Макс Острогин - Бог калибра 58
Под щитом на длинной веревке болталось что-то непонятное, мне показалось, что змея. Вытянутое что-то, от щита до земли почти. И покачивалось так на ветерке.
Остановились.
— Что за погань? — спросил Ной.
— Не знаю…
Вряд ли животное, зачем его вешать, стараться? Значит, человек.
— Живым повесили, — сказал Ной. — Долго висел, вертелся, оттого и вытянулся.
— Не протух почему-то, — сказал я.
— Ядовитый, наверное, вот и засолился. Зачем его повесили-то?
Я пожал плечами. Просто повесили. Хотя я не стал бы стараться — лезть на щит, веревку, много возни. Мы немного подумали, что следует делать, и решили продвигаться дальше, через пятьсот отмеренных поняли, что этот повешенный значил.
Увидели Птичий Путь. Дорога пробегала чуть внизу, широкая, с разделителем посередине. Машины. Ржавые, смятые, разорванные, некоторые приплюснутые, большие и маленькие, разные совершенно. Опасно она не выглядела, но я знал, что это совсем не так. Единственная дорога, которую нельзя пересечь.
— И что? — с разочарованием спросил Ной.
Я его вполне понимал. Я сам ожидал увидеть здесь что-нибудь необычное, такое… Не знаю какое. Гомер говорил, что дома здесь должны быть до неба и стекла целые, много целых стекол. Деревьев никаких. Все блестит. Полно погани. То есть куда ни посмотри — везде одна погань. И на каждом шагу хмари. И хляби. И даже в воздухе хмари. В стенах домов. Настоящий ад. А здесь все…
Скучно. Хотя, может, так оно и есть, ад — это скука.
— Это и есть… — Ной кивнул на дорогу.
— МКАД, — сказал я. — Это он, Путь Птиц.
— И куда теперь? Где эти торговцы? Где невесты?
— Ждать. Они сами приходят. Надо только местечко найти…
Рядом располагался дом. То есть скелет дома, его построили, а стены нет. Мы поднялись на второй уровень. Там оказался настоящий лес, мох, низкорослые деревья и, к моему совершенному удивлению, черничник. Мы залегли в мох и стали ждать.
Чернику ели. Сладкая, даже Папа сжевал пару ягод, что говорило о том, что черника вполне съедобная, ядов нет. Удобное местечко, интересно, что там дальше наверху растет? Может, клюква, а может, даже и женьшень или травы какие полезные. Потом сходить надо, посмотреть…
Не знаю, сколько мы там пролежали, Ной уснул даже, я его будить не стал, все смотрел и смотрел. Отсюда было неплохо видно ту сторону, за дорогой. Дома, да. Они выступали из разросшейся зелени. Некоторые выглядели как новенькие, только без стекол, другие были разрушены и оплыли, словно свечи, еще некоторые проросли зеленкой, как тот, в котором сидели мы, от третьих не осталось почти ничего, только высокие железные столбы, вокруг которых болтались тросы и какая-то дрянь, развевающаяся по ветру. Домов стояло много, выглядели они мертвыми и неприятными. Трубы еще торчали, покосившиеся и полосатые, а вдалеке, в западной стороне, возвышались расплывчатые громады, касающиеся небес, непонятные и тревожные, и Вышка, переливающаяся малиновым цветом.
Я достал подзорную трубу, намереваясь приблизить даль и убедиться…
Наверное, я так и рассматривал бы этот город, но заметил движение внизу.
Старик. Так мне показалось. Человек передвигался слишком медленно для молодого и был увешан множеством мешков, коробов и корзинок. Торговец, Гомер говорил, что они выглядят именно так, обвешанные все.
Ткнул Ноя.
Невест видно не было. Но я подумал, что он их наверняка прячет в схронном месте, где-нибудь в недоступности, поскольку товар слишком ценный.
— Сиди здесь, — приказал я Ною. — Не высовывайся, если я только не подам знак. Ясно?
— Ясно. А почему не высовываться?
— Потому что я знак не подал! — прошипел я. — Все.
