Утро под Катовице. Книга 1 - Николай Александрович Ермаков
— Ильин, осторожно, здесь снайпер!
Потом, прикинув его местонахождение, я пополз назад и левее, чтобы сперва спрятаться за другим деревом, а потом, прикрываясь кустарником, уйти ещё дальше в сторону, чтобы с нового места попытаться вычислить позицию снайпера. Однако, как только я отполз на пару метров, то увидел ещё одного вражеского солдата, перебежками пытающегося обойти нас с фланга. Пришлось стрелять, не целясь, из неудобного положения, но — попал! Понимая, что моё местоположение засвечено, я с места рванулся вперёд, к спасительному укрытию. Сзади щёлкнуло два выстрела, раздался треск автоматной очереди (наверное Ильин), на последнем метре мне обожгло бок, и в конце концов, я рухнул за дерево. Курва! Попали! Лихорадочно ощупав место ранения, я поставил предварительный диагноз: ранение по касательной в области четвертого ребра слева. Требуется перевязка, а ещё лучше зашить, но как тут?..
Занятый мыслями о своем ранении я не сразу сообразил, что больше не слышу стрельбы, не только поблизости, но и вообще в пределах слышимости.
— Ильин?!
— Я! — раздался бодрый голос с правого фланга.
— Что там?
— Не знаю, тишина…
— Дебил! Я и так знаю что тишина! Куда финны подевались? — так, спокойно! спокойно, пся крев!
— Сазонов?!
— Я! — этот, как и должен, слева.
— Что у тебя?
— Ничего!
— Сделать по выстрелу, сменить позиции, если тихо, смотрите, чтобы с флангов и тыла не обошли!
После моих слов справа прострекотала короткая очередь, слева грохнул выстрел, но со стороны финнов никакой реакции не последовало. Я высунул из-за дерева каску, надетую на ствол винтовки, помахал — ноль реакции. И что делать дальше? Финны отступили? Или обходят? Голова взрывается от напряжения, острая боль в простреленном боку, душа воет от страха, который, исчезнув в разгар боя, теперь вернулся и давит, заставляя пальцы дрожать мелкой дрожью и рисуя в воображении картины то моего остывающего трупа с простреленной головой, то мучительную, растянутую на несколько дней смерть от пули в живот. От этих гипнотизирующие реалистичных, ужасающих до глубины души картин, внезапно накатывает паника и хочется вскочить и бежать отсюда куда глаза глядят. Удерживаясь на последних остатках воли, я хватаю пригоршню снега, и размазываю её по лицу, щедро запихивая за воротник, чтобы попало на грудь и спину. Отпустило… Чёрт!
Понимая, что далее так лежать бессмысленно, я крикнул:
— Сазонов! Ильин!
— Я!
— Я!
— Иду вперёд, вы прикрываете!
По хорошему, следовало бы послать вперёд кого-то из бойцов, но я ведь в центре, так меня оба могут прикрыть. Поэтому придётся всё делать самому. Перекатившись в сторону, я на максимальной скорости бросился вперёд и рухнул за ближайшим деревом. Тихо. Идём дальше.
После третьей перебежки, я заняв позицию, скомандовал:
— Бойцы, перебежками вперёд!
В ответ на это спереди, оттуда, где должны были быть финны, раздался крик:
— Эй, кто там впереди? Наши что ли?
Не скрывая радости, я крикнул:
— Пограничники! А Вы?
— Тоже! Ты из какого взвода?
— Из первого!
Тут раздался возглас Ильина:
— Ваня! Пронин! Ты что ли?!
— Ну я! А ты кто?!
— Чё, не узнал?! Я Прохор, Ильин!
— Вот мать твою через коромысло и якорем сверху! Не узнал! Долго жить будешь! Так значит наши?!
— Только не вылезать и без объятий, — я громкой командой приглушил их восторг, — Здесь ещё могут быть и финны, и мины, Ильин, осторожно сближайся с Прониным и обследуйте здесь все, трупы проконтролировать выстрелами с пяти метров в голову, они могут притворяться или быть заминированы, перед выстрелом кричать «контроль». Сазонов, осторожно назад за пленными и обозом. Я проведу контроль и осмотр здесь.
Проведя таким образом инструктаж на пределе голосовых связок, я двинулся назад, вспоминая, где были убитые мной финны. Первым делом проконтролировал и осмотрел пулемётчика. Потом осторожно двинулся дальше. Автоматчика проверил Ильин, когда брал автомат, так что мне оставалось найти только двоих. Увидев лежащее на спине тело, я крикнул: «Контроль», — и выстрелил в голову, хотя по положению и так всё было ясно. Потом, обшарил труп и, не найдя ничего интересного, дошел-таки до автоматчика, оказавшегося сержантом, и обнаружил у него во внутреннем кармане маленькую, граммов на двести, фляжку с водкой. То что надо. Сделав два глотка для успокоения расшатанных нервов, я крикнул:
— Сазонов!
— Тута я!
— Дуй сюда с обозом, пленными и Петрушиным!
— Есть!
Нет, похоже, два мало, добавил ещё четыре глотка. Теперь нормально. Пока ребята не подошли, я продолжив обыскивать труп финского сержанта, обнаружил у него под курткой кобуру с пистолетом ТТ и запасной магазин. Сунув находку в свой вещмешок, я сделал ещё один глоток из фляжки и, помахав группе товарищей в веселеньких белых халатах, сел на успевший окоченеть труп (ну не в снег же садится!) и принялся разоблачаться. К моменту когда бойцы с пленными подошли, я уже разделся до пояса и, вытащив из подкладки шапки нитку с иголкой, тщательно протер их водкой, и протянул Петрушину:
— Шей!
Тот удивлённо захлопал глазами:
— Я не умею!
— Чё тут уметь, мать твою!.. — разозлился я.
Правильно этого придурка в тылу оставил, трусоватый он какой-то.
— Давайте я! — Сазонов взял у меня из руки иголку, а я сунул в рот ветку и плеснул водкой на рану.
Боец, присев рядом, за пару минут наложил три шва, после чего я выплюнул пожеванную ветку. Терпимо. Боялся, больнее будет. Потом допил остатки водки и оделся. Тут из-за деревьев появились двое красноармейцев в шинелях и направились в мою сторону. Когда они подошли ближе, я узнал в одном из них своего горьковского земляка — Петренко. Тот подойдя ближе, бросился было ко мне обниматься, но я его остановил:
— Тихо, тихо! Я ранен!
Мой товарищ остановился с разведёнными в стороны руками, с его лица сползла радостная улыбка:
— Куда? Как? Перевязал? — посыпались вопросы от товарища.
— Царапина, уже зашили, до дому дойду… Что у вас тут за дела?
— А-а, — он в сердцах махнул рукой и повернувшись к бойцу, пришедшему с ним, приказал:
— Малович, показывай дорогу ребятам! А мы с комотом за вами…
— Сазанов! Там ещё один непроверенный финн, — я махнул рукой, показывая направление, — Проконтролировать, забрать документы, вещи и оружие!
— Есть!
— Петрушин, Фролкин! Кстати, как ты? — вспомнил я про ранение своего бойца.
— Нормально, перевязали, — стараясь говорить бодрым голосом, ответил боец, но было видно, что его мучает боль.
Надо было ему водки оставить, а я всю фляжку в одно рыло выдавил. Эгоист. Кстати, ни в одном глазу, только
