Эта тварь неизвестной природы - Сергей Владимирович Жарковский
— Дверь пассажирская открыта, — сказал Фенимор.
Они разом остановились. Весёлой поглядывал на Фенимора, как будто у ведущего был опыт исследования вынырнувшей из «могилы» машины с людьми. Ни у кого в мире не было такого опыта. И чуйка молчала. Фенимор чувствовал себя обычным человеком в обычных обстоятельствах. Это было очень древнее, забытое чувство, и вдруг Фенимор понял, что оно ему решительно не нравится. Ему не нравилось, что Зона выключилась. И ему не нравилось, что он тоже выключился. И адреналин тут был ни при чём, всё в порядке было с адреналином, и у самого Фенимора, и Весёлой мелко царапал ногтем указательного пальца по крышке ствольной коробки, в чём выражался у него нервный подъём.
— Справа, слева? — спросил он.
— Нет, не расходимся. Вместе — слева.
Они сдвинулись боком на левую полосу и мелкими шажками пошли по самой кромке бетонной плиты. Фенимор понемногу выдвинулся вперёд, Весёлой пропустил один шаг и пристроился ему в затылок. Фенимор выглянул из-за угла кунга и сразу увидел человека, сидящего на подножке со стороны водителя.
То есть сначала он увидел «ёлочкой» стоящий на бетоне офицерский бурнус, резиновый комок ОЗК поодаль, потом ноги в громадных американских зимних ботинках старого образца… Человек в пэ-ша с майорскими полевыми погонами сидел на подножке в позе спящего кучера. На белых, белее снега, волосах его блестели капли пота. У ног лежал автомат без магазина. Кобуры видно не было, но руки были пустые. Свисали между колен.
Фенимор нащупал предохранитель и шагнул вперёд, готовый ко всему.
— Эй, майор! — негромко и спокойно позвал он, закончив этот шаг.
Человек не вскинулся, не дёрнулся. Просто медленно, не поднимая головы, повернул к Фенимору лицо, посмотрел одним глазом, кто там его зовёт.
— Спасатели? — спросил он сипло. — Задолбался ждать. Майор Алёшичев. Сколько лет прошло, десять?
Фенимор облизнул губы. Весёлой дышал у него за ухом.
— Пять лет, — сказал Фенимор.
Майор кивнул — свесил голову. Пошаркал ботинком, пытаясь пнуть камешек.
— Машину не вожу, — сказал он наконец. — Не умею. Да и плохо чувствую себя. Личный состав группы цел, но не в себе. Не-а-дек-ва-тен. Прошу помощи. Водички дайте, ребята, наша вся протухла, воняет. Отрава. И еда вся протухла.
Фенимор, приближаясь к нему, достал воду. Майор с трудом выпрямился, стукнулся затылком о дверцу. Пэ-ша его было насквозь мокрым от пота. У него не получалось поднять рук, Фенимор отвинтил крышечку и стал поить его из бутылки. Майор набрал воды в рот, отстранился, прикрыл веки, благодаря. Понемножку проглотил.
— Нельзя много. Я сам с Узбекистана прикомандирован, знаю. Пять лет, мамочки родные. Про семьи наши не знаете?
Фенимор покачал головой. Голос к майору вернулся — у него был, оказывается, внятный такой басок.
— Хотя потею, видите? Значит, воды хватает. У меня один солдат пропал, шёл в авангарде. Не помню фамилию. Если что со мной — передайте.
Фенимор кивнул.
— Так поможете с эвакуацией?
— У нас задание, — произнёс Фенимор.
Майор открыл глаза.
— У меня в кунге срочники, пацаньё. В плохом состоянии, мне пришлось их связать. Водитель на меня напал, порезал ножом. Невменяем. Я один не вырулю… Вы кто по званию? Или вы гражданские?
— Гражданские. Бывший контрактник.
— Нужна помощь, — повторил Алёшичев. — Пять лет… с-сука…
— Куда вас ранили?
