Михаил Кликин - Один

А потом в один день все кончилось – обращенные пришли за ними, и остановить их не могли ни бетонные стены, ни огонь, ни электрический ток.

Сбежать удалось троим. Они ушли от преследующих их тварей на дрезине-«пионерке», которая все пятнадцать лет стояла на запасном пути под крышей. Когда кончилась солярка, беглецы двигали дрезину вручную, пока не уперлись в тупик. Так они оказались в шести километрах от Холмянского, в лесу около заброшенной военной точки. А уже оттуда они вышли ко мне, обнаружив один из складов, который я устроил в соседней деревне…

Все это мне выложила Нина. Она, кажется, была в этой команде главной. И я поверил ей, хотя у меня оставалось много вопросов.

– Мы не хотим мешать, – сказала она. – Мы уйдем. Но нам нужна передышка.

– Ладно, – сказал я и опустил ружье. – Вы можете пока остаться.

А потом я вспомнил про запертую в подполье Катю. Что эта троица подумает, если узнает о ней? Они решат, что я маньяк и насильник. Я сам бы так решил, окажись на их месте.

И что бы я тогда сделал?..

– Стойте! – приказал я, вскинув ствол. – Вы должны немедленно уйти.

Они переглянулись, неуверенно улыбнулись, будто услышали непонятную им шутку.

– Но вы разрешили, – сказала Нина.

– И сразу передумал, – ответил я.

– Мы не можем уйти.

– А я не могу позволить вам остаться.

– Вы не понимаете.

– Так объясните.

Она посмотрела на меня своими странными глазами – будто насквозь прожгла. И сказала:

– Я беременна.

Они поселились в горнице, дав мне обещание не ходить в саму избу. Я им поверил, но скобы в дверь все же вбил и нашел в чулане навесной замок с ключом.

Теперь у моих гостей было все необходимое: места для сна, крыша над головой, пища, вода и одежда. Я даже разрешил им бродить по округе, если они этого захотят, но попросил ставить меня в известность, когда они надумают уйти от дома дальше чем на двести метров – это могло быть опасно.

Меня удивило, как к этой троице отнеслись собаки. Я-то думал, что мне придется отбивать чужаков от моей разношерстной своры. Но псы проявили удивительное благодушие: один раз обнюхав гостей, они больше к ним не подходили. Это было странно. Впрочем, я придумал десяток разных причин такого собачьего поведения.

А вот другие странности я так просто объяснить не смог.

И странностей этих становилось все больше и больше.

Странное

Не могу сказать, что появление людей сильно изменило мой привычный уклад. Я точно так же рано вставал и много работал. Обязательные дела отнимали кучу сил и времени, но я все же исхитрялся и находил возможность заняться разными пустяками, которые наполняли смыслом мою жизнь. На тот момент таких пустяков было два: я мастерил насос, который, используя силу ветра, должен был качать воду из пруда на огород, и пытался изобрести инструмент, с чьей помощью смог бы перекапывать землю быстрее и с меньшими усилиями, нежели при использовании обычной лопаты. Мне пришлось отложить эти дела из-за гостей: во-первых, я не хотел, чтобы они считали меня чудаковатым изобретателем, а во-вторых, я должен был сейчас работать за четверых, ведь проку от городской троицы пока было немного.

Они ничего не умели, но при этом каждый из них ел раза в три больше моего. Я поражался, как вообще они могли выжить, – на мой взгляд, эти люди были совершенно не приспособлены к существованию в страшном новом мире. Как могли они мне помочь, если даже ни топор, ни лопату держать правильно не умели? Разве только послужить приманкой для обращенных.

Каждый день я навещал своих квартирантов и всякий раз удивлялся их безразличному спокойствию, с которым они реагировали на любые мои слова и действия. Они и разговаривали со мной так же: немного отрешенно, ровно, практически без интонаций в голосе. Я думал, это у них из-за пережитого стресса, и первые дни все ждал, что они отойдут от шока и начнут говорить нормально – по-человечески; станут интересоваться моей жизнью, вопросы задавать. Но нет – они не совались в мои дела (чему я был рад) и с пустыми разговорами ко мне не лезли. А вот я к ним заглядывал часто: просил то за водой сходить, то навоз помочь вытащить, то сено закидать на поветь. Никто никогда не отказывался, даже сказавшаяся беременной Нина с готовностью отзывалась на любую просьбу. Но прежде, чем мои квартиранты брались за работу – даже самую простую – мне приходилось долго растолковывать им, что именно и как нужно делать.

Несмотря на это, Вася и Степан оказались полезными помощниками. Недостаток опыта у них компенсировался силой. Мне только нужно было придумать, как эту силу наилучшим образом применить. И я придумывал: ребята чистили пруд, выгребая водоросли, черпая привязанной к тросу бочкой жирный ил – отличное удобрение, кстати; они помогли мне свалить два старых вяза, затеняющих дальнюю часть картофельного участка; они перетащили дрова с улицы в сарай. Они работали без перекуров, без устали, хотя даже я, привычный к подобной работе, уже с ног валился бы на их месте, не выдержав взятого темпа. При всем при этом здоровяками парни не казались – Вася был всего чуть пошире меня в плечах, а долговязый Степан из-за худобы выглядел если уж не больным, то болезненным.

Как все же обманчива внешность!

Вопреки моим ожиданиям, совместный труд ничуть нас не сблизил. Прошло несколько дней, а мы по-прежнему жили отдельно и почти не общались. У меня-то имелась причина не пускать чужаков в свою часть дома. Но почему они не пытались как-то сойтись со мной? И почему так неохотно рассказывали о своей прошлой жизни? Уже на второй день нашего знакомства у меня появилось подозрение, что гости чего-то ждут – здесь, в Плакине. И чем дольше я за ними наблюдал, тем больше убеждался, что моя догадка верна. Однажды я не выдержал:

– Вы чего-то от меня хотите?

Был поздний вечер. Я принес гостям гуляш из консервов, большую кукурузную лепешку, блюдо вареной картошки и банку козьего молока. Все это я поставил на сундук у двери и уселся на свободный табурет, всем своим видом показывая, что так просто не уйду.

– Признавайтесь: вы чего-то выжидаете?

Нина стояла у единственного здесь окошка, отрешенно смотрела на улицу, хотя там уже ничего было не разглядеть. Вася сидел на кровати, положив руки на колени, словно примерный школьник. Степан лежал на полу, на груде старого тряпья, заменившей ему постель. Они будто не услышали моего вопроса. И на еду внимания не обратили, хотя последний раз ели только утром.

– Спасибо, Брюс, – тихо сказала Нина, даже головы в мою сторону не повернув. – Мы ценим все, что ты для нас делаешь.

Я помолчал какое-то время, поерзал на жестком сиденье. Мои квартиранты тоже молчали.