Роман Афанасьев - Охотники ночного города
«Шестерка» на всем ходу влетела в поворот, и Алексей едва не слетел с места. Машина же нырнула в крохотный туннель в железнодорожной насыпи, проехала его насквозь и тут же остановились.
— Прыехали! — громким шепотом сказал водила и затаил дыхание.
Кобылин опустил окно, чуть не сломав заедавшую ручку, и выглянул наружу.
От железнодорожной насыпи шел забор из бетонных плит. Он уходил вдаль, вверх, к холмам. Тянулся вдоль дороги, отгораживая огромную территорию. Но здесь, рядом с туннельчиком, в заборе виднелись ворота — огромные, что разъезжались в стороны. Сейчас они были едва приоткрыты, а над ними тускло горела вывеска: «Автомойка». Кобылин прищурился, пытаясь разобрать, что там, за забором. В темноте смутно виднелись старой постройки здания, что раньше назывались административными, а сейчас, на новый манер, наверно — офисными. За забором таился то ли завод, то ли автомобильный комбинат — едва живой монстр из старых, теперь уже былинных, времен.
— Приехали, — согласился наконец Кобылин, закрывая окно.
Теперь он был в этом уверен. Рядом с приоткрытыми воротами стояли три машины — знакомая белая «шестерка», черный джип и старая «Волга». Рядом с ней огромным черным утесом высился знакомый автобус. Судя по всему, сигнал был принят всеми охотниками.
— Сколько с меня? — спросил Кобылин, запуская руку за отворот куртки.
Кавказец заметно побледнел и выпучил глаза.
— Ты што! — замахал он руками. — Не надо! Хороший человек, я вижу. Не нада денег!
Кобылин пожал плечами, открыл дверцу и вышел на улицу. «Шестерка», взревев мотором, тут же стартовала с места, рванув вверх по пустой дороге не хуже гоночного автомобиля. Дверца, которую Кобылин не успел закрыть, судорожно хлопала на ходу, как крыло раненой птицы.
Алексей проводил машину взглядом, обернулся к воротам и поежился. Здесь было тихо, очень тихо. Теперь, когда шум от движка «шестерки» стих вдали, Кобылину стало не по себе. Ему не нравилась эта тишина. Он расстегнул куртку, поправил патронташ и пояс. Потом двинулся к воротам.
Он успел пройти мимо джипа, а потом краем глаза отметил какое-то несоответствие. Уже оборачиваясь, понял, в чем дело — дверь в автобусе была открыта настежь. Конечно, ребята торопились, вывалились, наверно, гурьбой, на ходу загоняя обоймы в оружие, но…
Алексей медленно достал дробовик и, держа его в руке подобно обычному пистолету, подошел к черному боку автобуса, на котором играли разноцветные отблески от надписи над воротами. Под ногами хрустел снег, над головой тихо щелкала одна из неоновых букв вывески. У самой двери Алексей остановился. Прислушался. Тихо. Внутри темно, свет не горит, движок заглушен. Неужели и водителя с собой забрали?
Пожав плечами, Кобылин шагнул в автобус, поднялся на первую ступеньку. И тут же, даже не поднимая головы, оттолкнулся от нее изо всех сил — даже раньше, чем увидел темный силуэт, рванувшийся ему навстречу.
Он вылетел из дверей автобуса спиной вперед и уже на лету спустил курок. Выстрел раскатом грома вспорол тишину, Кобылин повалился спиной на снег, но успел увидеть, что заряд картечи вколотил лохматую тень обратно в темноту салона — как ударом молотка. Алексей, не вставая, вскинул дробовик и выстрелил в темный проем еще раз. Картечь с глухим звоном отрикошетила от бронированного бока автобуса, и Кобылин выстрелил еще раз, на тихий стон. Потом вскочил, отбросил дробовик, вытащил «беретту» и крадучись направился к открытой двери.
У темного проема он остановился, вытянул руку, тщательно прицелился и выстрелил один раз. Потом сунул пистолет за пояс, нагнулся и вытащил на снег огромное тело, что еще сотрясали судороги.
Оборотень оказался огромным, похожим на спецназовца-баскетболиста. В его черное пальто, что было разворочено зарядом картечи, могло поместиться разом два Кобылина. Руки, торчавшие из рукавов, были вполне человеческими, но вот голова, продырявленная выстрелом из пистолета, больше походила на недоделанную собачью морду — словно кто-то взялся лепить из человеческого лица волчье, да бросил работу на середине.
Кобылин отпустил труп, и тот мягко лег в глубокий снег рядом с автобусом. Спокойно перешагнув через него, Алексей поднялся по ступенькам в темный салон, заглянул в кабину водителя. Ему пришлось прижаться к стеклу, чтобы разглядеть хоть что-то в этой темноте. Как он и боялся, водитель остался на месте. Он лежал, навалившись грудью на рулевое колесо, а голова, неестественно свернутая набок, смотрела на охотника мертвыми закатившимися глазами.
