Грэм Макнилл - Ангел Экстерминатус
— Вы бы радовались, посетив братскую могилу? Вам хочется улыбаться в присутствии мертвых?
В тоне его голоса была неучтивость, граничившая с враждебностью, и Пертурабо подумал, не стоит ли убить эльдар прямо сейчас.
— Это не могила, — ответил он. — Это город, построенный в память о мертвых, не более.
— Не злись на несчастное создание, — сказал Фулгрим, хотя объяснение эльдар и его определенно не убедило. — Мы здесь, и не в последнюю очередь потому, что я позволил ему жить.
— Да, мы здесь, и что теперь? — спросил Пертурабо.
— Разве не очевидно? — ответил Фулгрим. — Мы двинемся внутрь.
Будучи воином, выросшим в вулканическом мире расплавленных рек и сернистых небес, Атеш Тарса обычно остро чувствовал холод, но сейчас прохлада апотекариона не ощущалась. Он разделся до тонкого комбинезона, чтобы силовой генератор боевого доспеха не стал лишним источником тепла рядом с контейнером Ульраха Брантана, но закованная в стазис загадка заставляла забыть о неудобстве, которое могла доставить низкая температура.
Фратер Таматика провел диагностику всех машин, поддерживающих в Брантане жизнь, и не нашел ни дефектов, ни непредвиденных особенностей конструкции — ничего, что могло бы исчерпывающе объяснить, что за чудо заставило рану от болтера исчезнуть с тела воина, целиком помещенного во время вне времени.
Чудо…
Как легко бросались этим словом, исключавшим любые вопросы. Назвать что-либо чудом значило отказаться от объяснений, отнеся случившееся к категории неизъяснимого. Кредо апотекариона гласило, что чудес не бывает, есть лишь события. Считать событие чудом можно было только в том случае, когда его объяснение было еще более невероятным, чем оно само.
Сейчас Тарса был готов поверить в чудеса.
Он как мог изучил рану через нерушимый пузырь, окружавший Брантана, и не было никаких сомнений в том, что рана почти полностью пропала. Не до конца, поскольку на коже оставалось розоватое пятно, как от рубца.
Даже вне стазис-поля такая рана затягивалась бы дольше.
Воины Десятого легиона были на поверхности планеты, к которой их привел проводник-эльдар, и «Сизифей» казался совсем пустым; рыскающим в коридорах сервиторам не было дела до тех, кто был вынужден сидеть на корабле в одиночестве, когда нужно было сражаться. Тарса тоже был воином, снискавший славу среди своих родных ноктюрнцев, но только апотекарию можно было доверить заботу об Ульрахе Брантане.
Кроме того, миссия на поверхности планеты попахивала местью, а такие миссии редко заканчивались хорошо.
Фратер Таматика остался в утробе корабля, исправляя вред, нанесенный его безрассудным экспериментом. Тарса вспомнил яростный спор фратера и Кадма Тиро, походивший на столкновение двух грозовых туч. Но Тиро был капитаном и официально назначенным заместителем Ульраха Брантана. Таматика никуда не полетел.
Тарса прошелся по апотекариону, постукивая кончиками пальцев по планшету и изучая данные последних наблюдений. Физиологические показатели Ульраха Брантана упали до нуля под влиянием температуры, не говоря о стазис-поле, и результаты были такими же, как и в последние сто раз, когда он их проверял.
Содержимое стазис-поля всегда оставалось постоянным, это было аксиомой, но каким-то образом в этой не поддающейся изменению среде кое-что все же изменилось. Тело Брантана сумело исцелиться. Или, скорее, его исцелило что-то, не зарегистрированное ни одним из сложнейших, точнейших контрольных устройств.
Могло ли Железное сердце быть причиной?
Сколько Тарса ни изучал организм Брантана, оно одно оставалось элементом неопределенности. Даже Железнорукие не могли объяснить, как Сердце работает. Об артефакте было известно лишь то, что Феррус Манус якобы получил его от призрака в Земле Теней несколько веков назад. Это противоречило имперской истине и звучало крайне неправдоподобно, но другого объяснения тому, откуда оно появилось, Тарсе не дали.
Не было таких ветеранов-Железноруких, которые бы не утверждали, что обладают какой-нибудь реликвией времен исчезнувших технологий, добытой в тех безлюдных, окутанных тьмой пустошах. Должно быть, там находилась настоящая сокровищница, где привидения выстраивались в очередь, чтобы отдать свои бесценные побрякушки.
