Андрей Круз - Рейтар

Злой должен был появиться одновременно с Марелой. Мы же подъехали на угол улицы Тенистой и Фортовой, где и спешились. Тут коновязь была большая, дальше стоянка извозчиков, так что лошади с коноводами ничьего внимания бы не привлекли. Таких тут много.

– Ну что, пошли, – сказал я Гору, которого позвал с собой как самого сильного.

Вход в переулок был виден прямо от коновязи, так что сигнал наш, зажженную спичку, Барат с Рифом хорошо увидят. А стражников, к слову, здесь нет, даже если их звать соберутся, то сразу те не добегут.

Не слишком хорошо все спланировано, но мало времени на подготовку у нас было, так что вот так, наудачу больше действуем.

Через переулок мало людей ходит, пользуются им лишь те, кому нужно от храма на другую сторону парка, окруженного стеной, попасть. Не должны нам всерьез помешать. Да и почти темно уже, ночь на носу, и людей немного, и разглядеть трудно.

Так, вон Марела, на пролетке подъехала. Кучер с каменной мордой, и не подумаешь на него, что он мазурик самый настоящий. Марела сошла с подножки, осанка как у княгини, одета в серый костюм с юбкой до колена и в маленькую шляпку. Нет, не могу я поверить даже в то, что мы с ней договаривались о том, что она за деньги поможет нам человека похитить. И еще больше в то, что пришла она в Улле с зингарским табором.

Так, вон и Злой идет пешком по улице, одет как франт, не сразу и узнал – сюртук дорогой, шляпа из белой соломки, шейный платок, серые брюки. Ну ты скажи, даже не видел его таким.

Первым в лавку, которая, к счастью, открыта оказалась, зашел Злой, это была его часть работы. Надо старика-владельца, желательно при этом до смерти не напугав, вывести из игры. Ни шума оттуда не донеслось, ни крика, ни суеты.

Затем Марела зашла туда же. А мы с Гором неподалеку от входа в переулок болтаемся.

– Идет.

Патель. Невысокий, худощавый, светловолосый, с маленькой бородкой, одет дорого, на тот же манер, что и Злой сегодня. В руке портфель. Идет спокойно, по сторонам не смотрит. По-хозяйски держится, так оно и понятно, не последний человек в городе. Странно, кстати, что не верхом и не с кучером. Для здоровья? Если секретарь, так работа сидячая, наверное, вот и гуляет.

На нас даже внимания не обратил, свернул в переулок, той дорогой, какой из года в год домой ходит. Ну и мы за ним следом, поотстав, стараясь ступать потише. Патель впереди шагах в десяти, не больше. Я полу куртки чуть откинул, чтобы, случись чего, быстрее до револьвера добраться.

В дверях появилась Марела, улыбающаяся, она что-то говорит, я не слышу, что именно, понимаю, что просит Пателя подойти, все очень невинно, свет через витрину магазина такой мягкий, падает прямоугольником на выложенную камнем мостовую, Патель, кажется, даже не задумавшись, делает шаг в сторону лавки, его туда словно поводком тащит, ноги сами несут, нас совсем не слышит.

Мы чуть шаг ускорили, нагоняя его, вот он уже близко.

Марела на шаг отступила назад, пропуская Пателя в дверь, уступая дорогу.

Еще пара шагов.

Что-то изменилось. Патель вдруг остановился, резко дернул рукой, хлопнул выстрел, Марела, как-то потеряв улыбку, шагнула назад, споткнувшись. Я влетел в дверь, подбил руку Пателя с револьвером, который он уже успел нацелить на Злого, подсек ему ноги, тут же вмешался Гор, отвесивший секретарю советника могучую оплеуху, от которой тот в момент лишился чувств, обмякнув мешком в руках.

Марела ойкнула, упала сперва на колени, а затем просто рухнула на пол, стукнув виском о каменную плитку.

Так падают только мертвые.

Злой с револьвером в руке.

Испуганный почти до смерти хозяин лавки, прижавшийся к стене.

Молчание, тишина, запах сгоревшего пороха, щекочущий ноздри.

Затем задвигался Злой, быстро, целеустремленно. Подскочил к нам, подобрал с пола небольшой револьвер из полированной стали, обмотал рукоятку платком, сдернутым с шеи. Повернулся резко, прицелился в хозяина лавки и выстрелил. Тот лишь дернулся и свалился, забрызгав кровью белую стену. Злой же присел у Пателя, которого, хоть тот и без сознания был, придерживал Гор, вложил оружие ему в руку, прижал пальцы, а потом отбросил в сторону.

– Зовите стражу, – сказал он, посмотрев на меня. – Патель зашел за женщиной в лавку и выстрелил в нее. Мы навалились на него, но он сумел выстрелить еще раз, убив хозяина. Теперь он у нас в любом случае не уйдет.

Марела лежала, повернув лицо ко мне, глядя удивленными глазами, словно так и не поняла, что же с ней случилось. Все такая же красивая, шляпка скатилась, но волосы, как и в прошлый раз, собранные в тугой блестящий пучок, были идеально, волосок к волоску, причесаны. Маленькая ладонь, на пальце кольцо с кроваво-красным камнем. И на руке следы крови, она успела прижать ее к ране.

И запах крови. И одновременно с ним – запах мебельного воска. И десятки бронзовых статуэток, равнодушно глядящих на нас.

Я вздохнул, чувствуя, как боль тисками сжала виски.

Так нехорошо, неправильно. Ни Марела не должна была умереть, ни старик. И Злой прав, прав абсолютно – Патель попался. Ему не открутиться, несмотря на то, что у него есть покровитель, да, но у покровителя есть враги. И даже если ничего завтра не изменится, Пателю не выбраться на свободу.

Но все равно так нельзя. Нельзя.

С улицы были уже слышны свистки стражи. Я вышел в переулок и зажег одну из спичек, что выудил из жестяной спичечницы. И зажег. Загорелась она на удивление ярко, красным цветом, который означал: «Угрозы нет, но вы уходите, доберемся сами». И Гора отправил, нечего ему здесь, а то, глядя на него, не поверят, что тут и вправду схватка была.

С прибывшей стражей Злой тоже поговорить успел, и даже сунул кому-то горстку тихо звякнувших монет, после чего стражник засуетился, сказал: «Будет исполнено, владетельный мастер!» – и умчался куда-то, после чего Злой удовлетворенно кивнул. Позже, когда мы ехали со стражниками и уже пришедшим в себя арестованным в участок, Злой тихо шепнул мне:

– Его не в местный околоток везут, а в главный, там сразу искать не станут. И там наш человек командует, так что продержат Пателя сколько надо.

Я лишь кивнул.

Все, все правильно сделано.

Марела знала, на что шла, она на жизнь мошенничеством зарабатывала.

Старик… ну что тут скажешь, ради будущего тысячами жизней уже пожертвовали, а он лишь одна из них. По нему даже плакать некому, если не считать его соперников по шашкам. Один из тысяч, и будут еще многие тысячи. Даже здесь, уже завтра, я это знаю лучше, чем кто-либо еще в этом городе.

Но почему же так тошно на душе, почему кажется, что чья-то безжалостная когтистая рука сжала само сердце и вот-вот рывком выдернет его из груди? Так, что хочется спрыгнуть с пролетки и бежать в темноту, словно надеясь убежать от самого себя?