Андрей Щупов - Приглашение в ад
Вадим пожал плечами.
— Черт его знает. Но это должно быть выпукло. И относительно сухо.
— Понятно, — пилот усмехнулся. — И куда бьем? Прямо по вершинам?
Вадиму не оставалось ничего другого, кроме как снова пожать плечами.
— Выходы могут быть и наверху и на склоне. Известно только то, что люки — лепесткового типа, а над ними тонкий — не толще десяти-двадцати сантиметров слой дерна. Так что, если точно попасть…
Пилот кивнул.
— Да, лишь бы попасть. Но сколько времени прошло, — там давно могли прорасти целые рощи.
— Исключено. Каждый год военные проводили профилактические работы. Люки распахивались, место вокруг подчищалось, молодая поросль вырубалась. А после люки снова закрывались, их присыпали дерном, крошили туда семена цветов и трав.
— Что ж, тогда у нас единственная проблема — найти эти чертовы клумбы.
Вадим понуро кивнул. Взглянув на него, пилот снова прищурился, что-то явно прикинул про себя.
— Высота! Мы должны изменить высоту.
— Это опасно. Нас тут же засекут.
— Сейчас это уже неважно. Один черт — все вот-вот начнется. Пока заметят, пока то да се… — пилот решительно потянул на себя штурвал. — Ни хрена они с нами не сделают! Не успеют…
И уже через минуту Вадиму пришлось убедиться в правильности принятого решения. Стоило им подняться на сотню-две метров, и местность внизу разительно переменилась, приобретя очертание карты, отчетливо прорисовав рельеф, дымкой и блеском пометив болотистые места.
— Милости просим! Вот и ваши разлюбезные холмы, генерал!..
Вадим резко обернулся. По левую сторону от них неровной цепью протянулись долгожданные возвышенности. Опоясанные колечками кустарника, с едва заметными прожилками троп, сбегающих вниз, они были той самой целью, в поисках которой боевые вертолеты вот уже более получаса кружили над сумрачной землей.
— Да они огромные! — Вадим заволновался. — Возьмут ли их наши бомбы?
— А ты знаешь, что такое пейрит?
— Без понятия.
— И совершенно напрасно. Вот дружок твой, похоже, был в курсе. Попинал сапожком одну из моих бомбочек и моментально успокоился.
— Так что это за чертовщина — твой пейрит?
— Вот именно — чертовщина. Потому как раз в триста мощнее тротила. Так что никуда твои холмы не денутся — лягут, как миленькие.
— Тогда действуй! — Вадим, не удержавшись, хлопнул по плечу Снегова. — Давай команду эскадрилье. Бьем по вершинам — и сразу поворачиваем назад.
Хмыкнув, пилот заставил машину зависнуть на месте и одного за другим начал вызывать сопровождающие вертолеты.
Стайка боевых стрекоз, а Кит пожертвовал на операцию пятью летающими крепостями, хищно наклонив лбы, с ускорением ринулась к цепочке холмов. Эти аппараты не были приспособлены для бомбометания, но нужда научит всему, и дни репетиций не прошли даром. Первая из сброшенных бомб — была пущена самим Снеговым. Более четверти тонны запакованного в металл взрывчатого вещества — устремились к цели. Так и не отследив полет бомбы до конца, они тут же взмыли вверх, удаляясь от опасного места, но и на высоте взрывная волна дотянулась до аппаратов. Вертолет грубо тряхнуло, пилот, крякнув, переглянулся с Вадимом.
— Ну как тебе пейритовый гостинец?
— Не сладкий…
Шутка была не ахти какой, но оба с удовольствием рассмеялись.
Вторя примеру Снегова, машины одна за другой ныряли к замаскированным шахтам. Огромные авиационные бомбы летели к цели, грохот распарывал пространство, сотрясал землю. Прямо на глазах происходило страшное: холмы оседали, проваливаясь вовнутрь, а на месте бывших возвышенностей оставались курящие дымом кратеры.
* * *Щеголь действительно кое-что понимал в пушках. Он вообще питал страсть к оружию, к боевой амуниции и прочим изобретениям военной науки. Пушки же были для него не просто оружием, а оружием большим и мощным, достойным самого трепетного уважения. Не зря во все времена артиллеристов называли богами войны. Они в самом деле могли многое, одним мановением, отправляя вдаль овеществленную смерть, способную напугать, подавить волю, попросту расщепить на атомы. И потому, получив в свое распоряжение артиллерию Кита, Щеголь стал стараться вовсю. Причина была простейшей. Незадолго до проведения операции у него состоялся разговор с Артуром и Лили. Разумеется, парнишку из Бункера он узнал и, конечно же, почуял его неожиданную близость к Киту. Открытие повергло его в состояние настоящей паники. Как ни крути, а Артура он упустил, а на Горке наказывали с будничной жестокостью и за более мелкие промахи. «Дыма без огня не бывает,» — говаривал в сомнительных случаях Лили и, поднимая пистолет, расстреливал разом и подозреваемого, и того, кто, возможно, возвел на подозреваемого напраслину. На этот раз все однако обошлось. На него не держали зла. Более того, ему поручили командовать батареей поддержки! Щеголь оценил это по достоинству и доверие намеревался оправдать.
