Александр Марков - Локальный конфликт
Старое время отслоилось, как шелуха с орехов, обнажая что-то новое.
Глава 18
Сергей открыл глаза резким движением. Он не помнил, чтобы прежде просыпался вот так, почти без приятного перехода, когда сознание уже пробудилось, а окружающее воспринимает через уши, потом, когда мысли уже готовы погрузиться в сладкую дрему, медленно приподнимаются веки, впуская мягкий свет.
Ушло несколько секунд, прежде чем его сознание стало собирать и склеивать между собой разбитые частички этого мира. Трудное это занятие.
Он смотрел вверх. Между потолочными плитами образовался ржавый подтек. Соседи сверху затопили его ночью, а он этого даже не почувствовал. Подтек находился прямо над его головой, и упади с него хоть одна капля, он обязательно проснулся бы. Сергей попробовал приподняться, поискать ржавые следы капель на подушке, но, двинув руками, вдруг понял, что он к чему-то привязан. Нет. Он не был связан. Приподняв-таки голову, он, к удивлению своему, увидел, что в вену на правой руке воткнута толстая игла. Ее кончик обрывается в трубке, изначально, наверное, прозрачной, а сейчас заполненной неестественно голубой жидкостью, похожей на густой ликер, один цвет которого говорит, что в нем, несмотря на все надписи на этикетке, слишком много химии и слишком мало натуральных веществ.
«О, — он смог усмехнуться, но внешне это никак не проявилось, — мне вливают голубую кровь. Для чего это?»
Лучший способ узнать, спишь ты или нет, — это кольнуть себя иголкой. Кто-то, кто находился рядом с ним и спал на соседней койке, так и поступил, но, чтобы проснуться, стал колоть не себя, а всех, кто попадался под руку. Он так и не проснулся, не догадавшись вонзить иголку себе. Зато распугал всех остальных.
Одуряющая пустота была в голове, словно кто-то забрался Сергею под черепную коробку, все протер там влажной тряпкой с шампунем и вместе с пылью вымел все воспоминания. Они плавали на поверхности мозга, еще не успели затонуть. От них остались лишь обрывки, обломки, схожие с теми, что попадают в руки археологов, которые днями, неделями, месяцами, даже годами, а если бы это было в их власти, то и столетиями, роются в старых отбросах.
— Есть здесь кто?
Звук его голоса разбился о стены и потолок, отскочил от них, как мячик, вернулся обратно и затих. Никто не откликнулся. Как саваном его укрывала белая простыня с чернильным больничным штампом. Все еще был шанс, что он выкарабкается. Это не морг. Трупу не станут втыкать в вену иголку с голубой кровью. Он забарахтал ногами, сбросил простыню. Она упала на пол.
Он сел. У него немного закружилась голова, перед глазами все засверкало. Его замутило. Он потянулся к иголке, торчащей из вены, хотел ее выдернуть и кольнуть себя в ногу, чтобы оказаться в следующей реальности, потому что эта не нравилась ему все больше и больше.
Он не успел зажать иголку пальцами. Дверь со скрипом отворилась. В комнату вошли два человека, облаченных в белые халаты и белые шапочки. Фигура одного — щуплая, почти детская. У другого более массивная, выпиравший небольшой живот натягивал ткань халата, глаза скрывали толстые стекла очков, заключенные в роговую коричневую оправу. Нет, нет. Они оба никак не походили на роли героев комиксов, решивших вызволить Сергея из заточения.
У него оставались уже не секунды, а доли секунд, чтобы покинуть эту реальность. Этой возможностью он не воспользовался. Свободная рука не дошла до иглы несколько сантиметров, остановилась, точно застряла в ставшем слишком вязком воздухе, потому что… всплывшие остатки воспоминаний, принесли с собой имя. Первый его слог раздвинул сомкнутые челюсти и разорвал склеившиеся губы, а второй почти вытолкнул наружу язык, но он натолкнулся на верхние зубы и не смог их разбить.
— Ми-ла.
— Очень хорошо, — сказал врач.
Он чуть было не забыл о правилах вежливого тона и хотел подойти к кровати Сергея первым, но потом все же пропустил вперед девушку.
— Простите, оставить вас наедине не могу.
Он посмотрел на часы, как арбитр футбольного матча, который хочет узнать, сколько еще предстоит игрокам гонять по полю мяч. Время матча еще не закончилось, а кроме того, только во власти арбитра — сколько этот матч будет длиться. Он вполне спокойно, ничего не боясь, может накинуть одну, две или даже три минуты, в зависимости от того, сколько те или иные игроки провалялись на газоне, симулируя травмы. Его же подопечный, судя по щетине, провалялся на кровати не один день.
