Наталья Игнатова - Пыль небес

Тир был очень доволен. Для полного счастья не хватало только полетов, но в личине много не налетаешь, а без личины во Фрейстине долго не проживешь.

Блудница ждала его в лесу на Ничьей земле. Ничего. Осталось недолго. Через две с половиной недели Эрик Вальденский и его Старая Гвардия будут на этом берегу океана.

Да. И к этому моменту то, что останется от Вейсера, нужно будет убить и хорошо спрятать.

ГЛАВА 4

И путь ложится коридором смерти.

И перекресток точен, как прицел.

Остановите, кто-нибудь – посмейте!

Ну кто из вас еще остался цел?

Император Вальденский прибыл с дружественным визитом к конунгу Тарсхоллю. Тарсхолль поддерживал теплые отношения с Эриком фон Геллетом еще с тех пор, когда тот носил фамилию Сернервилл, так что в визите не было ничего необычного. Ну а то, что Эрика сопровождали его «Стальные» и Старая Гвардия, так ведь император же, не кто-нибудь, да и в гости прибыл к конунгу, а конунги, как известно, без полусотни хиртазов даже до ветра не ходят. Традиции – основа благополучия.

Вроде бы Эрик и Александр обсуждали близящийся день рождения Эльрика де Фокса. Александр Тарсхолль – Мечник, ученик Лонгвийца, а Эрик, понятное дело, – внук. Кому как не этим двоим какой-нибудь радостный сюрприз на день рождения учителю и деду готовить?

Вот и подготовили. Сюрприз. Вроде для де Фокса, а оказалось – для Фрейстина.

Из крепости Тарсхолль до вольного города на границе было меньше часа полета. Сам конунг в набеге не участвовал, но дал Эрику своих военных холлей, как пехотинцев, так и пилотов, и захотел взамен всего-то лишь, чтобы им заплатили как наемникам. А себе и вовсе ничего не попросил.

Город взяли в неповторимом стиле Эрика Вальденского – стремительно и неотвратимо.

Начали с захвата Тигула, и там обошлось почти без крови. Защитные поля, призванные не впускать в крепость никого чужого, перестали выпускать из нее Стражей. Магическое оружие и ловушки, которыми Тигул был напичкан, как хлеб дырками, обернулись против защитников крепости. У Стражей хватило бы доблести вступить в бой с захватчиками, но хватило ума не связываться со спятившим магическим оборудованием. «Стальные» разоружили их, заперли в казематах и под прикрытием авиации отправились на штурм города.

Вот тут пришлось потрудиться. Эрик был прав, когда говорил, что фрейстинцев опасно зажимать в угол. Горожане бились за свою свободу, как крысы – за жизнь. Сражались даже женщины, что, надо сказать, усложняло задачу и «Стальным» и пехотинцам Тарсхолля. Однако до того немыслимого кровопролития, которое случилось год назад на улицах Сезны, все-таки не дошло. Вальденцы не испытывали по отношению к вольному городу той ненависти, которую питали к кертам, разрушившим их столицу. Фрейстинцы же, как ни хорошо они были натасканы, не ожидали нападения. Да еще по охваченному боями городу очень быстро разбежался слух, что император Вальденский пришел за золотом и Фрейстин ему совершенно не нужен.

Это была чистая правда. Даже вольнолюбивые и подверженные на этой почве паранойе граждане Фрейстина довольно быстро сообразили, что это так.

Не прошло и трех часов с начала штурма, как они сложили оружие. Верное решение. Лучше сохранить себя и город, чем погибнуть, защищаясь от захватчика, который все равно собирается уйти.

– Добрый день, барон!

– Действительно, это добрый день. Я слышал, ваше величество можно поздравить с очередной победой.

– Мне нужно было золото. Барон, почему вы столько лет терпели этот, город?

– Они не давали мне повода. Да и основатели Фрейстина были смелые люди. А их потомки… ну не всем везет с потомками.

– Я решил, что город будет, хорошим подарком на ваш день рождения. Примете?

– Я напомню, что до моего дня рождения еще довольно далеко.

– А это имеет значение?

– Эрик, если я приму подарок, месторождение перестанет существовать.

– Вместе с городом?

– Да.

– Фрейстин ваш. Ваше дело, как с ним поступать. С днем рождения, Эльрик.

– Благодарю.

Оружие, отнятое у горожан, сложили в арсеналах Тигула. А когда захватчики, погрузив добычу на шлиссдарки, убрались из города, фрейстинцы обнаружили, что хода в крепость им по-прежнему нет. Мэр и двое командиров стражи – тигульский и общегородской – решили отправить гонца к магам: пусть пришлют кого-нибудь, кто разберется с защитами – сами же ставили. Платить магам было пока что нечем, вальденцы не грабили горожан, зато городскую казну и, разумеется, хранилища Тигула опустошили вчистую.

