Змей – история одного злодея - Алексей Юрьевич Булатов
И нас опять били, правда, в этот раз у нас начинало что-то получаться. В дело нас пока что не брали, в основном мы были внутри части и стояли в карауле. Но в то время все было спокойно. Война была где-то там, мы иногда ее слышали. Иногда видели в виде трупов, которые неожиданно появлялись и в нашей части. Они не давали нам расслабиться. Ну еще мой новый напарник и друг, с которым я тогда познакомился, Дженибек. Добрыня специально свел меня с ним, так как в моем деле было указано про склонность к языкам, а Дженибек был таджиком и владел дари. Так что я учился у него языку. Вообще таджиков старались не присылать в Афганистан, так как у них тут тоже что-то срабатывало, что они могли встать на сторону душманов. Но Дженибек был уникальной личностью, он был родом из Москвы, он там родился и вырос. Его родители – врачи, которые тоже почти всю жизнь прожили в Москве. Он был младшим ребенком в семье, самым любимым и самым разбалованным. И это привело к тому, что он бросил институт и чуть не загремел в тюрьму. И уже прокурор предложил ему выбор: либо армия, либо тюрьма. А уже в армии он выбрал путь в Афганистан и разведроту, куда его с удовольствием отправили, так как он был носителем языка, максимально близкого к местному. Вот и я тогда учил свой первый язык, который давался мне действительно легко и просто. Ну еще Дженибек научил курить меня траву. Травы тут было много, достать ее было просто. Эта привычка долго преследовала дальше меня по жизни, но мне казалось, что в ней нет вреда. Дженибек говорил:
– Это много лучше, чем алкоголь, алкоголь, он травит организм, а это только помогает организму, это полезно.
А вот Добрыня не одобрял этой привычки и говорил:
– Это зараза та еще, уж лучше раз в неделю 0,5 водки выпить, а с этой дури тупеешь.
Я позже пришел к выводу, что и то, и то дрянь, которая губит людей, но тогда, молодой, я радовался, что нашел себе замену алкоголю.
Дни в Афгане сменялись днями, нашей задачей была разведка на десять километров от лагеря с проверкой движения душманов и доклад в часть и в центр об их перемещениях. Я учил язык, и мы ходили группами из десяти-пятнадцати человек. Я уже думал, что вся моя “«срочка”» так вот и пройдет, но потом стало жарко. Сначала начались обстрелы из минометов по ночам. Это было крайне неприятно, мы несли серьезные потери. Нам был дан приказ выявить места, где душманы хранят боеприпасы. И мы из кожи вон лезли и пытались это выяснить. Тогда я убил своего первого “««духа”»». Мы с Николаем и Дженибеком остались в дозоре на ночь, в надежде выследить минометный расчет. Мы залегли в камнях, в пяти километрах от лагеря, и, стараясь не шуметь, ждали. Когда стемнело, нам повезло: группа из семи душманов с ящиками вышла на нас. Они прошли мимо чуть ниже нашей лежки, по тропе, и на полянке, которую мы днем как раз и определили как идеальную точку для обстрела, начали устанавливать минометы. Мы вдарили из автоматов, по трем секторам, как нас учил Добрыня, и спустя две минуты на поляне не осталось живых. Мы выждали двадцать минут, чтобы исключить подход подмоги, и пошли проверять поляну. Я пошел в тот сектор, в который я стрелял, и обнаружил там один труп и одного трехсотого. Он увидел меня и потянулся к оружию, которое лежало от него далеко. И я добил его. Что меня тогда удивило, так это полное отсутствие какой-то реакции внутри. Я столько слушал историй про то, как солдаты переживают за первую кровь. А у меня внутри ничего не шевельнулось. Может, конечно, сказалась усиленная подготовка последнего месяца. Николай тоже мне сказал, что особенно ничего не почувствовал, ну убил и убил.
– Что поросенка резать, что человека, не вижу разницы.
Потом я уже, конечно, узнал, что все-таки просто так в разведку не берут и что есть определенные психологические моменты, по которым и берут в разведку.
Мы тогда притащили минометы в часть, и за это мы получили благодарность. Нам повезло, ящики, с которыми ходили «духи», были с нестертой маркировкой, а внутри лежали даже упаковочные листы с маркировкой НАТО. Добрыня прямо сиял от удовольствия:
– Ну молодцы, ребята, ну молодцы! Теперь главное все это доставить до точки, хотя все равно, конечно, никто не поверит, будут говорить, что это мы сами подбросили, но все равно. Представлю вас к награде за такую добычу.
Потом опять шла скучная служба, день сменял день, сейчас в памяти это все как одна мгла песочного цвета. А потом случился апокалипсис. Рано утром в день, когда на небе висели облака и собирался идти дождь, по нам ударили с трех сторон одновременно. Ударили жестко и плотно. Половина части полегла, наверное, в первые двадцать минут боя. Но выжившая половина смогла занять оборону согласно расчета и ответить противнику. Я помню, как лежал за мешками с песком и бил очередь за очередью по фигурам, которые лежали вдали. Как били с вышек пулеметы. Потом пришли вертушки и накрыли с воздуха “««духов”»». И бой был окончен. Мне тогда показалось, что прошло не меньше целого дня, но по факту прошло не больше часа. Потом мы собирали трупы и складывали их для эвакуации.
Потом прилетели вертушки, которые забрали сначала трехсотых, а потом и двухсотых. Часть была почти уничтожена, нас осталось не больше 30 % от первоначального состава. И самое страшное, что враг знал про это и скорее всего этой ночью нас ждала новая атака. Мы с Николаем понимали, что дожить до утра будет очень сложно. Дженибек вот не смог дожить и до вечера, он полез на вышку, чтобы встать у пулемета, по которой выдали из РПГ, и от Дженибека не осталось ничего.
После обеда вернулся Добрыня с подкреплением. И собрал отряд в палатке. Он тогда произнес речь, которую я тоже запомнил на всю жизнь. Именно тогда я, наверное, совсем избавился от детских фантазий о войне
– Ребята, сегодня утром на нас напал Хасан со своими