Почему и за что ему явили такую милость, никто не объяснял, но сам он угадывал две возможных причины: во-первых, Щеголь уже успел побывать на месте со своими людьми и кое-что повидал, а во-вторых, в далеком прошлом ему приходилось служить в настоящем артиллерийском полку, и в этом заключалось его выгодное отличие от «лесного» большинства. Так или иначе, но доверие вышестоящих дорогого стоит, и Щеголь до сих пор не мог прийти в себя. Его просто распирало от ликования и гордости. С вверенными ему артвзводами он должен был поддержать в трудную минуту самого Лили! Да мог ли он думать о таком, мог ли надеяться? Честное слово, ради этого стоило подсуетиться! Во всяком случае к нужному часу все до единого орудия — включая и те, что были без колес, оказались доставленными на место. Люди работали, как звери, заразившись пониманием важности творимого. Впрочем, многим это было в охотку. Затянувшийся период безделья в достаточной степени утомил обитателей Горки, а Щеголь по собственному опыту знал, что даже самому откровенному лодырю пусть раз в полгода, но нужна основательная встряска.
Потные и довольные, люди закуривали возле пушек, с вожделением поглядывали в сторону парящих туманом болот — туда, куда были направлены стволы орудий. Тринадцать пушек, чертова дюжина. Не лишенный суеверия, Щеголь предпочел бы иное число боевых единиц, но четырнадцатого орудия им просто не нашли, а отказываться от тринадцатого, ослабляя тем самым огневую мощь батареи, было, разумеется, глупо.
Кое-кто уже запаливал костерки, разогревая на огне банки с тушонкой, люди стелили на землю бушлаты и телогрейки, растягиваясь на них в самых вольных позах. Щеголь однако расслабляться не спешил. Высокое доверие продолжало греть, и с прежней энергией в двадцатый или тридцатый раз он обходил импровизированную батарею, проверяя крепеж станин, сектора обстрелов и оптику наведения. Три гаубицы, восемь полевых орудий и одна сдвоенная зенитная артустановка — таким разномастным хозяйством следовало ему отныне командовать. Пару ракетных установок пришлось оставить на Горке. Автомашины, перевозящие на себе реактивную смерть, были давным давно приспособлены для иных нужд. Установки превратились в стационарную, вмороженную в бетон силу. Впрочем, надеялись обойтись без них, тем более, что в пушках Щеголь понимал значительно больше. Пушка, по его мнению, была большим пистолетом, снаряд — пулей, а оптика заменяла прицел с мушкой. Стрелять из мощных орудий Щеголь любил, и когда снаряды рвались в нужных точках, он получал прямо-таки физиологическое наслаждение. Даже грохот — главный минус крупного калибра — его ничуть не смущал. Однажды, на проводимых раз стрельбах, он уже доказал, что артиллерия Горки на многое способна. Возможно, Кит это запомнил.
В данном случае все осложнялось тем, что стрелять должны были по невидимой цели, ориентируясь по данным высланных вперед наблюдателей. С подобными задачами Щеголь еще не сталкивался, и предстоящее наполняло его смутной тревогой. Впрочем, никакой внутренней паники он по-прежнему не ощущал, с оптимизмом полагая, что наблюдателей с полевыми телефонными аппаратами окажется вполне достаточно.
— Эй, командир! — ему помахал рукой взволнованный Кабан. Толстые его пальцы сжимали миниатюрную трубку. — Мой парень уже там — и он видит эту хреновину!
— Что? — Щеголь растерялся. — Но ее не должно там быть! Лили выманит эту железяку наружу, и когда они схлестнутся…
— Говорю тебе, она уже там!
Щеголь вырвал из его рук трубку. Задача без того была непростой, и любые непредвиденные обстоятельства осложняли ее еще больше. Слова Лили были законом. И если пигопаг сказал одно, а на деле выходило другое — впору было занервничать. Похоже, с наблюдателем творилась та же история. Сбивчивой скороговоркой он повторял одно и то же — про «адскую железяку», что стоит на месте без признаков жизни, про бронепоезд Лили въезжающий на рельсы бункерного кольца.
