнь по капле. Могу взорвать твои глаза и оставить жить таким: огромным, страшным и — беспомощным… ненадолго, конечно, я ведь все еще голоден. Так как же мне с тобой поступить, родич? Что посоветуешь?
Чернильно-черный янтарь слегка размягчился. Я почувствовал, что с усилием, но могу двигать челюстями.
— Встреться… со мной… лицом… к лицу… если… посмеешь…
— Вот как?
Тьма слегка расступилась — словно обмелели антрацитовые воды, и сквозь нее проступило белесое, неживое мелово-белое лицо Ренегата, изуродованное дымящимся шрамом. В пустых глазницах клубился Мрак.
— Последняя воля — закон, — прошелестели мертвые губы.
— Ближе… мне есть… что… сказать… тебе…
Губы Ренегата сложились в ухмылку, и лицо слегка переместилось, оказавшись прямо напротив моего.
— Кажется, теперь мы стали одного роста…
— Ага… И это… удобно!!!
Древняя кровь и вампиры.
Демоническое наследие и жизнь в смерти.
Заклятое серебро и магия, рожденная на заре времен.
Все это так величественно, и все так мимолетно!
Древняя кровь уходит в прошлое, вампиры рано или поздно обращаются в прах, серебро плавят на монеты, обладающие куда большей властью, чем любые чары, а старинная магия забывается… Но вот старый добрый удар лбом в переносицу как был, так и останется в арсенале людей и им подобных. Лучше него может быть только злобный пинок промеж ног, но в данных обстоятельствах выбирать не приходится.
Я шарахнул лбом в это призрачное, витающее во тьме лицо, всю силу, всего себя вложив в рывок, который потребовался, чтобы разорвать оковы Мрака. Не знаю, что там у Ренегата сейчас находилось под кожей, но только хрящ хрустнул вполне отчетливо. Не теряя времени, я наклонил голову и хватанул зубами туда, где, по идее, должна бы начинаться шея. Холодная, скользкая и омерзительная на вкус плоть заполнила рот. Изо всех сил стиснув зубы, я по-волчьи рванул голову набок.
Ренегат верещал как поросенок. И, клянусь кровью и пеплом предков Слотеров, в этом крике звучало больше страха, чем боли.
Мрак распался, вернув мостовую под ногами, город вокруг и звезды над ним.
Мы вовсе не стали одного роста, так что я буквально рухнул на вампира-убийцу сверху, подминая его своим весом.
Закрепляя успех, я ударил Ренегата еще раз, целя лбом в расквашенную физиономию. И еще. А затем выхватил из-за пояса дагу и ткнул ею в горло. Ошеломленный мутант слабо возился, размахивая тощими конечностями, похожий на большого жука, перевернутого на спину. Нанесенные раны не могли причинить ему серьезный вред, но на несколько секунд вампир обезумел от страха и утратил способность сопротивляться.
— Ты кое-что забыл, покойничек! — проревел я, высвобождая правую руку и приподнимаясь над барахтающимся вампиром, — Ты в Уре! А в этом городе вампиры обязаны носить Скрижали! Приюти «серебряного Джона», Итон!
Я рванул с груди пуговицу — одну из тех дурацких, огромных пуговиц, над которыми потешались Алистер Кроуфорд и Моргана Морган. Сжал кулак, чувствуя, как крошится фальшивая оболочка из покрытого лаком и бронзовой краской сургуча, и обманка рассыпается в пыль, освобождая скрученный в клубок кусочек серебра.
Дэрек Второй Слотер знал свое дело: при помощи фальшивых оболочек, он умело замаскировал ауру, исходящую от Скрижалей, не нарушив при этом спрятанных в них чар. «Серебряные Джоны» сохранили всю свою силу.
— Скрижали созданы по нашему образу и подобию. Как и мы, они всегда ждут свою добычу. Нас!
Спасибо за науку, Реджис ап Бейкон.
— Запрет на питие крови!
Коснувшись впалой груди Ренегата, серебро ожило: Скрижаль сама собой развернулась во всю длину, точно гусеница, — небольшая, размером всего-то с фалангу мизинца, — и вонзила концы в плоть вампира. Серебряный стежок прошил кожу безумного отродья Некромейстера.
Итон Мак-Кини, дитя двух отцов, завизжал от ужаса.
Я вцепился во вторую пуговицу. Оболочка-обманка с сухим хрустом рассыпалась в ладони.
— Запрет на сотворение себе подобных!
Третья пуговица, блеск серебра, истошный вопль, ввинчивающийся в ночной воздух…
— Запрет на мнемочары, гипноз и подчинение чужой воли!
Четвертая пуговица — и четвертый «серебряный Джон» нашел свой приют.
— Запрет на трансформацию и оборотничество!
Ренегат уже не помышлял о сопротивлении, но его тело, улучшенное и отравленное наследием Лилит, отчаянно сражалось. Оно отторгало Скрижали. Ядреная смесь украденной Древней крови бурлила в жилах нежити, противостоя чарам, упрятанным в серебряные скобки лучшими магами Колдовского Ковена. Плоть пузырилась под серебром, вздувалась огромными волдырями и лопалась, разбрызгивая гной. Там, где концы Скрижалей углубились под кожу, возникли мерзко смердящие язвы.
