Владимир Горбачев - Торжество побежденного
— Не останавливаться, огонь на ходу, они закрываются! — ревел сержант.
Действительно, нижний, самый доступный вход быстро закладывали плоскими каменными плитами. На расстоянии, к тому же, на бегу, было трудно определить, как это происходит, но инспектор поразился тому, насколько плотно плиты прилегают одна к другой — пазы в них, что ли? И еще он был поражен ловкостью и быстротой обитателей Анны: в фильмах, которые он видел, миамы выглядели малоподвижными.
Заряд бластера ударил в группу, устанавливавшую последнюю плиту, плита покачнулась, упала — нет, не упала, ее подхватили выскочившие неизвестно откуда аннцы, развернули… Уже не один заряд, целый залп накрыл смельчаков, под лучом лазера маленькие тела сморщивались, чернели — но плита уже стояла на месте, вход был закрыт.
— Лестницы ко второму входу, быстро! — скомандовал сержант. — Огонь плотнее, не дайте им закрыться!
Они действительно были отличными воинами: лестницы появились тут же, словно их вынули из карманов. Первые штурмующие уже достигли подножия вавилоида и, взобравшись на уступ, установили лестницу; по ней и по плечам державших уже карабкались следующие, остальные вели огонь по миамам, пытавшимся заделать второй вход. Инспектор тоже стрелял, держа прицел метра на два выше цели. Однако и без него плотность огня была достаточной: несмотря на самоотверженность маленьких существ, погибавших один за другим, очередной камень так и не удавалось установить.
Первый из отряда уже выбрался на площадку перед входом, когда прямо перед ним возникла группа миамов, их сложенные вместе щупальца были вытянуты в сторону врага. Атакующий вскинул бластер, но его опередили: сверкнул ослепительный разряд, и человек, согнувшись, скатился к основанию вавилоида. Смельчаков тут же уничтожали, на площадку выбрался второй участник штурмовой группы; направив бластер в чернеющую дыру входа, он расчищал путь. «Осторожно, слева!» — крикнул кто-то, но инспектор увидел их раньше — новую группу миамов, готовую выпустить заряд. Не раздумывая, он выстрелил — попал! — потом еще. Сержант обернулся, кажется, в его взгляде читалось одобрение.
Один за другим люди взбирались на площадку и, перевалив через недостроенный барьер, скрывались в тоннеле. Пятна света плясали на стенах в такт шагам. Впереди то и дело вспыхивали лучи бластеров, потом полыхнуло ослепительно — молния, еще одна. На бегу он чуть не споткнулся обо что-то — это был кто-то из их группы. Тоннель расширился, они вбежали в зал.
Этот зал был иной формы, чем увиденный им до этого, — вытянутый, овальный. Есть ли здесь рисунки? Он направил фонарь на потолок — и у него захватило дух. Здесь рисунки были гораздо ярче, цвета насыщенные. Он повернулся, чтобы посмотреть на стену, — и увидел направленные на него щупальца. «Не успею!» Он сжался в ожидании удара, но миамов опередили: заряд, выпущенный сержантом, разрушил группу, один из нападавших пытался скрыться, но сержант накрыл его вторым выстрелом.
— Гляди, сколько нечисти! — сказал он, обращаясь к инспектору и указывая на стены.
Он пригляделся и понял, что зеленовато-серые полосы, принятые им вначале за часть орнамента, были миамами. Сотни обитателей вавилоида неподвижно сидели на узких уступах и, казалось, глядели на пришельцев — если можно так сказать о безглазом и лишенном лица существе. Эти миамы были значительно мельче тех, что встретились им снаружи — может быть, дети? Или женщины? Они ведь разнополые, да, он читал…
— Кнорр, огнемет! — скомандовал сержант. — Очисти помещение!
Ствол огнемета выплюнул багровый язык, потом пламя вытянулось, став ослепительно белым, и уперлось в стену. Сразу запахло горелой клетчаткой — словно жгли сырые дрова. Все происходило молча, но инспектору казалось, что он слышит многоголосый крик. Горло у него сжалось. «Господи, что же это, — пронеслось в голове, — что же я…» Он выбросил вперед руку с бластером, целясь в человека с огнеметом, но сержант истолковал его движение по-своему:
— Хватит, — прокричал он, толкнув инспектора к выходу, — там уже никого не осталось, уходим!
Вонь делалась невыносимой, стало трудно дышать, их отступление походило на бегство — скорее на воздух! Странно, но в тоннеле дышалось так же трудно. Они выскочили наружу, но и здесь легче не стало, горло сжимали спазмы, легкие горели — что происходит? Он провел рукой по лицу — на ладони осталась желтоватая пыль. Пыль? Забытая картина из детства: сжимаешь сухой гриб, он взрывается, выпуская желтое облачко. Так вот что означает этот плавающий в воздухе туман! Сержант, расстегнув комбинезон, рвал рубашку, заматывал тряпкой лицо. Остальные, убрав оружие, спешили последовать его примеру — и в это время слева сверкнуло, молния ударила в вавилоид — мимо! — но следом тут же еще раз, и стоявший с краю человек рухнул вниз.
