Изгнанник. Арка 3. Том 1 - Дмитрий Янтарный
— Ты для меня в этом мире — самый близкий друг, — слабо улыбнувшись, ответил я, — понятия не имею, как это случилось, однако же это так.
— Я… сообщил мудрецам о тебе кое-что. В том числе — то, что произошло в сиротском приюте вимрано. И они… очень заинтересовались тем, что ты называешь Искусство Магии Слёз. Я прошу тебя поговорить с ними об этом.
Я поджал губы. Мне очень не хотелось делиться подобными знаниями, с учётом того, что теперь они и до Йегероса дойдут. С другой стороны — я сам не столь давно призывал Агера дать кастильванцам хотя бы шанс искупить свою вину. И если уж восстанавливать гармонию — то и самому прилагать для этого какие-то усилия. Даже если то, что приходится для этого делать, мне не совсем по душе.
* * *С момента заселения пустынных кочевников в Кастильву прошла неделя. Всем взрослым вимрано дали работу, как Йегерос, вероятно, и планировал. Особенно остро рабочие руки требовались на очистную станцию, которую градоначальнику всё-таки удалось запустить. В итоге драгоценная вода, проходившая минимальную повторную обработку, могла использоваться для поливов. Вопросами, откуда при этом брались ресурсы, чтобы станция работала, я не задавался. В конце концов, над нами два солнца светили в режиме двадцать четыре на семь, да и магов остальных стихий в этом мире, вероятно, хватало. Так что маловероятно, чтобы раса рано не додумалась, как извлекать выгоду из столь колоссального дармового количества солнечной энергии.
Детям вимрано, которые были устроены в школы, выделили особые плащи из дорогих шкур, подобных тем, что носил торговец Атихис. И что-то мне подсказывало, что конкретно на эту одежду Атихис «расщедрился» из собственных запасов. Впрочем, это же его сородичи, в конце концов, ведь Атихис, по словам Агера и по его собственным словам, несёт в себе кровь вимрано. Так что конкретно до них ему наверняка должно быть хоть какое-то дело.
Вообще торговца я видел регулярно, ибо моя деятельность связана с необходимостью постоянно перемещаться по городу. И, стоило сказать, он не выглядел таким уж недовольным. Даже скрытой злобы или затаённой ненависти в нём не чувствовалось. Как видно, Атихис был впечатлён тем, что градоначальнику удалось-таки убедить пустынных кочевников прекратить своё добровольное изгнание и работать вместе. Да и сам Йегерос, уже не единожды доказавший, что он далеко не дурак, сам наверняка прекрасно понимал, насколько далеко он может зайти, чтобы не довести Атихиса до бешенства.
К моему человеческому облику раса рано отнеслась, на удивление, равнодушно и даже с некоторым интересом. Первым я, разумеется, угодил в лапы Джула, который отнял у меня целый вечер, изучая мой второй облик, неустанно им восхищаясь и без конца засыпавший меня вопросами. Преисполненный воодушевлением, он даже хотел ощупать меня своими напалечниками, но эту просьбу я решительно отверг. Ибо внезапно я начал понимать, что это тело — всё, что у меня осталось, как ни странно, от меня самого. Облик таисиана, мной столь любимый, внезапно стал казаться чужим и неуютным. Возможно, потому, что я провёл в нём слишком много времени. А возможно, что и по той причине, что этот облик рано, пользуясь бесчисленным количеством возможностей, пока я был без сознания, изучили вдоль и поперёк.
Последние мысли внезапно стали меня особенно тяготить и угнетать. В итоге любые физические контакты с расой рано стали для меня пугающими и отвратительными. Особенно остро это проявлялось с Анаму, который, казалось, совсем забросил свою библиотеку и теперь буквально не спускал с меня глаз. К сожалению, поскольку летал по городу я на его ферсте, у него было большое количество возможностей случайно вступить со мной в физический контакт. Он прекрасно видел, до какой степени меня это нервировало, но ему, казалось, доставляло наслаждение понемногу играть на моих нервах. Вкупе со всё более гнетущим ощущением, что спустя столько времени я так же далёк от своего дома, как и в первый день пребывания в этом мире, это навевало ещё большую безысходность.
Подтвердились и мои опасения касетльно солнц, жар которых мог быть крайне опасен для моей кожи. Несмотря на то, что на улице я предусмотрительно не снимал капюшона, и вообще большая часть моего тела была закрыта, буквально на следующий после размещения вимрано день я умудрился обжечь свои ладони. Во время наполнения водой сосудов, когда, собственно, руки творили воду в магическом жесте, я ощутил, как тыльные стороны ладоней нагреваются всё сильнее. Я стойко вытерпел, однако под конец ритуала жгло так, что уже было больно. Я и дома-то из-за северных корней и, как следствие, чрезмерно бледной кожи очень тяжело переносил солнечные ожоги. И то — обожжённая солнцем кожа начинала болеть хотя бы через несколько часов. Здесь же ожоги начинали причинять боль немедленно.
Мне не удалось скрыть свои ожоги от Анаму, который снова сопровождал меня. Бесцеременно схватив меня за руку, он с нехорошим прищуром изучил ожоги.
— Замазать надо? — спокойно осведомился он.
— Нет, я сам себя залатаю, — с вызовом ответил я, вырывая руку. Во мне начал нарастать гнев: именно из-за этого я так отчаянно не хотел обращаться в человека, именно из-за того, что эта слабость в таких условиях сделает меня уязвимым к малейшему воздействию жара. Анаму, однако, достаточно сдержанно отреагировал на эту грубость. Жестом приказав мне следовать за ним, он повёл меня по улицам Кастильвы.
Пришли мы не куда-нибудь, а к дому самого Атихиса, с которым Анаму, оказывается, был очень даже хорошо знаком. И по итогу этого визита я оказался обладателем тёмно-синих перчаток из, вероятно, так же шкуры пуири с прорезями для кончиков пальцев. Испробовав несколько чар на месте, я с удивлением обнаружил, что они совершенно не мешают мне колдовать.
— Не стоит стыдиться своего тела, Дэмиен, — назидательно сказал Анаму, когда мы возвращались в поместье Йегероса, — ты не виноват в том, что родился именно таким.
На язык сразу запросился целый веер нелестных ответов, ибо эти слова всколыхнули полный букет моих комплексов, тянущийся со школьных лет, когда я буквально ненавидел своё тело за излишнюю полноту. Но в кои-то веки заставил себя промолчать. Ибо с правдивостью этого утверждения спорить бесмысленно. Да и сам Анаму, несмотря на все
