Никита Герасимов - Вторжение (СИ)

Я поднялся со стула, и несколько раз качнулся с пятки на носок, с довольной улыбкой глядя на возмущенное лицо девушки:

— Не я эту игру начал! Те, с кем я хочу общаться, знают, какой я на самом деле — мне этого достаточно. Но так уж получилось, что роль плохиша пришлась мне по нраву, так что — увольте! — отвесив шутовской поклон и вызвав недовольное фырканье собеседницы, я добавил:

— Вот если Маршалл лично меня попросит — тогда я подумаю о том, стоит ли мне прислушаться к его словам. А пока меня все устраивает: никто не просит вести для новичков лекции, есть куча свободного времени для саморазвития…охота на Демонов, опять же… Ляпота?

Эланиэль скорчила недовольную мину:

— Конечно ляпота, ленивая ты жопа!

В ответ раздался громкий смех:

— Негоже представительнице древнего эльфийского рода так выражаться! Ваше сиятельство, что на это скажет общественность? — и под негодующим взглядом девушки я покинул зал, у самого выхода растворившись в воздухе, словно призрак.

Отвод глаз — одна из самых очевидных, но отнюдь не самых простых в освоении техник ментальной сферы, позволяла манипулировать чужим вниманием, становясь практически невидимым для человеческих глаз. Против Демонов такой прием не сработает — слишком по-иному устроен их мозг, но вот с людьми — заходит замечательно! Приятным бонусом являлось развитие навыков параллельного мышления и более тонкого контроля энергетики на ментальном плане.

Дверь в аудиторию захлопнулась, вызвав у Эланиэль усталый выдох:

— Позер… — осуждающе покачав головой, она вернулась к бумагам, лежащим на ее столе. Списки новеньких, поступивших за последнюю неделю, графики занятий, которые посещали, дай-то бог четверть от их необходимого количества… В закрытом ящике стола ее внимания дожидались исследования рунической магии: зачарованные кости Демонов с нанесенными на них таинственными знаками скрывали крайне любопытную информацию, но времени на их изучение совершенно не было…

Я быстро преодолел расстояние до жилого массива, в котором проживала большая часть выживших после первых волн Вторжения: внешне ничем не выделяющиеся измененные, уже не способные жить без Хозяина… Без особых проблем пережив ад, который обрушился на Землю, они оставались эдакими тепличными растениями: с минимально искаженной энергетикой и физиологией, с прежним взглядом на вещи — им было сложнее всего приспособиться к условиям нового мира, который для подавляющего большинства, ощутившего на себе всю прелесть энергетического давления, стали нормой. И дело было не только в том, что изменился сам мир — изменились люди. Люди нового поколения обладали гипертрофированной жаждой власти, желанием навязать свое мнение, невероятным себялюбием… Все эти качества объединяет в себе одно слово — эгоцентризм. Каждый считал себя умнее, сильнее соседа, и считал своей святой обязанностью доказать это на деле. Предотвратить брожение, превратив всех непокорных в Миньонов было просто невозможно: чем больше людей находилось в подчинении у одного Офицера, тем хуже они поддавались контролю, а достойных людей на роль смотрителей после третьей волны осталось слишком мало. Приходилось ужесточать правила, патрулировать улицы, вводить комендантский час… Многим это не нравилось, но никто не осмеливался идти против воли сильнейшего меньшинства — несколько прецедентов отбили у бунтарей желание открыто противиться нынешней власти, или тем паче — пытаться ее свергнуть. Выбор за человеком — или ты подчиняешься правилам, единым для всех, или идешь на все четыре стороны — но в таком случае на защиту можешь не рассчитывать. Большинство после недолгого раздумья выбирало первый вариант, так что Зеленая зона росла, и теперь покрывала центр и практически всю территорию юга Москвы: западный, юго-западный, южный и юго-восточный округа находились под контролем Сопротивления.

