Александр Тюрин - Конец игры
Похоже, назревал митинг или роение. С площади Мазепы и Карла из мощных громкоговорителей доносились задорные слова про «смерть москалям», про «нашу свободу, красивіше якої немає ніякої свободи на світі», про благословение «нашої первинної трипільської культури від якої пішли усі інші культури [11]», про то, что на великое мероприятие уже едут «багато тисяч свідомих українців з усього світу».
– Попробуй обогнуть стадо по Портовой улице, объезжать весь город времени не хватит, будет кто на пути – сшибай, бампер у машины крепкий, – посоветовала Кетер. – Ну да, слово «стадо» я использовало не из пренебрежения к роду человеческому, а чтобы показать принцип организации этого сообщества.
На Портовой дорогу заслонила, если точнее запрудила, толпа людей со странными развинченными движениями. И тут они быстро выстраивались в два, а потом в три яруса.
– Блин, не зомби, а гимнасты настоящие. Одни – корявые неуклюжие, а другие ловкость проявляют необычайную.
– На нитках они, в прямом смысле. Многовато тут гимнастов оказалось, ищи по карте лучший маршрут, – подсказала Кетер.
Ему удалось пропихнуть машину в узкий проход между одноэтажных домиков на улицу Вигадника Грушевського [12]. Знаменский сбил по ходу несколько водосточных труб и мусорных баков, но едва вывернул на проезжую часть, как путь опять оказался перекрыт.
Здесь все уже были готовы. Они стояли молча в ряд, если точнее в три ряда – с плесенью на лицах и бельмами на глазах, с повисшими до груди выделениями из носа и рта.
Знаменский прибавил ходу, но они бросались и падали на машину со всех сторон, в том числе сверху. Казалось, что у них клейкие руки, тела, лица. Прилипнув, они колотили конечностями и дубинками по капоту, крыше и стеклу, по которому с хрустом бежали трещины; уже полетели стеклянные брызги. Резкими разворотами Знаменский сбросил всех прилипших – ошметки их кожи остались на стекле. Однако общий расклад не изменился, зараженные и заплесневевшие надвигались волной с большой длиной и высоким гребнем – настоящее цунами. Знаменский остановился – не мог он ехать, давя и ломая человеческую плоть, да и завяз бы в итоге.
Морпех вышел из машины, взял с переднего сиденья ружье, два пистолета заткнул за пояс.
– Граждане липкие уроды, разойдитесь.
Сзади завыли собаки, первая, вторая, третья. Прямо за спиной Знаменского сгрудилась целая стая бродячих собак – крепких уличных псов, потомственных бойцов.
Но «граждане уроды» решительно двинулись в бой, выглядывая бельмами глаз из прорех в плесени, покрывающей лица; некоторые – и таких становилось всё больше – бежали по головам нижестоящих.
После первых же выстрелов Знаменского псы сами ринулись в бой, разгрызая зараженным кости, хватая их за глотку, валя на землю и даже сдергивая их со «второго яруса». Животные явно не принимали этих «людей» за людей.
Опустошив магазин помпового ружья и отбросив его, Знаменский свернул в темную подворотню, где на него вышла массивная тень, вращая каменюкой на унитазной цепочке. Морпех, присев, пропустил камень над головой и в нижнем полуобороте сбил толстомясую «тень» на землю. Вращающееся орудие закончило движение, врезавшись зараженному прямо в темя. И опять пролом черепа. Прочность черепных костей у инфицированных явно изменилась. Там, где была сорвана кожа вместе с гиподермой, показалась перфорированная поверхность кости, сквозь которую сочилась зеленовато-бурая слизь.
Выглянув из подворотни, Знаменский увидел ,что и по соседней улице идут зараженные люди, причем в обоих направлениях. С этими было еще хуже, «прохожие» подергивались и конвульсировали, у некоторых слизь выделялась из ушей и сквозь трещины в раздувшемся своде черепа, где явно разошлись по швам составлявшие его кости. Их становилось все больше, словно они ощущали присутствие «чужого». Как будто из-за тесноты некоторые карабкались наверх, наступая босыми ногами на раздутые головы тех, кто оказался внизу…
Кто-то уже пробирается и сзади, из подворотни, с тяжелым сопением, шлепая голыми отечными ступнями по каменной плитке. Куда теперь?
Рядом со скрежетом тормозов и взвизгом шин остановился внедорожник с тонированными стеклами, отбросив парочку зараженных на стену дома. И хотя стекло осталось поднятым, зазвучал голос.
– Садись, солдат, если не хочешь стать одним из них. Время на размышления – миллисекунда.
