Уильям Форстен - Вечный союз
– Пойдемте, – повторил Фергюсон и потащил Эндрю за собой.
Корабль продолжало бросать вверх-вниз. Как и промежуточная камера, пороховой склад освещался одной-единственной свечой, защищенной стеклом. Эндрю с трудом различал деревянные корзины, в которых находились завернутые в холст пороховые заряды. Все помещение было объемом со шкаф. Запах стоял отвратительный, и лицо подносчика пороха было зеленого цвета.
– Мне нехорошо, – пробормотал Эндрю. Фергюсон ринулся к переговорной трубе.
– Все огни потушены? – заревел он. – Откройте этот долбанный люк – мы с полковником поднимаемся наверх.
Мгновение спустя крышка люка у них над головой была откинута, и в появившемся отверстии возникла физиономия О'Мэлли. Эндрю начал было подниматься по лестнице, но качка была такой сильной, что ему никак не удавалось ухватиться рукой за верхнюю перекладину и не потерять равновесия.
– Господи, за что мне такие муки, – простонал он.
– Не падайте духом, сэр, – произнес О'Мэлли. В его голосе слышалась чуть заметная ирония.
Ирландец по пояс просунулся в люк и схватил Эндрю за запястье.
– Все, я держу вас. Поднимайтесь.
Силы Эндрю были на исходе, он еле передвигал трясущиеся ноги, и в итоге О’Мэлли пришлось тащить его, как морковку. Если раньше батарейная палуба казалась ему адским пеклом, то после машинного отделения его пробил здесь озноб.
– Отпустите меня, – выдавил он и, шатаясь, доплелся до пушечного порта в носовой части «Суздаля». Эндрю высунул голову наружу и наконец изверг содержимое своего желудка.
– Твою мать, придурок, смотри, куда ты блюешь! Хоть я и доктор, мне все равно не нравится, когда кто-то блюет на мои новые ботинки.
– А ты будь бдителен, – посоветовал ему Эндрю, и тут его скрючило в новом приступе рвоты.
– Тебя все еще беспокоит морская болезнь? – сахарным голосом поинтересовался Эмил.
– Заткнись, гад, – обессилено прошептал Эндрю. Его, слава Богу, отпустило, и он с наслаждением вдыхал свежий воздух.
– Вылезай оттуда, сынок. Ты представляешь собой жалкое зрелище.
Эндрю вяло попытался пролезть сквозь отверстие порта, и, возможно, через несколько лет ему бы это удалось, но О'Мэлли буквально выпихнул его из своих владений, и Эндрю мешком свалился на палубу. В довершение всех бед оказалось, что он приземлился прямо в остатки своего завтрака.
Возле орудийной башни собралась целая толпа, с интересом наблюдавшая за злоключениями своего командира.
– Чертовы ублюдки, вам что, заняться нечем? – проревел он.
Палуба мигом опустела, но с противоположной стороны башни до него донесся приглушенный смех.
– Господи Иисусе, – вздохнул Эндрю. Он наконец поднялся и облокотился на бронированную обшивку.
Качая головой, Эмил вытащил носовой платок и вытер лицо друга.
– Ты великий полководец, Эндрю, но моряк из тебя никакой.
– Эмил, там, внизу, настоящее пекло. Не меньше шестидесяти градусов.
– Я слышал, что на старине «Мониторе» температура поднималась чуть ли не до девяноста.
– Только сумасшедший может добровольно пойти служить на броненосец!
– Кому-то приходится выполнять эту работу, – заметил доктор, стряхивая за борт грязь со своего платка.
Как заботливый отец, ухаживающий за больным ребенком, Эмил помог Эндрю снять шерстяной мундир, рубашку и фуфайку. Сморщив нос в притворном отвращении, он запихал промокшие от пота тряпки в отверстие ближайшего пушечного порта.
Холодный ветер тут же набросился на Эндрю, и полковник задрожал.
– Давай-ка прогуляемся до кормы, укроемся от ветра, – предложил Эмил, обнимая Эндрю за талию.
Они обошли каземат и присели. При их появлении собравшиеся там люди деликатно удалились к левому борту.
– Как я буду командовать битвой, если я не могу спуститься в трюм? – в отчаянии воскликнул Эндрю.
– Ты ведь генерал, или адмирал, если тебе так больше нравится. Ты должен находиться наверху и важно разгуливать по палубе, сверкая пуговицами на новом мундире. А внизу пусть работают те, у кого это лучше получается.
– Я никогда так не поступал, – вздохнул Эндрю. – Я никогда не требовал от солдат того, на что не был способен сам.
– Есть вещи, на которые ты не способен, Эндрю. На этот раз все будет иначе. Тебе не придется нестись во главе атакующей пехоты. Послушай, я всегда считал, что ты просто псих, если позволяешь себе такой риск. Будь доволен, что отделался потерей левой руки. С тех пор как я оказался в Тридцать пятом, я всегда боялся, что однажды тебя принесут ко мне мертвым. Редко какому полковнику удавалось пережить хотя бы два боя, если он вел себя так, как ты. Эндрю слабо улыбнулся.
