Михаэль Драу - Форма жизни
Лорэлай плавно приблизился. Протянул руку и прикоснулся пальцем к нижней губе Дагмара. Тот вздрогнул, прикрыв глаза и ощутив что-то очень похожее на краткий обморок. Железно-солоноватый вкус, казалось, ударил током, пронёсся по всему телу, будто тонкая багровая молния. Многодневное существование на инъекциях показалось пыткой. И пыткой показалось дальнейшее упорство. Дагмар едва ли не оттолкнул Лорэлая прочь и метнулся к панку. Тот, казалось, наконец-то пришёл в себя, потому что дико вскрикнул и упёрся руками в грудь Дагмара. Но было поздно. Острые зубы резко вонзились в его горло. Парень вздрогнул и попытался вырваться, но Дагмар стиснул его и с рычанием принялся терзать шею. Кровь тяжёлыми крупными каплями разлеталась в стороны. Жертва некоторое время хрипела, а потом обмякла и затихла. Дагмар глотал жадно и быстро, измазав всё лицо в липкой, одуряюще пахнущей влаге. Лорэлай стоял чуть поодаль и улыбался.
Становилось тепло. Сердце постепенно разгонялось, разнося по телу чужую свежую кровь. Немного наркотиков и алкоголя — но в основном только молодость и жизнь. Жизнь. Жизнь.
Когда схлынуло тягостное ощущение всепоглощающей, мертвенной жажды, Дагмар медленно выпустил из рук холодное мёртвое тело. Панк рухнул на выложенный дорогой плиткой пол. Худой, с резким чертами лица. Дагмару показалось, что он похож на Сида. Очень похож. Стало плохо. Дагмар отшатнулся, прислонился плечом к стене. Сейчас стошнит… сейчас стошнит… Но организм не намерен был расставаться с полученным «строительным материалом». Сердце успокаивалось и снова замедлялось. В ушах стихал шум, и мир снова становился чуть более блёклым. Всё, что произошло, было в тысячу раз лучше даже самого бурного оргазма. Но лицо… Нет, у Сида немного другое. Да и родинка есть на подбородке.
Дагмар сполз по стенке, вцепившись руками в свои плечи и дрожа.
— Ну, как? — негромко поинтересовался Лорэлай, осторожно прикоснувшись к плечу Дагмара. — Лучше инъекций?
— Я тебя ненавижу… — прошипел в ответ Дагмар, отворачиваясь.
— Я знаю, — в ответ презрительная и победная усмешка. — Но, думаю, в скором времени мы с тобой подружимся.
Он отошёл и глянул на распростёртое окровавленное тело.
— Ты будешь его ещё для чего-то употреблять? Или приказать прислуге тут немного прибраться?
— Убирайся! — заорал Дагмар, вскочив. — Чтоб глаза мои тебя не видели! Чудовище!
— Как пожелаешь, — Лорэлай примирительно поднял руки и рассмеялся. — Если тебе станет скучно и захочешь немного развеяться охотой, мой внутренний телефон — 0001.
Он развернулся и вышел, храня свою породистую осанку. Сверкнули, словно глазки ядовитых паучков, крошечные драгоценные камешки в замысловатой заколке, удерживавшей хвост длинных чёрных волос.
Дагмар бросился к постели и свернулся на ней клубочком. Всё это сон. И панк. И кровь. И экстаз. Всё сон.
Но шло время. Молчаливые зомби-слуги, не такие крепкие и рослые, как охрана, вынесли тело, вытерли кровь с пола, потом так же безмолвно исчезли. Дагмар лежал в постели и чувствовал себя камнем на дне реки времени. Он холодный и неподвижный. Всё протекает мимо, обволакивая его, но не меняя.
Лорэлай удивительно точно мог чувствовать фазы голода Дагмара, и привёл следующую жертву как раз тогда, когда стало уже совсем невмоготу. Дагмар хотел было возмутиться и пожаловаться Эриху на подобное издевательство. Он не хотел становиться таким же, как Лорэлай. Но стоило тому чуть оцарапать шею очередного юного мальчика, как Дагмар с утробным рычанием набрасывался на безропотную жертву.
— Потише, потише, никуда он от тебя не денется. Не стоит их пугать перед смертью, от этого кровь становится горьковатой, — поучал Лорэлай, удобно устроившись в кресле. — И не надо так рвать. Испачкаешься с ног до головы, а кровь отстирывается плохо.
Дагмар слушал в пол-уха, занятый только своей жаждой. Жертву держал на руках, прижав к себе. И безвольные бледные руки были раскинуты в стороны, как крылья подбитой птицы.
Следующую жертву Лорэлай привёл чуть раньше срока. Жажда ещё не ослепляла, но уже мутила разум. Дагмар учился осторожно, но быстро вонзать клыки в солоноватую кожу, в живое трепетание скользкой жилки, так и норовящей ускользнуть. Надо бить резко, чтобы боль была короткой. Потом, если их успокаивать, они перестают бояться. Они закатывают глаза и умирают счастливыми.
— Это их собственный выбор, — говорил Лорэлай, словно передразнивая лозунг корпорации «Танатос», — Они хотят умереть. И быть совершенными. Ни голода, ни грязи, ни боли, ни разочарования. Только покой.