Щелкнул замок дверцы и Знаменский влетел в кабину; машина резко тронулась, когда он не успел еще втянуть ноги.
– Реакция у тебя есть, – послышалось с водительского места, – а вот умозаключениям что-то мешает. Иначе бы ты не оказался в данном месте и в данное время.
Знаменский поднял голову от сидения и в этот момент машину несколько раз тряхнуло – на переднем стекле осталось несколько бурых потеков; заодно к нему прилип и скальп с длинными волосами. Сзади на дороге остались несколько лежащих тел и длинная шеренга из зараженных – на их физиономиях, обсаженных сиреневой плесенью, будто застыло удивление.
В водительском кресле сидела молодая женщина с темно-рыжими жесткими волосами; говорила она по-русски с легким акцентом, непонятно каким, кавказским, что ли. Когда полуоборачивалась, был виден миндалевидный разрез глаза и зеленая радужка.
– А вы, наверное, жена олигарха. Неужто самого Замойского? Тогда непонятно, что вы тут делаете, в неприятном месте и неприятное время, вместо того, чтобы полёживать в джакузи, занимаясь спа. Или, поскольку время обеденное, уплетать на веранде собственной виллы фондю, приготовленное Жаном на какелоне. Хотя, может, вы предпочитаете фуа-гра?
– Предпочитаю дураков в собственном масле. А фуа-гра вообще не из той оперы, темнота ты, это для Рождества. И я не жена олигарха, тем более жирного каплуна Помойского, который вообще-то предпочитает пылких мальчиков.
– Тогда я помолчу, раз у собеседника такие познания.
– И правильно сделаешь, товарищ старший лейтенант. Старлей, я угадала? Я скажу тебе, почему здесь. Одна девочка очень любила играть в куклы и занималась этим даже в рабочее время. И как обычно бывает в играх, куклы падали, ломали ножки-ручки, теряли головки. Что вообще-то мало волновало девочку. Ведь куклы – это куклы и игра превыше всего. Но как-то одна куколка ей показалась более живой, чем другие, глазками, что ли моргала… Я вот вижу, тебе слово кукла не нравится, давай иначе – плюшевый мишка.
– Уронили мишку на пол, оторвали мишке лапу. Всё равно его не брошу – потому что он хороший.
– Откусили ему нос, кормом вызвали понос, били в ухо молотком, нагревали утюгом. И вместе с этим мишкой я почувствовала некоторые новые нюансы: он выполняет свой долг и не плюет при этом на чужую жизнь. Хотя, судя по его лапке с пороховым нагаром и мозолью от спускового крючка, накрошил он немало. Кетер, очень приятно. Это я представилась.
– Опять Кетер. Так называла себя одна милая программуля. Ладно, Сева. Не знаю, будет ли это столь же приятно через пять минут.
– Так, старлей Сева. Сейчас мы едем туда, откуда всё это начинается.
– В Киев, что ли? Или в Вашингтон? Я догадываюсь, что вы из «Кси-сервис», респектабельной компании, которая получает деньги от своего правительства, чтобы сводить с ума ту или иную территорию, используя ее для извлечения прибыли и лихих экспериментов.
– Пожалуйста, без политики. Я сейчас – от самой себя. Взяла отпуск на три дня. Если уж хочешь подробности, добиралась через Румынию.
– Мне надо будет спускаться в катакомбы немецкого бункера?
– Нет уже никаких катакомб, старлей.
– А что есть? Мне ваша цифровая тёзка уже кое-что рассказала, так что не темните.
– Рассказала? Я её на это не уполномочивала, – собеседница даже нервно прокашлялась, но быстро совладала с собой. – Ладно, мне остается только добавить. В 1944 биоматериалы и документация были вывезены отступающими вместе с вермахтом немецкими микробиологами на Запад, и чуть позже аккуратно переданы в руки дядюшки Сэма. Все бункеры были подорваны, завалены землей, свидетели из местных также аккуратно расстреляны. Ordnung muЯ sein.
– И эти биоматериалы оказались в Форт Детрике, штат Мэриленд, вместе с немецкими специалистами, которые там встретились с японскими специалистами по биовойне из отряда 731 во главе с «чумным генералом» Исией. Я угадал?
– У вас хорошие политинформаторы, товарищ боец.
– Вы про испытания давайте, мисс.
– А я не на допросе, – Кетер, глянув в зеркальце, поправила волосы и улыбнулась, видимо ей понравилось, как она выглядит. – Развивали и испытывали, конечно. А где, сам догадайся.
– Ясно, от Южной Азии и Африки до Восточной Европы и благословенной Укропии. А что пытались утащить турки, которые, может быть, саудовцы? Только, пожалуйста, не врать.