Отряды разведчиков, набранных из опытных защитников, говорили, что в целом ситуация в других частях города, да и за городом такая же: Демоны уничтожались, а выжившие пытались наладить свою жизнь. Обычно это выживание описывалось как нечто похожее на постапокалипсис, но в гораздо более мягкой форме: никакой радиации, ежесекундно угнетающей организм, никакой борьбы за выживание с мутантами и прочей жести. Люди собирались в группы, постепенно выявлялся лидер — измененный с задатками Офицера, или уже являющийся Офицером, и принимал бразды правления в свои руки. Далеко не всегда это оканчивалось хорошо: желание властвовать зачастую делало из такого правителя тирана, а всех членов группы — его Миньонами в самом плохом смысле этого слова. Такие группки обычно насчитывали в своем составе не более тридцати измененных, и не могли считаться серьезной силой — как правило, магией тамошние царьки не владели. Если было возможно, защитники перехватывали командование такой группой и выводили ее в Зеленую зону. Если такой возможности не было, тогда людей оставляли в покое, предварительно объяснив им текущую ситуацию. Дел у Центра было невпроворот, катастрофически не хватало людей — как Офицеров, так и простых измененных, достойных занимать хоть сколь-нибудь ответственный пост, а в последние дни даже некоторые Офицеры пренебрегали своими обязанностями, поддаваясь пагубному влиянию вируса. Да, хорошая жизнь расслабляет… Хотя о чем это я…

— Здоров, Майор. Как оно?

Я пожал руку сидящему на скамье у одного из домов мужчине, вокруг которого носилась малышня, играя в какую-то свою игру. Тот стоически переживал это мельтешение, отвечая скупой улыбкой на их беготню.

— Все путем, Денис, беспокоиться не о чем.

— Да я так, для вида спросил — и так понятно, что у тебя как в аптеке.

— Ну, я для вида и ответил. Ты забежал к нам по делу, или так, для вида? — плотного сложения мужчина усмехнулся.

— Не совсем. Я из Центра — разведчики вроде как засекли Демона…

Майор хлопнул ладонью рядом с собой, резко став серьезным:

— Ну-ка, садись, рассказывай: уж не Партизана ли выследили?

Я сел на скамью рядом с колобком, значительно похудевшим с момента нашей первой встречи, и зажмурился, подставив солнечным лучам лицо:

— Мне кажется, Партизана уже и не найдут — слишком умный, скотина такая. Поговаривают, что он вообще покинул Москву. Певца нашли…

Майор хмыкнул:

— А, слышал что-то о нем. Это он когда атакует, начинает выть, как кот? Слабый, раз знаменит только этим…

— Скорее как пароход — я с ним не сталкивался до сей поры лично — но поговаривают, что барабанные перепонки могут и не выдержать его песен. И к слову: до сих пор он как-то умудрялся выживать, так что я бы его на твоем месте не недооценивал. Кто знает, чем он сможет меня удивить.

— С кем идешь? — Майор потрепал по белобрысой голове подбежавшего к нам любопытного мальчонку.

— Как обычно: апостолов беру и группу поддержки. Вот думаю, кого бы попросить… С одной стороны — Лазутин надежный, как молоток, да и сработались мы с ним… Но на меня давят, чтобы я Семакина требовал. Вроде как он начинает с резьбы слетать, и нужно ему мозги вправить — а кто лучше Демона с этим справится?

Майор согласно кивнул, и выдержал небольшую паузу:

— Ясно, ясно… Денис, а ты не думал, что дальше? Пока есть враг, который держит нас всех вместе, но что будет, когда он уйдет? Начальство не зря так беспокоится о психике старших Офицеров. Сколько у того же Семакина подчиненных? Сто? Двести?

Я скосил глаза в сторону собеседника:

— Двадцать три. На последнем совещании приняли решение, что оперативники не могут иметь более тридцати Миньонов, слишком у нашего брата подход своеобразный. Тебе разве не говорили?

Майор пожал плечами:

— Всыплю плетей заму за утаивание информации.

Хохотнув, я ответил:

— Когда демоны штурмовали наши позиции, ты говорил совсем по-другому. И вот демонов не стало — а ты по прежнему брюзжишь. Стареешь?

— Думаю о том, как обеспечить безопасность людей, Денис. Я себя на совещаниях чувствую белой вороной: в последнее время темы для обсуждения становятся совсем идиотскими. Ограничить число Миньонов… Ха! Да какой Офицер расскажет, сколько под его началом Миньонов?

Я покачал пальцем:

— Нет-нет, ты не забывай о Маршалле. Если он спросит — ответят!

Майор покачал головой:

— Тебе просто не понять, каково это — иметь больше сотни подчиненных… Со мной все в порядке — я сам себя ограничил договором, но с остальными все совсем не так… Вот ответь мне — кто из защитников чаще других выходит в рейды? Я имею ввиду — за город.

Я нахмурился, пытаясь вспомнить статистику:

— Дай-ка подумать… Ну, Мамаев частенько… Семакин тоже регулярно… Я тоже через день — но я все-таки больше в черте города, как и Лоза. А почему чему такой интерес именно к заМКАДью?