Мэр как раз мрачно думал о том, что, если бы у граждан было побольше личной собственности, город, глядишь, понес бы меньший ущерб, когда в его кабинет ворвался без стука командир стражи Южной стены.

– Лонгвиец! – выдохнул он.

– Что Лонгвиец? – мрачно уточнил мэр. – Ворвался в город?

– Никак нет, – командир вытер пот со лба, – не ворвался. Просто так приехал. Сквозь стену. Там же, с юга-то, Ничья земля, ворот нет… не было. Теперь есть.

Во Фрейстине не было оружия, зато был Лонгвиец. Ситуацию хуже трудно было представить. По сравнению с этим налет сумасшедшего Вальденца – яблочко от яблони, черт бы их всех побрал! – казался уже не таким значительным событием. Ну налетел, ну увез золото, невелика потеря. А вот Лонгвиец… этот не за золотом явился.

Ненависть барона де Лонгви к идеалам свободы и демократии была известна во Фрейстине даже малым детям. Разумеется, барон ненавидел и Фрейстин, как воплощение этих идеалов. Правда, со времен основания города бешеный шефанго жил себе по соседству-в замке на Ничьей земле – и к Фрейстину даже близко не подходил. Но каждому ясно было, что рано или поздно ситуация переменится.

Сто пятьдесят лет назад отцы-основатели Фрейстина – группа отважных людей, бывших рабов, бежавших от своих хозяев из империи Грата – дошли до восточного побережья материка, до самого океана. И поняли, что бежать дальше некуда.

Решено было разбить на берегу поселение и жить как получится. Возможно, наладить контакты с конунгом Тарсхоллем – шефанго не выдавали беглых рабов и вообще не интересовались человеческими делами. Идти на службу к конунгу основатели Фрейстина не захотели, они раз и навсегда решили, что служить не будут никогда и никому, им нужна была только свобода. Свобода и общее равенство. Но не прошло и недели после того, как поселенцы начали рыть временные землянки, а к ним уже заглянул другой конунг. Гораздо более опасный, чем Тарсхолль. Давний враг империи Грата – Эльрик де Фокс.

Оказывается, земля, на которой остановились беглецы, принадлежала ему. И сейчас конунг выразил справедливое недоумение тем фактом, что на его земле поселились какие-то люди, не потрудившиеся спросить его разрешения.

Землю, которая впоследствии стала называться Ничьей, Эльрик де Фокс считал заповедником, в котором не должно было быть ни людей, ни нелюдей. Только лес, скалы и море. Понятно, что несколько десятков грязных, уставших, злобных и, главное, способных плодиться и размножаться смертных отнюдь его не порадовали.

– Вот наши деньги, шефанго, – сказали бывшие рабы и высыпали к копытам Эльрикова коня пригоршню медяков: все, что было у них с собой, все их богатство. – А вот наши арбалеты, – добавили бывшие рабы и подняли не взведенные (пока не взведенные) гратские арбалеты, заряжавшиеся болтами, а не заговоренными шариками. – Выбирай, шефанго. Мир или война, но мы останемся тут.

Эльрик де Фокс не взглянул на деньги. И не взглянул на арбалетчиков. Он усмехнулся и сказал:

– А вы смелые ребята. Оставайтесь, я выделю вам землю. Но не вздумайте вылезать за ее пределы. Не мешайте мне, и я не буду мешать вам.

Так возник Фрейстин.

Неизвестно, на каком этапе своего существования горожане стали позволять себе посмеиваться над этой старинной историей, рассуждать насчет того, как продешевил шефанго, по недомыслию отдав им землю с богатым золотым месторождением, и вообще комментировать дела дней хоть и давно минувших, а не совсем стершихся из памяти. Шефанго-то, вот он, никуда не делся, живет рядом и все помнит. И все слышит. И не любит, когда его соседи ведут себя слишком уж нагло. Слишком нагло фрейстинцы себя не вели, так, поговаривали изредка о том, что неплохо было бы расширить городские владения, но дальше разговоров дело не заходило. А грозный сосед не любил их не за разговоры, а за раз и навсегда выбранные идеалы. Свобода и равенство – оба этих слова Эльрик де Фокс, похоже, считал ругательствами. И Фрейстин, единственный оплот демократии в огромном, враждебном к нему мире, упиваясь собственной смелостью, продолжал смеяться над конунгом, потому что смех – это признак истинно свободного человека. А еще – потому что де Фокс не обращал на насмешки внимания.