Выругавшись, Кобылин выскочил из автобуса и бросился к сугробу. Подхватив с земли дробовик, охотник трясущимися руками перезарядил его и взял в левую руку. Правой вытащил из-за пояса «беретту» и двинулся к воротам. Он знал — его выстрел не остался незамеченным. Теперь они знают, что он здесь. Вопрос только в том, кто там, за забором. Охотники, что таятся по углам, или оборотни, устроившие засаду. Конечно, оборотни там есть, иначе охотники уже вернулись бы к машинам. Но и кто-то из охотников жив, иначе на новоприбывшего накинулась бы вся стая, а не один зубастик, что стоял на стреме. Оставалось только выяснить, кто же все-таки кого.
Сжав зубы, Кобылин ринулся к воротам, намереваясь быстро проскочить освещенное пространство, но у самого входа заспотыкался. Остановился. И сделал шаг назад, чувствуя, как сердце сжалось, не решаясь на новый удар.
У ворот, прямо в неоновом свете вывески, стояла маленькая девочка с длинными черными волосами. На этот раз она была одета в длинное белоснежное платье, напоминавшее бальное. Или скорее свадебное. Да, у ворот Кобылина встречала маленькая девочка, одетая как невеста, но Алексей ни секунды не сомневался — кто это такая. Они уже встречались.
Девочка подняла руку в белой кружевной перчатке и откинула в сторону длинные черные волосы. Глянула серьезным взрослым взглядом — прямо в побелевшее лицо охотника. Алексей перестал дышать. Девочка протянула к нему хрупкую руку, разжала кулачок… На ее ладони лежал маленький шарик. Половина была черной, а половина белой. Шарик медленно вращался, и создавалось впечатление, что черный цвет медленно смешивается с белым, кружится, зачаровывает…
Кобылин шумно сглотнул и отвел взгляд от девочки в белом платье. Посмотрел вверх, на вывеску. Обернулся, взглянул на автобус и мертвое тело около него. Потом, обретя способность дышать, снова повернулся к воротам.
Она все еще была там. Стояла у приоткрытой двери, словно часовой. Кобылин понимал, что это значит. Он знал что — но не знал почему. Алексей облизнул пересохшие губы и снова оглянулся — назад, в темноту. Какова будет цена, если сейчас он медленно отойдет назад и бросится бежать в темноту? А какой она будет, если сделает шаг вперед, пройдет мимо безмолвного часового, что отделяет один мир от другого? Твой выбор, охотник — говорил ему взгляд черных и холодных, как зимняя ночь, глаз.
Охотник — эхом прозвучало в голове Алексея. Он уцепился за это слово, как за спасательный круг. Да, он — охотник. Не Леха Кобылин, алкаш с первого этажа, частенько клянчивший у соседей сотню до получки, которой так никогда и не получил, потому что не работал. Он — охотник, вышедший из тела Лехи Кобылина, как бабочка из кокона. Он родился заново, для новой жизни. И вот она — цена новой жизни. И она — не слишком велика.
Сжав зубы, Кобылин сделал шаг вперед. Девочка в белом платье не пошевелилась. Тогда Алексей прикусил губу и решительно зашагал вперед. Поравнявшись с девчонкой, он осмелился повернуть голову и взглянуть на нее в упор.
На него смотрела молодая женщина, величественная и холодная, сияющая той холодной красотой, что свойственна лишь настоящим бриллиантам. Уже не девчонка — снежная королева. Смотрела укоризненно, но спокойно, словно говоря о том, что безропотно примет любое его решение. Платье осталось прежним — свадебным, а лицо прикрывала белая, едва прозрачная вуаль.
— До встречи, — дрожащими губами шепнул Кобылин и шагнул в темноту за воротами.
* * *Во дворе оказалось не так темно, как казалось снаружи. Сразу за воротами располагался проезд, что вел в глубь отгороженной территории. Слева высилась глухая стена здания, сложенного из красного кирпича, справа к забору жались большие боксы, похожие на гаражи. Их двери были заперты на огромные висячие замки. Дорога вела вперед, сворачивала за угол дома, видимо, во двор. Из-за угла лился мягкий свет, там, за углом, горел фонарь.
Кобылин чуть присел и мягко двинулся вперед, неслышно ступая по мягкому снегу. С неба сыпала мелкая белая крупа, невесомая, почти незаметная. Белые холодные песчинки почти занесли все отметины, оставшиеся на дороге, но Алексею хватило того, что он увидел, — следы вели во двор. Сюда вошло много людей. И никто не вышел.
Сжав зубы, Кобылин быстро зашагал к углу здания, уже не скрываясь. Прислонился плечом к крошащимся от старости кирпичам, измазал куртку. Быстро выглянул из-за угла и тут же спрятался.