Отбросив эти мысли, Тарса вновь перевел внимание на смертельно раненного воина. В контейнере стоял неподвижный ледяной туман, но красные глаза Тарсы легко видели тело под полупрозрачным сиянием. Хотя одна из болтерных ран затянулась, оно все равно состояло из окровавленной кожи и разорванной плоти, сломанных костей и изрезанных мышц. К груди по-прежнему крепилось Железное сердце — этот бесшумный неподвижный паразит, чьи свойства не поддавались рациональному объяснению.
Исходя из немногочисленных проверенных данных, устройство, видимо, пыталось регенерировать внутренние органы капитана. Но делало оно это, питаясь — за неимением лучшего выражения — его жизненной силой. Воина, раненного не смертельно, оно вернее всего исцелило бы, не убивая, но повреждения Брантана были так значительны, что любое лечение велось бы за счет его жизни.
Это чудо наверняка его убьет.
Тарса обошел контейнер, прекрасно понимая, что не сможет ничего сделать для лежащего внутри человека, не имея точных, полученных в реальном времени данных. Был лишь один способ получить такие данные, но Кадм Тиро ни за что бы не позволил ему вывести Брантана из стазиса без присутствующих рядом Железных Рук в составе экипажа — на случай, если эти мгновения станут последними в жизни Брантана.
Однако Кадма Тиро здесь не было.
Воины Ноктюрна не отличались склонностью к бунтарству — более того, они цепями долга приковывали себя к причинам и методам, которые иные называли бы неблагоразумными, но от которых они не отступали до конца. И между тем Тарса чувствовал, что его рука медленно тянется к приборам, регулирующим температуру в контейнере, и генетическим замкам на пульте управления стазис-полем.
— Чтобы вам помочь, я должен приблизить вас к смерти, — сказал он, понимая, что риск, связанный с выведением Брантана из криозаморозки, нарушит его клятву о непричинении вреда. Он решил эту дилемму, рассудив, что если ему удастся спасти капитана, причиненный вред будет допустимой ценой за это.
Мысль о возмездии Тиро и Сайбуса, которое последует, если что-то пойдет не так, заставила его руку замереть. Но даже если он узнает что-то важное, они все равно будут в ярости, так какой смысл колебаться? Тарсе было больно держать в вегетативном состоянии человека, которого можно было назвать живым лишь в очень узком смысле этого слова.
И, в сущности, разве не причиняли они Брантану больше вреда тем, что держали его в таких условиях?
Разрешив моральную проблему, Тарса быстро установил биозаписывающее оборудование, подсоединив свой нартециум к контейнеру, чтобы отслеживать все физиологические параметры Ульраха Брантана. Если уж он решил это сделать, он должен сделать это правильно, не оставляя ничего на волю случая, используя все возможности собрать как можно больше информации.
Подготовив все необходимое, Тарса разблокировал пульт управления. Он вдохнул морозный воздух, на этот раз чувствуя, как холод стерильного апотекариона проникает в кости. Или это был холод неуверенности? Он уже принял решение и не знал, почему колеблется. Возможно, он давал себе последний шанс отступить, понимая, что может убить Брантана?
Тарса повернул медную рукоять силовой муфты на нулевое деление, и стазис-поле опустилось, как театральный занавес. Спирали тумана в контейнере завертелись, когда внутри снова потекло время, возвращая застывшего капитана в общий поток вселенной. Перейдя этот рубикон, Тарса начал небольшими приращениями поднимать температуру. Его нартециум начал мигать и щелкать: в его катушки памяти хлынул поток данных. Приборы бионаблюдения затрещали, принимая от оттаивающего тела новые показания, и принялись выплевывать перфорированные ленты с информацией.
Приборы показывали возрастание нейронной активности в предфронтальных долях и увеличение числа синаптических связей в целом. Скоро мозг капитана достигнет состояния, при котором вернется способностью к узнаванию и когнитивной деятельности. Когда это случится, Тарсе надо будет задавать вопросы как можно более лаконично.
Мозговая активность продолжала возрастать, а Железное сердце на его глазах выпускало в тело Брантана новые нити в волос толщиной. Сегментированные конечности скользили по телу, словно выискивая что-то, а само Сердце испускало тонкие струйки ядовитого дыма, пахнувшего гнилой плотью.
— …тья, — произнес Брантан, завершив предложение, начатое несколько недель назад.
— Капитан. Я апотекарий Тарса. Ваши раны затягиваются, но я еще собираю данные, чтобы установить причину.