Грани будущего - Степан Александрович Мазур
Не многие мужчины в Анклаве могли дотянуть до сорока. Смертность среди населения оставалась слишком высокой даже спустя десятилетия. Так что Кай считался ветераном-долгожителем. Рабочие же спешно организованной чудо-группы величали Брусова по-свойски — «Батей». Богатый опыт выживальщика за плечами ставил его выше генералов прошлых лет.
Брусов, с юности немало узнав про паровозы и прочую технику, говорил, что неплохо бы вернуться хотя бы к технологиям XIX века. Выходило, что с падением компьютерной системы все вновь возвращалось к простейшим механическим конструкциям. Кай видел и помнил, как они работали. В отличие от полумифических систем прошлого.
И, что называется, — договорился. Седых внимательно выслушал и поставил Брусова во главе проекта. С тех пор рабочие экспедиционной группы трудились над паровозом дни и ночи. Создавали поезд надежды. Жителям подземелий он казался лучом света в окружающем царстве вечных свинцовых сумерек. Титан, красавец, мечта, он ставился в строй двумя полнокровными бригадами лучших техников, работающих в три смены. Фактически не вылезая из цеха, они ваяли надежду на спасение человеческой расы в свирепом мире радиации и бетонных небес. В чертовски опасном мире, где сама жизнь, казалось, прокляла все живое и обрекла на долгую, мучительную и неотвратимую смерть.
Состав-красавец возрождался из стали, чугуна, листового железа, алюминиевых сваек, сварки и гениальных проектов лучших конструкторов анклава при личном участии Брусова.
Попутно Кай раздумывал над планом похода и собирал карты местности у перекупов, выуживал информацию у рейдеров, заходивших далеко на север. В цеху ни на минуту не прекращалась бешеная работа. Бронепоезд, единственный в своем роде, постепенно обретал законченные формы, из гадкого утенка превращаясь в прекрасного стального лебедя. Работа велась в одном из заброшенных локомотивных депо глубоко под землей, в туннеле, вырытом еще в советское время под городскими сопками.
Изначально ветка соединяла подземные заводы, потом расползлась под городом за их пределы. После Армагеддона выжившие люди только углубляли то, что им досталось в наследство. Рыли ручными средствами — кирками и лопатами, отвоевывая себе драгоценные метры пространства. Мощным, еще советским, системам воздухоочищения было почти без разницы, сколько кубометров пространства снабжать пригодным для дыхания воздухом, а анклаву с наплывом людей было жизненно необходимо больше жизненного пространства.
Все унаследованные и вырытые подземелья спасали анклав в первые годы, пока выжившие пережидали буйство разъяренной стихии на поверхности. Природа мстила людям за вмешательство в ее дела, и выживать на поверхности в первые годы было невероятно сложно. К счастью, это также ударило и по ИИ: отряды Искателей, которых искусственный интеллект отправил для борьбы с уцелевшими представителями человечества, по большей части пришли в негодность из-за потревоженного магнитного поля Земли. Они качались, они падали. Они функционировали, но недолго. А Брусов понял основной момент — ночью роботам просто не хватало энергии. Потому его рейды всегда происходили именно в ночи. Ночью он брал роботов тепленькими, разбирая по запчастям, которые у технарей анклава ценились на вес золота.
Потревоженная земля после потрясения фактически сама выводила сверхточную технику искинов из строя. Работали только простейшие механизмы «ламповой эры». Но казать нос на поверхность долгие годы решались лишь рейдеры. Они приводили в анклав полезных выживальщиков с информацией или необходимыми бункерам навыками.
Чем ближе подходил к концу запас провизии, тем больше становилось желающих рискнуть выйти на поверхность и тем реже приводили новых людей. Молодые парни и девушки порой шли на самоубийство, прекрасно понимая, что количество людей не уменьшится, а запасы провианта на складах неумолимо сокращаются.
Анклав, изначально задуманный только под землей, за годы раскинулся и на поверхности. На данный момент он занял территорию в два десятка квадратных километров общей площади, включающей в себя железнодорожный вокзал, морской порт да несколько десятков близлежащих зданий и заводов, достроенных или соединенных между собой. Все это считалось оазисом в современном мире.
На строительство на поверхности пошло все, от досок и тентов до веревок и самого откровенного хлама. Все что угодно, лишь бы защита под землей держала потолок, а над землей сглаживала воздействие агрессивного солнца, которое вместе с изменившимися после Катастрофы облаками несло людям больше неприятностей, чем тепла и света. Ограда немного спасала людей от пронизывающих ветров, снежных бурь и порой даже холодных дождей, когда природа была наиболее благосклонной. Эти весенне-летне-осенние периоды были редкими и составляли всего лишь около месяца в году, но с каждым годом период оттепели увеличивался, давая надежду, что вскоре зима закончится.
В анклаве, конечно, не все состояло из рухляди. Имелись также прочные металлоконструкции и отлитые из бетона укрепления. В последние годы бетонными плитами и кирпичным стенами с ограждением из колючей проволоки был обнесен и периметр анклава. Вышки и наблюдательные посты стояли как внутри периметра, так и за его пределами. Помимо безопасной зоны, еще порядка десяти километров за пределами стен считались относительно безопасными территориями для рейдеров. Солдаты с вышек прикрывали добытчиков, таскающих из мертвого города все мало-мальски пригодное для общих нужд. Заходить с каждым разом приходилось все дальше и дальше.
Радиация уже была не настолько сильна, как в первые годы: восточные ветра из Китая стали тише — и мест для жизни прибавилось, но следом за восставшей природой, голодом и роботами пришла новая беда — другие люди!
Враги анклава называли себя «свободными». Выжившие каким-то чудом группки, одиночки, небольшие семьи одичалых людей, которые, по большей степени, превратились в бандитов и мародеров, нещадно терзали добытчиков анклава. Каждый выживал, как мог. Но когда вся эта братия собралась вместе для выживания и начала тиранить анклав, устроив охоту на рейдеров, жизни не стало совсем. Седых не раз приходилось выкупать своих людей, обменивая их жизни на продукты. А продукты медленно и верно подходили к концу. Круг замыкался. Рейдерам снова приходилось идти в путь.
«Летом», когда температура окружающей среды, несмотря на последствия ядерной зимы, приближалась к нулю градусов по Цельсию и начинал идти град или очень холодный дождь, откопать можно было больше. Зимой же работа рейдеров представляла собой сущий ад. Только не тот жаркий, подземный, с кипящими котлами и пылающей геенной, а скорее нордический, скандинавский — Нифльхейм. Ледяное царство вечного холода. Народам, которые оказались не готовы к ядерной зиме, пришлось несладко. Но северянам с их «зимней прививкой» было известно, что делать, чтобы не замерзнуть при минус сорока