— Вниз! — закричал сержант. — Отступаем к флайерам!
Они скатились по лестнице, потеряв еще одного, и бросились к машине. Молнии сверкали уже со всех сторон, им отвечали редкие заряды бластеров — другие группы тоже отступали, операция провалилась. Одна машина пришла в движение, резко пошла вверх, и тут с земли сверкнуло ярче обычного. Молния ударила во флайер, раскат грома слился с грохотом взрыва. Мгновение машина висела неподвижно, словно задумавшись, затем заскользила вниз и рухнула на землю.
Все это он видел боковым зрением — они с сержантом уже подбегали к своей машине. Он не заметил, когда они остались вдвоем. Дверь была открыта, из нее безжизненно свисала рука пилота. Сержант прыгнул в кабину, но не стал запускать мотор — склонившись над лазерной пушкой, он выбирал режим стрельбы.
— Следи за задним сектором! — бросил он инспектору. Из-за тряпки, закрывавшей рот, голос звучал глухо.
Толстый затылок был рядом, но что-то мешало нажать на спуск. Инспектор отвел ствол и выстрелил в затвор пушки. Полетели осколки, индикатор готовности погас. Сержант был не из тех, кому требуется повторять дважды: неуловимым движением он рванулся в сторону, уходя из зоны возможного обстрела, ударом ноги успев при этом свалить противника на пол. Бластер уже был у него в руке, но инспектор выстрелил первым.
Молния! Зазмеившись по корпусу, заряд ушел в землю. Заработает ли двигатель? Он дал команду и услышал гудение — установка работала. В этот момент второй заряд ударил во флайер, машина покачнулась, индикаторы на пульте лихорадочно замигали и разом погасли — автоматика была мертва. Ладно, пусть! Он рванул рычаги ручного управления, флайер дернулся — ну давай, давай же! — поднял его и, держась над самой землей, помчался прочь.
Он ждал выстрела и потому несколько раз менял направление, но выстрела все не было. Долина с поселком кончилась, внизу шла каменистая равнина — он вырвался. Он снизил скорость и поднялся немного выше, чтобы сориентироваться. Машина плохо слушалась руля, норовя завалиться на правое крыло. Удерживая ее в относительно ровном положении, он огляделся. В нескольких километрах к северу к небу поднимался столб черного дыма; он узнал долину, где шел бой. На западе, окутанные облаками, вздымались гигантские вершины — хребет. База была за ним. По прямой чуть больше двухсот километров, час полета, но придется далеко огибать, чтобы его не засекли радары крейсера. Выдержит ли флайер? Он взглянул на безжизненный пульт, пожал плечами и направил машину к юго-западу.
Он старался держаться как можно ниже. Некоторое время он летел по ущелью, шедшему в нужном направлении, но затем оно круто свернуло на юг, пришлось подняться. Хребет возвышался уже на севере, он почти обогнул его; в этот момент звук двигателя изменился. Корпус флайера пронзила дрожь, двигатель завывал все пронзительнее — и замолк. Проклятие! Он повернул рукоять, пытаясь выпустить страховочные крылья, но они не выходили. Земля быстро приближалась. Может, подушка сработает? Под днищем зашипело, красный шар надувался, готовясь принять на себя удар — поздно! Он сжался в кресле. Удар! Пульт управления бросился на него, руки, закрывавшие голову, врезались в фонарь, треск ломающегося пластика, что-то тяжелое навалилось на него — и стало тихо.
Он попробовал пошевелиться. Правая нога отозвалась резкой болью, но слушалась. Что-то давило, мешая дышать, он рванулся — это был мертвый сержант — пополз, затем встал, но боль в ноге заставила его опуститься на землю.
Он лежал в неглубокой котловине, местами рыжеватой, местами окрашенной в непривычный нежно-лиловый цвет — наверное, какая-то растительность. При падении флайер раскололся надвое, хвост нелепо торчал вверх. Он ощупал ногу. Кости были целы, но колено представляло собой кровавый синяк. Он подполз к сержанту, разрезал на нем комбинезон, оторвал длинный лоскут и туго замотал ушибленное место. Больно, но идти можно. Идти? Он вспомнил расстояние, отделяющее его от базы, и лишь теперь ясно осознал свое положение. Почти 200 километров! Сколько дней он будет идти — пять, шесть? У него же нет никакой пищи. Грибы? На крейсере его заставляли есть здешние грибы, это было противно, но по крайней мере хоть как-то приготовлено. И потом, он не знает, как выглядит то, что он ел, в своем естественном виде.
