Роман Злотников - Бешеный медведь

К вечеру Кондрат забеспокоился, а к полуночи и вовсе не находил себе места, однако часам к двум хлопнула калитка на воротах, и Полубой, увидев, что в окнах первого этажа избы горит свет, рявкнул на всю округу:

— А пожрать охотнику-защитнику дадут в этом доме?

Кондрат для начала обложил его по матушке и, лишь увидев, что Касьян цел и невредим, смягчился. Таисия еще не ложилась спать — коротала ночь с мужем, уложив полуторагодовалого Ваньку, и быстро собрала на стол. За едой Касьян и рассказал, что нашел волчью стаю. Вернее, не он, а дикуши.

— Утром съезди, шкуры обдери, что ли, — добавил Касьян сонно — умаялся за день. — Я тебе расскажу где. Отсюда верст семь, наверное.

На следующий день Полубой ушел на плато, а Кондрат съездил на вездеходе туда, где Касьян накрыл волков. Места там были болотистые, только на вездеходе и проедешь. Пятерых матерых волчищ насчитал Кондрат в заросшем ракитой овраге и щенную самку. Лишь на одном звере был след выстрела из лучевика, у остальных были вырваны глотки или перекушены хребты. Пилипенко даже пожалел серых, да теперь уж чего жалеть было. Зато появилась надежда, что эту зиму удастся пережить спокойно. Конечно, место волчьей стаи займет другая, но ведь это только через год-два.

Волчьи шкуры Кондрат уже обработал, и сейчас они сохли за домом, распяленные на колышках.

Бергер, услышав эту историю, поинтересовался, не страшно ли было Кондрату и Таисии по соседству с риталусами, которых местные звали «дикуши». Кондрат пожал плечами и сказал, что поначалу, мол, да, страшно — уж больно слава про этих зверей недобрая. Однако Таисия махнула на него рукой — молчи, мол, если не понимаешь.

— Ты представляешь, Константин Карлыч, малой, как увидел их, и сразу к ним и пошел. А они к нему, ага. Я прямо обомлела! А Ванька давай с ними играть, как с игрушками: на землю повалит, покатает с боку на бок, за хвост уцепит, а они в него носами тычутся, щекочут. Ванька теперь от них и не отходит. Ну, а Касьян только смеется — вот уеду, говорит, с кем ваш пацан играть будет?

Бергер читал донесения с Белого Лебедя, где Касьян впервые использовал риталусов в боевых действиях, и представить, что прирожденные убийцы, которыми представали в донесениях эти животные, вот так, по-простому, играли с ребенком, никак не мог. Однако пришлось поверить хозяевам.

— А чего ж ты его отговаривал на плато идти? — только спросил он Кондрата.

— Так эти зверушки прирученные, а там — живоглоты натуральные. Дикуши, одним словом…

Бергер хлебнул чаю с мелиссой, положил на теплый хлеб ложку сметаны. Таисия хлопотала по дому, изредка подсаживаясь к гостю, чтобы предложить еще варенья или подлить чаю. Со двора слышалось мурлыканье Ваньки, тискавшего рыжего кота, на которого он переключился ввиду отсутствия риталусов.

Издалека послышался шум двигателя. Таисия вышла из дома, Бергер, пользуясь отсутствием хозяйки, быстро допил чай и вышел вслед за ней.

Смеркалось. Солнце склонилось к лесу на западе, стало чуть прохладней, чем днем, поднялся небольшой ветерок.

Кондрат, поставив трицикл на дутых колесах у ворот, зашел во двор, подхватил на руки подбежавшего к нему сына и направился к крыльцу.

— Ну что, не вернулся Касьян?

— Нет пока, — ответил Бергер, закуривая «Пластуновские» и присаживаясь на скамейку возле крыльца, — завтра утром пойду за ним — больше ждать не могу, отпуск кончается.

Кондрату и Таисии он сказал, что прибыл в отпуск.

— Опасное это дело, Константин Карлыч. Касьян привычный, да и звери при нем. Ну как его не встретишь — плато большое.

— Я далеко не пойду. Так, с краю посмотрю.

Пока Таисия кормила мужа и сына, Бергер вышел за ворота. На плато идти и впрямь не хотелось. Он вообще не шибко любил риск и шел на него только в крайнем случае и никогда из пустой бравады. Вот Полубой — да, мог на спор пройтись на руках по перилам балкона, как было один раз в училище. Схлопотал тогда Касьян пятеро суток губы и десять нарядов на кухню. Конечно, теперь он остепенился — не мальчик, но нет-нет, да и проявлялись в нем прежние авантюрные наклонности. Впрочем, он был профессионалом, и поэтому на задании Полубой никогда не рисковал попусту.

Кирилл Небогатов тоже мог учудить что-то подобное — потомок древнего дворянского рода, он не мог допустить, чтобы кто-то что-то делал лучше него, заходила ли речь об учебе или о безумствах, свойственных юности.

К сожалению, теперь выбора не было: надо рискнуть и подняться на Змеиное плато — дольше оставаться на Луковом Камне Бергер не имел времени. Начальник разведки флота Анатолий Остапович Леонидов, за которым среди сотрудников утвердилось прозвище «царь Леонид», поставил Бергеру жесткие сроки. Через две недели, удастся получить согласие Полубоя на работу под прикрытием или нет, его заместитель обязан вернуться на Новый Петербург — следствие по делу о нападении на начальника контрразведки генерала Амбарцумяна входило в завершающую стадию. Рассвет был туманным и холодным. Бергер зябко передернулся, подумав, что согреется на ходу. Заспанный Кондрат вышел проводить его, вручил охотничий лучевик и рюкзак, набитый под завязку. На вопрос: что там, ответил — что это Таисия собрала домашних харчей, ну, и от себя он кое-что прибавил. Кондрат подмигнул, и Бергер понял, что ему будет чем отметить встречу с Полубоем, буде она состоится.

— Ну, плато ты видел — как рассветет — во-он там, над лесом, будет гряда. На нее и держи. Если до вечера не дойдешь, лучше внизу переночуй.

— Понял, — кивнул Бергер, справедливо полагая, что местные условия Кондрат знает лучше и к его советам стоит прислушаться.

К лесу он подошел еще затемно — только-только на востоке проклюнулась заря. Идти пришлось через луга, заросшие по пояс травой, и брюки от егерской формы, которую ему ссудил Кондрат, основательно промокли. В одном Бергер оказался прав — он согрелся.

Лес здесь был лиственным, преобладали дубы и клены. Подлеска почти не было, идти было легко, а когда взошло солнце, засвиристели птицы, так стало даже приятно. В лесу Бергер не был с прошлой осени, когда выбирался за грибами, и теперь с удовольствием вдыхал чистый лесной воздух.

Около полудня он остановился возле родника перекусить, отдохнул с полчаса и двинулся дальше, хотя уже чувствовал некоторую усталость — сказался малоподвижный образ жизни.

Лес незаметно менялся. Лиственные поды уступали место елям и соснам. Под ногами шуршала палая хвоя. Скоро впереди показался просвет, и через несколько минут он вышел на опушку.

Плато вздымалось прямо перед ним. За неширокой полосой поля снова начинался лес, теперь уже исключительно хвойный. Видно было, как он поднимается к плато, постепенно сходя на нет и к вершине исчезая совсем.