Дагмар оказался хорошим учеником. Прилежным и умным. Он научился сдерживать желание разрывать горло жертвам. Научился доставлять им последнее наслаждение, от которого кровь становилась пряной и призрачно-сладкой. Они обнимали своего убийцу и улыбались, когда кровь отливала от мозга и оставляла вместо себя щекотание и туман.
Дагмар начал думать, что Лорэлай вовсе не так отвратителен, каким казался сначала. Более сильный всегда пожирает более слабого. Более высокоразвитые формы жизни существуют за счёт более примитивных. Всё честно. Это закон жизни. Закон природы, который нельзя нарушать. Лорэлай следует этому закону, стараясь всё же свести к минимуму страдания жертв. Он не такой уж эгоист.
Иногда, ловя себя на подобных мыслях, Дагмар встряхивался и пугался. Он что, начал понимать этого мясника? Если так, то получается, что их сознания сближаются? Страшно. Отвратительно. Но Лорэлай и правда не убивал ради забавы. И убивал он аккуратно. Нежно. Как мягкое снотворное в смертельной дозе. Дагмар почувствовал стыд за своё поведение. Он был не прав. Лорэлай — не чудовище и не ангел во плоти. Он просто совершенный хищник. Человек сам по себе хищник. Но он всегда несёт больше разрушений и смерти, чем ему нужно, и подчас убивает вовсе не ради пропитания или спасения своей жизни. В такие минуты Дагмар вспоминал войну. Морги. Лазареты и запах. Запах гнилой, грязной, бессмысленной смерти. Жертвы Лорэлая и его «ученика» умирали совсем по-другому. В объятиях божества. Счастливые и Избранные.
Однажды Лорэлай сказал Дагмару, что пришло время научиться выбирать.
До сей поры Дагмар доверял выбору своего учителя. Это было определённым компромиссом с собственной совестью. Я не охочусь, меня просто кормят. Я не виноват. Я-НЕ-ХИЩНИК. Но Лорэлай сказал:
— Я хочу показать тебе клуб. Сегодня ночью ты выберешь себе жертву сам.
— Погоди, зачем? Я доверяю тебе…
— Не сомневаюсь, — приятная улыбка в ответ. — Но, тем не менее, ты должен, наконец, осознать свою природу до конца. Ты должен научиться сам приговаривать к смерти.
— Почему? — несчастным голосом спросил Дагмар. — Зачем это нужно?
— Затем, что ты дошёл до грани, — Лорэлай стоял близко, почти касаясь его губ своими губами. — За ней — либо твоё подчинение мне, либо наше с тобой равенство. Ты же не хочешь называть меня своим господином?
О нет, подумал Дагмар, вздрогнув от укола своего давнего, полузабытого презрения. Чтобы какая-то певичка…
— Ты выберешь себе жертву сам, — размеренно проговорил Лорэлай, кивая в такт своим словам. — Если ты сможешь сделать правильный выбор, то это будет означать, что труд Эриха не пропал даром. И что он действительно сумел во второй раз создать равного мне…
Дагмар волновался. И чувствовал что-то очень похожее на страх. Что-то среднее между ожиданием первого свидания и приёмом у врача.
Но вот настал этот вечер. Дагмар обнаружил в своей комнате на кровати странное одеяние. Чёрный винил. Глава «Танатоса» вздрогнул. Эта холодная гладкая ткань ассоциировалась у него исключительно с мёртвыми солдатами. Это не одежда. Это упаковка. Дагмар не прикоснулся к странному наряду, состоявшему из длинного, до полу, килта, безрукавки с замочком на спине и двух высоких перчаток. Надеть такое — значит, признать собственную смерть. Живые не должны носить ничего подобного.
Если Лорэлай хочет шика, то Дагмар может облачиться и в свою пурпурную мантию.
Лорэлай вошёл, когда Дагмар заканчивал накладывать макияж — вокруг глаз чёрным и красным, жирными полосами, напоминающими о фресках в древних египетских усыпальницах.
— Да, да, сейчас иду… — бегло ответил Дагмар, поворачиваясь. И медленно приоткрывая рот в изумлении. Он привык видеть Лорэлая в строгих френчах, пиджаках или даже старомодных фраках, и потому виниловый наряд, точно такой же, как тот, который всё ещё лежал на кровати, смотрелся просто диковинкой.
Дагмар впервые увидел, как Лорэлай красив. Раньше певец казался ему обыкновенным южанином. Но сейчас это создание напоминало какого-то экзотического бога. Жёсткий высокий корсет превратил его в подобие филигранной статуэтки из эбенового дерева, покрытого чёрным лаком. Тонкие серебряные браслеты на плечах казались нитками, холодно поблескивающими на фоне бронзово-шоколадной кожи. Чёрные волосы были стянуты в хвост несколько выше, чем обычно, и закреплены обсидиановой заколкой с замысловатой резьбой. Высокий жёсткий ошейник держал его шею горделиво прямой. И от этого лицо его казалось отрешённым, как у святого. Прекрасное лицо. Неподвижное и мёртвое. С яркими тёмными глазами, подведёнными по контуру. Надо же. У него действительно красивые глаза.