– Я каждый раз боялся до смерти, – тихо признался он. – Но я не мог иначе. Я видел такой же страх в глазах своих мальчиков, которым предстоял первый в жизни бой, – вспомни Винсента, – и должен был что-то сделать, чтобы помочь им.
– Ты всегда побеждал.
– Даже при Геттисберге, – слабым голосом произнес Эндрю. – Потерянная рука – невысокая цена за ту победу.
– Не беспокойся, в этот раз все тоже будет в порядке.
– Сначала я почти теряю сознание, потом меня выворачивает наружу – и все это при спокойном море. А если, когда мы столкнемся с Тобиасом, разразится буря? Я буду блевать, как подыхающий пес. И это еще не все. Я побывал в орудийной башне, там стоит страшная, непереносимая жара Как можно находиться там во время боя? Я буду отрезан от своих людей, Тридцать пятый полк разбросан по разным кораблям, и я не смогу видеть своих солдат, смотреть им в глаза, знать, о чем они думают. Как я пойму, способны ли они выдержать этот кошмар? – Эндрю оборвал себя и несколько секунд помолчал. – Я ни шиша не понимаю в морских сражениях, а Кромвель знает о них все, – с горечью заключил он.
– Да ладно, сынок, никто не знает всего, – успокаивающе произнес доктор.
– «Шах и мат», – прошептал Эндрю. – Пока что каждый его ход оказывался лучше моего. Он вынуждает меня играть на его поле. Даже когда мы сражались с Тугарами, я имел четкое представление об их тактике. В какой-то момент у меня появилось чувство, что я могу читать мысли их старого полководца. – Судно снова качнуло, и с губ несчастного Эндрю сорвался стон. – А теперь… теперь я блуждаю в потемках.
– Просто в этот раз правила игры будут слегка другими, – тихо отозвался Эмил, снова вытирая платком лицо своего друга. – У тебя есть Буллфинч, – слава Богу, что он перешел от Кромвеля к нам. Это отличный парень, пожалуй, слегка нервный, но, я думаю, он умеет брать себя в руки. И еще у тебя есть Марк. Вспомни, кроме броненосцев у нас еще почти сто галер, и римляне жаждут мести. В решающий момент ребята не подведут тебя. – Эмил поднялся на ноги и склонился над Эндрю. – И ты не подведешь их.
С другой стороны башни кто-то прочистил горло, явно пытаясь привлечь их внимание.
– Помоги мне подняться, док, – попросил полковник.
Эмил немедленно выполнил эту просьбу.
– Как я выгляжу?
– Лицо зеленовато, – покачал головой доктор. – А уж запах от тебя идет… Впрочем, вид у тебя куда лучше, чем пару минут назад.
Оставив Эндрю, Эмил заглянул за угол бронированной башни и вернулся оттуда с Буллфинчем. Юный капитан нерешительно приблизился к Эндрю:
– Извините, если помешал вам, сэр.
– Все нормально, Буллфинч. Что там у тебя?
– Я просто хотел доложить, что мы возвращаемся в реку.
Эндрю поднял голову и увидел, что банка осталась позади и береговая линия стала ближе. Вдруг он почувствовал, что качка почти прекратилась.
– Море сегодня волнуется, – извиняющимся голосом произнес Буллфинч.
– И сильно?
– Ну, высота волны достигает около трех футов. Эндрю усмехнулся:
– Сынок, я из Мэна. Я видел, как люди плавали при высоте волны в пятнадцать футов. Но все равно спасибо за участие. – О, сэр, здесь ведь не Атлантика. Ваша морская болезнь пройдет дня за два. Кроме того, на этом корыте я боялся бы волны и в шесть футов.
– Звучит утешающе, – сказал Эндрю. – А как обстоят дела сейчас?
– Фергюсон сообщил, что у нас соскальзывает правый приводной ремень. Если скорость больше малой, появляется вибрация. Я думаю, что средним ходом мы делаем около четырех узлов и при такой скорости мы достигнем Суздаля за шесть дней. Поскольку галеры пройдут весь этот путь на веслах, нас это вполне устроит.
– Ты славно потрудился, сынок, – похлопал его плечу Эндрю.
– Спасибо, сэр, – просиял Буллфинч.
– Эмил, приведи сюда остальных. Буллфинч, заводи корабль в реку.
Юноша вытянулся по стойке «смирно» и вскинул руку в боевом приветствии. Развернувшись через плечо, он направился к лесенке, ведущей на крышу рулевой рубки и через несколько секунд был уже наверху.
Вскоре появились офицеры, ведомые Эмилом. В их взглядах, направленных на Эндрю, читалось беспокойство.
Полковник незаметно вздохнул. Без своего мундира, да еще и без рубашки, он чувствовал себя просто голым. Эндрю всегда стеснялся своей бледной, впалой груди с выступающими ребрами и внезапно почувствовал себя крайне неловко. Он заметил, что многие украдкой поглядывают на обрубок его левой руки, ампутированной чуть выше локтя. Его правая рука инстинктивно взметнулась вверх, прикрывая культю, и все отвели взгляды. Эндрю мысленно выругался и опустил руку.
