Сергей Юрьев - Мир во спасение
Какое-то видение прорвалось сквозь защитные экраны. Непонятно почему… Экраны дырявые? Вряд ли… Корабль сделан на совесть. Нормальная защита и тренированные мозги – почти полная гарантия от явления «гостей». Матвей попытался стряхнуть наваждение, но это удалось лишь на миг. Но он успел бросить взгляд на Анну и разглядел, что та откинула затылок на подголовник, глаза её закрыты, а под опущенными веками стремительно мечутся зрачки.
Вот оно что… Это её видение. Девочку никто не учил противостоять «голосам пространства», и сейчас её сознание проникло туда, где происходит самое важное, самое значимое для неё. Конечно, подсматривать нехорошо, но вдруг ей понадобится помощь. Да и выхода другого нет. Ни отвернуться, ни отключиться…
По коридору нетвёрдыми шагами шёл ссутулившийся долговязый человек в арестантской робе. Его подталкивали два тюремщика, но он не обращал внимания на толчки в спину. Перед ним со скрежетом открылась стальная проржавевшая дверь, за которой оказалась небольшая комната, в которой было немногим светлее, чем в коридоре. Упитанный чиновник в синем гражданском мундире с петлицами поднялся из-за стола, держа в руках бумажный лист. Он явно устал. Под глазами висели мешки, которые были ясно видны при контрастном свете старой настольной лампы. Он явно волновался. Он судорожно сглотнул, прежде чем начать говорить.
– Гражданин Ламарк, я уполномочен довести до вас приговор революционного трибунала, утверждённый Высшим Советом Республики. Вы готовы его выслушать?
– Не трудитесь. Я и так знаю, что там написано.
– Ошибаетесь, гражданин. Мы вовсе не звери…
– Да?
– Присесть не предлагаю. По закону вы обязаны выслушать приговор стоя.
– Что бы я ни делал, я всё равно сижу…
– И шуточки ваши здесь неуместны, ваше бывшее величество! – Чиновник изобразил гнев, но получилось это довольно комично. Однако он был полон решимости соблюсти требования протокола во всех подробностях. Он явно был не слишком умён, зато предельно исполнителен. Из его глаз так и сочилось чувство ответственности. – Итак! Именем народа Республики Дария за многочисленные преступления перед обществом и отдельными гражданами гражданин Ламарк приговаривается к смертной казни девяносто двумя голосами членов революционного трибунала при семи воздержавшихся и одним «против». Распишитесь возле графы «ознакомлен»! – Чиновник положил бумагу на стол и протянул бывшему императору гусиное перо, предварительно обмакнув его в чернильницу.
Ламарк молча поставил свою подпись.
– А теперь выслушайте постановление Революционного Совета, – продолжил чиновник.
– Может быть, хватит одного приговора? У меня слишком мало времени, и я хотел бы, чтобы меня оставили в покое… – негромко произнёс бывший император.
– Есть порядок, и не нам его нарушать! – решительно заявил чиновник и поднял со стола ещё одну заранее приготовленную бумагу.
– Руководствуясь принципами гуманизма, а также идя навстречу многочисленным просьбам граждан Республики, Революционный Совет Дарии постановляет: «Исполнение смертного приговора в отношении гражданина Ламарка отложить на неопределённый срок. Приговор привести в исполнение немедленно в случае обнаружения признаков монархического заговора или при любой попытке освободить бывшего императора из мест его содержания под стражей. Местом пребывания гражданина Ламарка под стражей определить остров Нулл в Южном океане, в пределах которого предоставить бывшему императору свободу передвижений. Выделять ежегодно на содержание заключённого двести тысяч талеров из бюджета Коллегии национальной безопасности. Отправить гражданина Ламарка на остров Нулл немедленно после вынесения приговора».
– Мне расписаться? – поинтересовался Ламарк после непродолжительной паузы.
– Нет необходимости, – тут же ответил чиновник, пряча оба документа в синюю папку с золотым тиснением.
Видение тут же улетучилось, и Матвей вновь оглянулся на штурманское кресло. Анна очнулась и даже делала попытку подняться.
– Матвей… Командор! Я прошу. Сейчас… – Её речь была отрывистой и сумбурной.
– Не вставай! – успел крикнуть ей командор, но принцесса явно не желала ничего слушать.
– На Дарию! Нужно лететь на Дарию…
– Успокойся! Пока не закончен скачок, мы не можем менять курс. Это невозможно. Технически. Понимаешь?
– Да, понимаю… – Она прекратила попытки подняться. – Но потом сразу. Да? Там…
– Я знаю.
– Подслушивал?
– И подглядывал. Во время скачка нет только своих мыслей. Нет своих чувств и снов. Всё сливается…
– А ещё что ты успел? Увидеть…
Матвей посмотрел ей в глаза и протянул руку, надеясь, что она сделает то же самое. Анна дотянулась до его пальцев, сжала его ладонь, и он почувствовал, как необычайное тепло стекает с её руки и трепетными волнами растекается по всему его телу.
