Йода. Свидание с тьмой - Шон Стюарт
– Я все-таки считаю, что она может быть отравлена, – заявил четвертый. – Поверьте, для нас ваша безопасность превыше…
Дуку взял коробочку. К своему удивлению, он обнаружил, что руки у него дрожат. Странно. Когда граф пощадил того костлявого джедая, Джея Марука, для него самого это стало почти такой же неожиданностью, как и для Асажж Вентресс. Это была минутная прихоть. Наживка, заброшенная для Йоды, как он потом объяснил Сидиусу. Крючок, на котором извивается розовый червь давних воспоминаний. Дарт Сидиус посмотрел на него с любопытством, и от этого взгляда Дуку будто обдало жаром лихорадки.
– Вы все еще любите его? – спросил учитель.
Дуку засмеялся и ответил, что нет, естественно. Какая абсурдная идея.
– Абсурдная? – сказал господин своим жутким вкрадчивым голосом. – Мне так не кажется.
И другим голосом, полным медового яда, добавил:
– Хороший ученик всегда продолжает любить своего учителя.
Беседовать с Сидиусом было рискованно. Иногда разговор мог сложиться неудачно, и Сидиус почему-то оставался недоволен. Это было ужасно – когда учитель оставался недоволен.
Дуку покачал головой. Мальчишеские страхи, не более того. Если Йода действительно проглотил наживку, он придет, и если он придет – каким подарком будет для Сидиуса его девятисотлетняя голова! Старый и одышливый премудрый карлик был словно пробка в республиканской бутылке; стоит вытащить эту пробку, и – хлоп! – в Республику хлынет темная сторона. Тогда учитель увидит, как верно служит ему Дуку.
Граф схватил коробочку. По краям ощущалось прикосновение рук Йоды, похожее на далекое эхо. Перед глазами живо предстала картина их последней встречи на Джеонозисе: мечи активированы, и бойцы наконец-то достойны друг друга. Какой сладкий и одновременно горький момент – снова увидеть Йоду и быть равным ему по силам, даже более чем равным… но при этом сам Йода так не считает. Нет, их пути разошлись, и другие джедаи теперь на попечении у Йоды. Кеноби и, хуже того, юный Скайуокер.
О да, кто нынче не наблюдает за ним? Даже Дарт Сидиус с блеском в глазах упомянул, что мальчишка могуч в Силе. «Всего лишь маленькая пешка в большой игре», – сказал учитель, но Дуку почувствовал укол ревности, когда Сидиус еще раз повторил это имя. «Скайуокер, да… Сила в нем велика».
Тот самый Энакин Скайуокер, который, как он выяснил, недавно убил клона графа Дуку Сереннского. Бедный глупый клон. Еще одна разменная фигура, еще один Дуку, покинутый родителями и растерзанный начинающим джедайским мясником во славу прогнившей Республики. Дуку подумал, что, не будь он таким старым и мудрым, он бы, наверное, возненавидел этого Энакина Скайуокера. По крайней мере, чуть-чуть.
Дуку откинул крышку. Ну почему же так дрожат руки?
Заместитель палатина Бюро патриотической обороны заглянул через его плечо.
– Мы тщательно ее изучили, – произнес дипломат, смущенно хлопая жабрами. – Но все наши эксперты пришли к выводу, что в ней нет ничего, кроме простой восковой свечи.
Глава 2
На крыше ветхого небоскреба в Храмовом районе Корусанта сидели под дождем два дроида и играли в дежарик. Они играли в бешеном темпе, переставляя фигуры с неимоверной быстротой и точностью; их пальцы опускались и поднимались, будто иглы швейной машинки вдоль синтеткани.
Дроиды были одинаковой конструкции, гуманоидные и высокие, но на этом их сходство заканчивалось. Они напоминали близнецов, которых разлучили сразу после рождения, так что один с тех пор жил во дворце, а другой был вынужден скитаться, влача жалкое существование в уличных канавах. Первый дроид был покрашен в безукоризненную элегантную ливрею – на конечностях в кремовый цвет с малиновой окантовкой, на торсе в строгую дежариковую клетку цветов крови и бантовой кости. Красные области были несколько светлыми и с оттенком бурого, словно лисий мех или запекшаяся кровь. Кремовые были желтоватого оттенка; на палитре в магазине, где дроид последний раз обновлял слой краски, этот оттенок был обозначен как «цвет зубов животного».
Дроид-бродяга давным-давно облез до голого металла, и его никогда не перекрашивали. Его исцарапанное лицо имело серый цвет и выглядело сильно изношенным, как будто после долгих лет службы. Дроид сделал паузу и посмотрел на дождь. Он чистил себя каждую ночь, но ржавчина все равно проникала в сочленения и царапины, и в тех местах, где чешуйки и пятна металла подвергались коррозии и безжалостно сдирались, его лицо было испещрено впадинами.
Дроиды сидели на крыше здания. Визуальные рецепторы изношенного были прикованы к игровой доске, но его вычурно раскрашенный партнер постоянно поднимал взгляд и смотрел на каньон, разделявший здания, на заполненные прохожими тротуары, на непрерывный поток пролетающих мимо флаеров и – вдали за всем этим – на широкий вход в высокую башню Храма джедаев.
Конечно, с этой маленькой террасы было бы очень сложно увидеть что-нибудь внутри самого Храма. На таком расстоянии, да еще сквозь завесу дождя, только глаза хоранси смогли бы разглядеть запачканную фигуру, шлепающую по лужам к парадным дверям Храма. Чтобы узнать в этой фигуре сердитого троксанского дипломата с любопытным дипломатическим конвертом в руке, потребовалось бы нечто, превосходящее по возможностям биологические органы зрения: нечто на уровне легендарных телескопических снайперских прицелов от «Тау/Цейс», транспаристальных или нейроимплантных, изготовляемых на заказ, – их способность сохранять нулевое искривление во всем диапазоне усиления от 1 до 100 оставалась непревзойденной даже спустя четыреста лет после того, как остановилась последняя производственная линия «Т/Ц».
Кремово-малиновый дроид остановился, его пальцы неподвижно зависли над круглой доской. В нескольких километрах от крыши, за колышущейся завесой дождя, троксанский дипломат о чем-то спорил с юным джедаем, стоявшим на страже у дверей Храма. Пакет перешел из рук в руки.
– Что ты делаешь? – спросил грязный, серый партнер дроида.
Дипломат зашлепал обратно сквозь дождь к поджидавшему его флаеру. Юноша исчез в здании.
Ливрейный дроид опустил пальцы сквозь голографических воинов, чтобы передвинуть фигуру.
– Жду, – ответил он.
* * *
Корусантские ксенобиологи оценивали количество разумных рас во Вселенной примерно в двадцать миллионов плюс-минус допустимое отклонение – в зависимости от того, что в данное конкретное время означало понятие «разумный». Например, можно спорить, способен ли Bivalva Contemplativa, иначе «мыслящий моллюск с Периликса», действительно «мыслить» в привычном смысле или же его мультигенерационные переговорные семафоры служат скорее не для бесед, а для строительства колоний. В любом случае двадцать миллионов – это стандартное число.
Если бы поздним вечером спустя тридцать месяцев после битвы на Джеонозисе сторонний наблюдатель увидел, как мастер Макс Лим, приподняв подол одеяния, спешит куда-то по коридорам Храма джедаев, он мог бы прийти к выводу, что из всех этих рас лица трехглазых гранов с козьими головами особенно приспособлены,
