Марргаст. Первое семя тьмы - Анна Чайка
− Если тело, в котором оно зарождается, лишено живи, − семя вынужденно постоянно ее искать, − сказал он, слепо жмурясь.
А в крови умерших коров и свиней живи было маловато.
Я в очередной раз припомнил жуткие события в Фензино. Оберег Рода мешал трехрогому вылупиться из человеческой оболочки, словно гигантскому уродливому цыпленку. Не за тем ли Беляна убивала животных, чтобы получить дополнительную подпитку и силу?
Дальше – больше. Мы стали с осторожностью взаимодействовать с живыми существами. Сначала малыми: с купленными у местного охотника утками. Меня тошнило от одной мысли, но что поделать − людей было еще жальче.
С пугающей ловкостью Курган оставлял на каждой птице по глубокой, но неопасной царапине, куда мы вкладывали осколки с трудом разбитого марргаста. Спустя часы птицы теряли перья и падали замертво. Разрушенным семя не представляло такой опасности, хотя и становилось неплохим ядом. Я даже опасался, что Братство Тишины заинтересует эта его особенность.
После нескольких попыток, было принято решение купить овцу. Курган предлагал собаку, но у меня не поднялась рука. Второй из трех марргастов был скормлен крепко привязанному животному. Мы оставались на нижних этажах до полного преображения. Верховный наставник Симеон выделил для этого опыта помещение с хорошими замками и несколько свободных смагов.
Изменения начались вскоре после полуночи. Овца легла на пол, ноги ее не держали. Гладя мягкую шерсть, я вспомнил, почему так невзлюбил учебу в Сокольской школе знахарства. Терпеть не могу видеть чужие мучения.
Вскоре выпала шерсть, а кожа у наблюдаемой овцы стала сизой, как у утопленника. Она сильно запахла ржавчиной и влагой. Внутри вздутого живота что-то росло…
Мы так и не получили нужный результат. У мертвой тушки спустя время прорезались наросты вдоль хребта, но никаких намеков на рождение нового трехрогого, к своему облегчению, мы не получили. Оставшуюся тушку вскрыли и сожгли, забрав новый желудок для изучения. Я же пришел к выводу, что марргасты идеально подходили именно людям.
Мы предпринимали еще несколько попыток с другими животными. В одном случае перед смертью было замечено исцеление старых ран: ягненок со сломанной ногой вновь начал ходить, когда к ране прижали семя Тьмы. Но затем и он зачах.
− Осталось понять, как уничтожить жизнеспособную особь, отравленную ядом семени, − Мы сидели вдвоем около места, где недавно исследовали камень, разложив на скамье тарелки с подсохшим хлебом, похлебкой и кувшины с водой. Моя прежняя брезгливость была несравнима с нынешней. Теперь я мог спокойно поглощать пищу рядом со столь неприятным местом. Курган чавкал краюшкой, глядя на последний уцелевший марргаст.
− И создать новое оружие, − сказал он. − Такое, что ух, встряхнет вражину до егойного нутра.
Я был с ним согласен. Если попадусь трехрогому, хочу иметь шанс дать отпор. Хотя бы посмертно.
Глава двадцать четвертая
«Было посеяно семя раздора, и дало оно прекрасные алые ростки.
За ним последовало семя мора. Мор разросся по полям и городам, накрыв людские земли зловонным полотном.
Затем пришло время семени голода, которое вгрызалось в твердь миллионами острых клыков.
Но первым все ж было пустое семя. Семя тьмы. Оно принесло нам осознание своей неумолимости»
…
Пришли дурные вести. Снова. Кажется, это становится несколько банальным.
Теперь он, таинственный восток. Мой перстень с рубином был найден где-то неподалеку. Совпадение? Не уверен. В любом случае у меня больше нет желания придумывать логичное объяснение каждому случившемуся событию. За то время, что я провел в Братстве, многое изменилось. Изменился и я. Мысли путаются… Нет, я прошел их испытания. Голодом, тишиной, мраком. Одиночеством.
Братство Тишины свято верит, что, если из человека выдавить все человеческое, то он станет лучше. Не скажу ничего в их оправдание, хотя может быть, в их рассуждениях закралась едва заметная ошибка. Они разобрали меня и отрезали лишнее. Теперь я готов. Готов умереть.
Видимо это все, что я могу написать напоследок. Тяжело и непривычно держать перо. Так о чем я? Ах да, предсмертная записка. Н-да…
Меня зовут Иван, сын кузнеца Прохора. Мне восемнадцать и одно лето. Я избранный, если быть капельку точнее. Славный герой, которому отведена роль убийцы дракона. И в последнее время я ощущаю, что это вовсе не так здорово, как может показаться поначалу. Меня пичкают знаниями и учат всяким способам подавления боли, а все ради правильно обставленного жертвоприношения, которое описала полоумная девчонка, даже не успевшая отведать мужчину. Да, я до сих пор не верю в успех. Но когда о тебе упоминают в пророчестве, возможность выбора куда-то резко исчезает. Не знаю, чего я хочу больше: поспать или умереть. Наверно и то, и другое.
Рука дрожит, так что хватит. Прости, Селио. Не успеваю отомстить за тебя, друг.
Завтра. Мы едем на Восток.
***
Пороги Кейбы − самый засушливый и теплый кусок Славии. Их освещает безжалостное белое светило. Здесь по истрескавшейся земле ползают странные создания, похожие на змей и многоножек. И почти ничего не растет, за исключением нескольких видов колючек. Людям Кейбы всегда живется несладко. Дождь тут редкий гость, вместо него − сонмы голодных чудищ, прилетающих с острова на горизонте, и степные варвары, любящие заниматься разбоем.
Мало кто скажет, что жить в Кейбском княжестве приятно. Включая самого князя Дарна, солнцеликого и милостивого (праздного и тупоголового). Скорее тут пыльно.
Пыльно. Это было первым, что я подумал, добравшись, наконец, до Чаргана, приморского города Кейбы. «Пыльно». Мелкие частицы песка ветер бросал прямо в лицо. Без устали, как смешливый, но непослушный ребенок.
Чарган напоминал остатки хлебной буханки, оставленные на солнцепеке, и в которой муравьи проели многочисленные ходы. Компенсируя убогость жилищ и недостаток красок в окружении, местные жители одевались максимально ярко. Увешивали кисти рук и лодыжки тяжелыми бронзовыми браслетами с бирюзой, обшивали головные уборы перламутром с берега. Когда мы въезжали в город, я заметил нескольких женщин с массивными кольцами в носу.
Мы сильно выделялись на фоне смуглых людей с красноватым оттенком кожи, облаченных в свободные одежды. Нас провожали удивленными взглядами. Через Чарган не проходили торговые пути, поэтому гости здесь были редкостью.
Жар поднимался от земли. Плюнув на обозначенные порядки, я стянул плащ и рубаху, подставив жилистое белое тело палящим лучам солнца. Мои сопровождающие – около двадцати смагов – предпочли потеть дальше.
Нас нашел босоногий мальчишка, когда мы топтались на набережной и пытались выяснить, куда идти дальше. Он подошел к Радогосту, который вопреки