— Поверхностный порез. Рёбра. Почти без крови почему-то. Я обработал, это не забота, товарищ. Забота — пять человек рядового и сержантского состава в кунге. Требуется помощь. За вами идёт кто? Вы разведка? Не спасатели?
— Нет. Разведка. Самостоятельная.
— В общем, я понимаю, что структур и приоритетов не понимаю…
— Вадим.
— Вадим. Но я убедительно прошу войти в положение моей группы. Я не доведу машину, своим ходом доставить солдат и сержантов в расположение тоже не смогу. Там умственное поражение. Машина моя в порядке, горючее почему-то есть. Я заводил её… утром, давно. Чтобы посмотреть.
— Вадик, — сказал из-за спины Весёлой. — Мы в Беде, правил нет, я понимаю, но нечеловечески будет.
— Проверь их машину, ведомый, — приказал Фенимор. — Давайте я вам помогу встать, товарищ майор.
— Ноги отсидел, понимаете, — сказал майор, стыдясь этого. Фенимор подхватил его под предплечье, поднял и отвёл от машины. Весёлой нырнул в кабину. Фенимор снова поднёс бутылку к губам Алёшичева, и теперь тот допил её почти до конца. Видно было, что он изо всех сил сдерживает глотки. Под распахнувшимся кителем мелькнул чистый бинт с небольшой точкой крови в центре. «Шестьдесят шестой» завёлся, Весёлой выставился на Фенимора в окошко.
— Почему ваши люди молчат? — спросил Фенимор.
— Они связаны, а рты я им позатыкал, — объяснил Алёшичев. — Хотелось что-то сделать и для себя, пока ноги ходили. Слушать их вопли я давно устал.
— Весёлой, проверь людей. Чтобы языки не запали, всё такое.
— Какая у вас вода интересная, — сказал Алёшичев. — Войны-то не было?
— Знаете, товарищ майор, я сейчас лучше промолчу, — сказал Фенимор. — Многое изменилось, кто вас знает, как вы среагируете.
— А! — сказал Алёшичев. — Ведь верно! Не подумал. Да куда мне сейчас… Пять лет, блядь…
— Вы что, вы все были в сознании? — спросил, не удержавшись, Фенимор.
— Если это можно назвать сознанием, — ответил Алёшичев так, что Фенимор сразу же отстал от него навсегда.
В кунге было тихо, потом Весёлой спрыгнул на бетон и захлопнул дверцу. Кивнул Фенимору.
— Мочи по колено, но привязаны качественно. В безопасности, корочкой говоря. Чечен волком смотрит, но это плевать. Так что? — спросил он. — Как?
— Ты возвращаешься с ними. Я еду дальше.
— Твою мать! — сказал Весёлой так, как будто озвученный вариант не лежал на поверхности.
— Ты со мной на выходе, Весёлой, — сказал Фенимор. — Не я с тобой. Не забывайся. Выход надо пройти, но их тоже не бросишь. Сколько времени ещё отключка продлится, ты заложишься?
— Всё равно все рискуем, — сказал Весёлой.
— Убрать заложника, — напомнил ему Фенимор, и Весёлой против воли кивнул согласно.
— Ни хуя не понимаю в делах, пацаны, — сказал Алёшичев, прослушав всё это, — но за помощь век буду благодарен.
— Ну и хорошо, — сказал ему Фенимор. — Давайте-ка я вас в кабину засуну.
— Надоела она мне хуже политики партии, — сказал Алёшичев. — Партия-то хоть как, помнит о нас? Я коммунист.
Весёлой засмеялся. Молодчина был этот Алёшичев, только трекер мог понять, насколько был мужчина майор.
Когда уже «шестьдесят шестой» кряхтел носом к городу, Фенимор сказал Весёлому, сидевшему за рулём:
— Расклад, Серёга. Везёшь их в «Две Трубы».