Стул в комнате был один — в очень плохом состоянии: обшарпанный, вытертый, неоднократно чиненный местным столяром. Стул мог развалиться. Врач, который был раза в полтора тяжелее Милы, уступил ей место. Просто он знал, что под ним стул точно расстанется с жизнью, треснет.
Простыню Сергей сбросил опрометчиво, потому что предстать перед девушкой, очень симпатичной девушкой, в трусах и майке без рукавов было неприлично. Да еще эта щетина. Он почувствовал, что покрывается от смущения слабым румянцем. Тело его перекосилось на бок. Он поводил руками по полу, нащупывая простыню. Но она все ускользала, а вниз он не смотрел, потому что в эти секунды глаза его были устремлены на Милу. Он ее гипнотизировал. Старался гипнотизировать. Пусть уж лучше смотрит ему в глаза, тогда она не увидит его неприкрытые ничем, кроме волос, бледные похудевшие ноги, не превратившиеся в спички, но уже потерявшие довольно много мышечной массы. Он сам их не узнавал. Сколько же ему предстоит провести времени в тренажерном зале, чтобы уничтожить следы недомогания. Да еще эти трусы, эта майка.
На помощь пришел врач. Он нагнулся, поднял простыню, расправил ее, встряхнув одним движением, как делают это прачки, прежде чем повесить мокрое белье на веревку, и накинул простыню на Сергея. Его обдало ветром, простыня накрыла его всего, кроме головы. Чувствовалась опытная рука.
Врач отсоединил иглу, откатил установку, пробурчав что-то похожее на «теперь в этом нет необходимости».
Она не поцеловала его, наверное, из-за того, что он слишком плохо выглядел, или стеснялась сделать это в присутствии врача, но, возможно, как только он отвернется или даже выйдет из комнаты хоть на несколько секунд, она все наверстает. От этой мысли Сергей улыбнулся.
Врач и Мила появились слишком быстро. Сергей еще не успел понять, что из его воспоминаний происходило на самом деле, а что было лишь сном. Он все никак не мог определить, когда одно перетекло в другое — так плавно и незаметно это произошло. И надо еще выяснить, почему он оказался в больнице. Что такое с ним стряслось?
Пауза затягивалась, но так сложно было произнести первые слова, потому что еще несколько минут назад, когда Сергей только проснулся, Мила была лишь сном. Теперь она стала реальностью. Граница сна сместилась и начиналась там, где Сергей отправился домой, а все остальное — звонок главного редактора, награждение и…
— Знали бы вы, какая дрянь мне снилась, — он улыбнулся, — раньше за такие сны, у-у… и не знаю, что бы мне сделали. Мне снилось, будто я хотел убить президента. Что меня наградили орденом, пригласили для вручения в Кремль и вот во время награждения… бр-р-р — приснится же такое. — Он замотал головой. — Это похоже на бред. Но расскажите, что же со мной случилось. Я ничего не помню. Видать, болезнь была неприятная, если мне все это снилось.
К концу фразы, по тому, как менялись выражения на лицах врача и Милы, Сергей понял, что определил границу сна и яви не верно. Ее надо было сместить еще немного.
— Как? Не может быть? Неужели все это было?
— Да, — кивнула Мила.
— В это трудно поверить… Ты не могла бы рассказать мне все поподробнее.
— Что именно?
— Что произошло в Кремле.
— Что ты помнишь?
— Почти все, — удивился Сергей, после секундного раздумья. Наверное, почти все.
Он стал описывать события во дворце в общих чертах, опуская подробности, иначе рассказ получился бы слишком длинным и время, отпущенное им для разговора, могло истечь до того, как он доберется до конца рассказа. Ему очень хотелось услышать ответ.
— Да. Все так и было. Церемонию впрямую транслировал канал новостей. Ну, а потом, это показали абсолютно все, об этом написали абсолютно все, на первых страницах — твоя фотография, вместе с президентом. Ты опять стал причиной сенсации.
«Не надо ворошить прошлое, пока пациент не выздоровел окончательно. Может случиться осложнение», — говорили глаза врача, когда он неодобрительно смотрел на Милу, но не перебивал ее.
— Сомнительная слава, — протянул Сергей. — Я теперь что же государственный преступник? За порогом палаты стоит охранник, который не позволит мне сбежать? Или палата эта находится в тюрьме? — он говорил слишком быстро, никто и слова вставить не успевал. — Хотя, нет, — тут же он ответил почти на все свои вопросы, так молниеносно скользила его мысль, это слишком хорошая палата для тюрьмы. И на окнах решеток нет или они все же есть, а не вижу их, потому что окна зашторены? Мила, пожалуйста, убери шторы.
