Влад Поляков - Варяги. Смута

Гуннар, оставленные вместе с Олегом Камнем «нга хозяйстве», рвал и метал от обилия свалившихся на него проблем. Рвался в поход. Но был жестко осажен. Просто, кроме него, было некому поручить фильтрацию пленных по принципы простой вояка или посвященный в дела Владимира Святослаовича относительно плана по уничтожению всех нас. И с этим делом нельзя было тянуть, требовалось этих самых посвященных по большей части пустить в распыл, а нескольких, особо важных, прежде выпотрошить на предмет всей ведомой им информации. Ну а потом по тому же адресу. Варяжское братсво предателей своих интересов никогда не прощало.

Вот и получилось, что ворчащий и ругающийся Бешеный остался разгребать завалы, Олег так же поддерживал обычную жизнь города, ну а мы… опять двигались к очередной битве. На сей раз вместе с собственно войском тащился и обоз, где были и припасы, и инструментарий на предмет создания осадной техники, и просто вещи, создающие хотя бы минимальный комфорт в лагере, который непременно вырастет поблизости от киевских стен. Всегда стоило готовиться к худшему. Но и надеяться на лучшее я не переставал.

Сейчас же я лежал на телеге, смотря в небо и дума, думая… Обо все сразу и одновременно ни о чем конкретно. Накатила та самая лень, которая не действует на разум, но почти отключает желание делать даже простейшие телодвижения. Увидевшая это с час назад Роксана унеслась куда то вперед, поскольку у нее, в отличие от меня. Как раз был припадок бурной деятельности. Эрик руководил общим движением войска, координацией дозоров и вообще многим другим. Лейф Стурлассон шел с конниками в авангарде. Готовясь отразить любое нападение, буде таковое случится. Магнус с самого начала похода выносил мозг жрецу Перуна Радагасту, который как-то незаметно стал неформальным лидером собравшихся под нашими знаменами храмовых воинов. Все были заняты делами… кроме меня. Я же пока бездельничал, готовясь к новому круговороту хлопот. Он приближался, неотвратимо и неумолимо, с каждым шагом по направлению к Киеву.

— Не помешаю?

— Как сказать, Карнаухий, — ответил я, не прекращая смотреть на небо с медленно плывущими по нему облаками. — Все равно уже пришел, да и мне сверх меры бездельничать не стоит. Так что можешь рядом присаживаться…

— Нет уж. я лучше пройдусь.

— Тоже можно. Так что тебя столь сильно интересует, что отдыхающего меня тревожишь?

— А просто в желание поговорить не веришь7

— Здесь и сейчас? Не слишком, — лениво ответил я, понимая, что между нами особых политесов не требуется. Оба мы ярлы взрослые, можем часами ходить вокруг да около, но не в нынешней ситуации. — Что-то тебя беспокоит. И не вообще, а именно в ближайшем будущем.

По моим прикидкам, молчал Ратмир минуты две с небольшим, а с чувством времени у меня всегда был полный порядок, в родном времени частенько мог на часы не смотреть. Здесь же, в десятом веке с его крайне примитивными и донельзя неудобными и массивными часами, эта способность оказалась крайне полезной.

— Осада Киева, — вымолвил наконец мой собеседник. — Мы сейчас можем лишь обозначить свое присутствие и ждать. Если Владимир Святославович захочет вырваться с оставшимися у него дружинниками и прочими, то помешать ему мы не сможем. А новое сражение устроить он не захочет, понимая, что навряд ли победит.

— Так это нам и нужно. Показать свою силу тем, кто находится в городе. И заставить Владимира признать крах всех своих мечтаний.

— А как же…

— Потом достанем! — злобно оскалился я, рывком принимая сидячее положения и смотря в глаза Карнаухому. — Ратмир, если я что и усвоил за последнее время, так это то, что никогда не следует раскрывать рот на кусок. Который в глотку не пролезет. Сейчас мы можем лишь победить Владимира, но вот уничтожить…

— Не можем?

— Ну почему? Можем, если приложим все силы, понесем большие потери… И ослабим не только себя, но и Русь. Именно поэтому загнанному в угол опасному зверю надо устроить «золотой мост».

Услышав непонятное выражение родом из «времен грядущих», Карнаухий вежливо, но явно изобразил на лице непонимание. Не привык, конечно, к тому, что у меня такое порой случается. Это ж не мои побратимы, давно считающие подобное в порядке вещей. И знающие, что в таких случаях непременно последуют вполне себе подробные разъяснения. Как и сейчас.

— Это дорога к отступлению, специально оставленная. К ней можно даже подтолкнуть и ни в коем случае не препятствовать. Сейчас же «золотым мостом» для Владимира станет возможность вместе с остатками своих дружинников и прочими убраться из Киева куда-нибудь подальше. Да хоть к тем же ромеям, если те его вообще примут.

— Необычно думаешь, Мрачный. А вдруг он так и засядет за стенами города? Крепкими стенами.

— Если он сам о том и помыслит, то рядом с ним имеются советники, особенно Добрыня, понимающий происходящее получше многих. Сейчас преимущество на нашей стороне. После же прихода сюда подкреплений мы и вовсе можем себе позволить брать под свою руку город за городом, одновременно держа Киев в осаде. Вот тогда гибель Владимира и его приближенных станет лишь вопросом времени. Пока же есть возможность уйти.

— Занятино… Значит он и сам уйдет, мы же лишь подталкиваем его.

— Не-ет! Сейчас там, за стенами киева надеются на наш промах. Например, на попытку немедленного приступа города или на возможный разлад между союзниками. А вот если всего этого не случится, тогда они будут торговаться. Насчет наиболее выгодных для себя условий. Тот же Добрыня хорошо знает, что пока у тебя есть хоть часть прежней силы, остается надежда на возвращение потерянного. И это нам на руку.

Ратмир уже махнул рукой на попытки понять странные в его понимании мысли, бродящие в моей голове и порой озвучиваемые. Вместо этого решил сосредоточиться на доступном. Например, на блокаде Киева.

— Предлагаешь оставить проход до Днепра?

— Неплохая задумка. И, несмотря на мое нежелание лишаться части имеющихся судов… Это поможет нашим врагам почувствовать себя в безопасности, когда они на них окажутся. Вниз по Днепру, а там и море. И известная всем дорога или дороги.

— Вижу, все у тебя загодя предусмотрено, Мрачный.

— Так жить проще, Ратмир. И врагам сложнее тебя подловить. А теперь…

— Я уже услышал почти все, что хотел, — изобразил улыбку союзник. — И доволен услышанным. Осталось лишь одно, что мне пока неясно. Престол в Киеве один, а желающих может найтись несколько больше. Подумай и об этом.

Прямой намек, но не грубый. А еще интонация, которая многое говорит внимательному слушателю. Карнаухий прямо заявлял, что хочет определенную долю пирога, но готов о ней и договориться, чтобы она оказалась устраивающей обе стороны.