– По-моему, я всё-таки немного тебе нравлюсь… – Других слов в этот миг у него не было, а если бы он и нашёл их, то едва бы решился высказать вслух.
– По-моему, тоже…
Предметы вокруг начали приобретать обычные очертания. Значит, скачок близок к завершению, и скоро можно будет определить, куда доставил их «Ковчег».
– Ты всё ещё хочешь вернуться на ту планету? – на всякий случай спросил Матвей.
– Я? Да. Хочу… – В голосе принцессы уже не было прежней уверенности. – Но мы же не знаем, где она.
– Да, не знаем, – согласился Матвей и облегчённо вздохнул. На самом деле и у него были сомнения в том, правильно ли он поступил, но теперь это уже не имело никакого значения.
«Ковчег» окончательно переместился в обычное пространство. Матвей поднялся из кресла, помог сделать то же самое Анне, и в тот же миг входная дверь в рубку распахнулась. На пороге стоял низкорослый старикашка с кошачьим взглядом, увенчанный копной седых волос, с длинной, до пупа, всклокоченной бородой, из которой торчал только нос и светились два нечеловечески огромных зеленых глаза. Его длинная зеленая хламида волочилась по полу, а узловатая рука сжимала простой деревянный посох. Рядом с ним с лапы на лапу переминался самый настоящий енот.
Удивляться сил уже не было. Да и чему вообще возможно удивляться после всего, что произошло за последние дни…
– А где доктор? – командор задал первый вопрос, что пришёл в голову. И действительно! Действительно стоило выяснить, что случилось с доктором… И сейчас было бы совсем не лишним спросить у него, почему тот вдруг взялся помогать совершенно незнакомым ему людям, рискуя карьерой, а может, и жизнью. Не из страха же…
– Я доктор, – заявил старик, и его внешность мгновенно изменилась. Вылитый Тит-Живодёр, только в белом халате и чисто выбрит.
Ясно. Они везде. Котхи правят миром. Заговор против человечества, не иначе.
– Чатул! – Принцесса шагнула навстречу старику, который успел вернуть себе прежний облик. – Крошка-Енот!
Со зверьком она встретилась на полпути к двери, присела на корточки и обняла его, запустив пальцы в густую шерсть. Тот приветливо помахал распушённым полосатым хвостом, совершенно по-собачьи положил передние лапы ей на плечи и даже лизнул её в щёку.
– Знакомые? – Матвей почувствовал, что этот полосатый зверь вызывает у него какое-то нехорошее чувство. Он вызывал куда большую неприязнь, чем рыжий котх, который отправил их скитаться по вселенной.
– Да, и что? – Принцесса гладила енота и печально улыбалась, глядя ему в глаза.
– А ты сама-то случайно не котх? – Этот вопрос внезапно пронзил его сознание, и Матвей даже пытался сдержаться от того, чтобы произнести его вслух. Ответ мог поставить крест на всём, что уже было и ещё будет, на прошлом и будущем, над обоими путями судьбы – тем, что уже пройден, и тем, что предстоит пройти.
– Нет… – Анна оглянулась, не переставая трепать енота по загривку. Но, выдержав паузу, она добавила: – И не смей мне больше задавать подобные вопросы.
– Хорошо, Ваше Высочество, – съязвил командор и тут же пожалел о сказанном.
– Ты! Как ты… – Она даже побледнела от негодования, и еноту, похоже, передалось её состояние. Шерсть на его загривке вздыбилась, и он начал угрожающе шипеть, демонстрируя стройный ряд ослепительно белых зубов.
– Крошка, мы уходим, – вдруг сказал старик и начал медленно таять в воздухе.
– Нет! – Енот превратился во взъерошенного сероглазого мальчишку. – Я остаюсь.
– Разве ты не видишь, что это бессмысленно? Они добились всего, к чему стремились, а теперь готовы разорвать друг друга. Видимо, особи их расы так устроены, и этого не изменить.
– Постарайся понять…
– Мне и так всё понятно!
– Ты не можешь знать, насколько сложны их чувства. Ты давно забыл, что такое боль, любовь, смятение, надежда. Ещё мгновение назад человек ощущал, что ему нечего терять, кроме его нелепой и презренной жизни, и вдруг неведомо откуда берутся силы стерпеть и голод, и унижения, и страх, и несправедливость. Человека способен исцелить один лишь взгляд на то, что прекрасно – будь то дерево или закат, даже капля дождя, упавшая на ладонь. И то, что казалось бессмысленным, наполняется неосознанным смыслом. Даже тот, для кого жизнь – страдание, находит в своих муках смысл, который помогает ему выжить.