— Послушай…
— Я вернусь, — перебил я.
— Ну да, — уныло пробухтел Ной. — А можно…
— Нет.
Я осторожно стал отползать через мох. Не спеша, чтобы не брякнуло ничего, чтобы не спугнуть, Гомер говорил, что торговцы очень пугливы. Так же осторожно, почти на цыпочках, сбежал вниз.
Старик оглядывался. Возможно, он меня уже почуял.
Я улыбнулся самой доброжелательной улыбкой и вышел из здания с поднятыми руками — старинным жестом приязни.
Старик дернулся, но я улыбнулся еще дружественнее.
— Привет! — сказал я. — Ты торговец?
Старик стал пятиться. Смотрел и пятился, глаза у него выкатывались, причем страшно.
Я начал медленно приближаться к старику, стараясь его не спугнуть. Продолжая показывать безоружные ладони.
Старик остановился и вдруг быстро зашагал мне навстречу. Схватил за руку, заглянул в глаза.
— Я хочу меняться, — произнес я как можно внятней. — Разными вещами. У вас есть полезные вещи? У меня есть порох. Вам нужен порох?
— Порох… — выдохнул старик. — Кровь… Тебе нужна кровь?
— Нет, мне не нужна кровь, нужна…
— Кровь! — скрипнул зубами торговец. — Я не торгую кровью!
— Успокойся…
Он прошептал что-то, я не расслышал.
— Чего ты говоришь? — спросил я. — Скажи погромче…
— Беги, — произнес старик громче.
— Куда? — глупо спросил я.
— Беги! Беги! Беги!
Старик шарахнулся, я огляделся. Ничего. Мир. День. Воздух.
Выстрел.
Автоматическая винтовка, только она стреляет так сухо. Пуля попала в ногу, торговец упал и завыл, я прыгнул в сторону, спрятался за вросшим в землю колесом, и тут же в резину ударила очередь. Кучно. Метко.
Торговец попытался спрятаться в какую-то щель, но щель оказалась мелкой, он не влезал, хотя и старался.
Второй выстрел. Вернее, вторая винтовка, более глухо сработала, наверное, с компенсатором. Пули вжикнули по металлу.
Двое.
Неплохо бьют. И патронов не жалеют, значит, патронов много. Стреляли в старика, зачем? Правильнее было бы в меня, почему тогда…
Через секунду я получил ответ на этот вопрос. Пуля чирикнула рядом с рукой. И тут же еще. Стреляли из-за спины.
— Лежи смирно! — крикнули. — Дернешься — пристрелим!
Все. С разных сторон, со спины тоже. Даже если я и дернусь, то не успею. Надо схватить карабин, перевернуться…
Нормальный стрелок меня пять раз продырявит.
Ной. Он мог помочь. Стрелок он, конечно, никудышный, но позиция у него отличная, слепой попадет…
Ной молчал. Не стрелял. Если бы он убрал хотя бы одного, этого, кто зашел ко мне со спины, я бы рискнул. Толкнулся бы вправо, с разворотом, и попытался…
Не исключено, что за спиной двое. Один стреляет, другой прикрывает. Так что, может, Ной и правильно делает, что не высовывается. Нечего тут высовываться, беречься надо. Если он объявится, меня тут же пристрелят. А потом его.
Лучше прятаться.
— Лови!
Рядом со мной звякнуло железо.
— Голову не поднимай, это наручники!
Я не поднимал голову, не дурак.
— Ружье оттолкни! — приказал этот заспинный.
Я отодвинул карабин.
— Руки в разные стороны — и поворачивайся.
Метров двадцать. Судя по голосу. Топор. Кидать неудобно, и вряд ли попаду. Так что лучше не пытаться. Убивать не собирались, значит…
— Поворачивайся!
Я не спеша повернулся. Так и есть — двое. С винтовками. Магазины удлиненные, много зарядов.
— Руки!
Я показал руки.
— Наручники!
Я нацепил наручники.
— Поднимайся.
Подниматься на ноги в наручниках не очень удобно, пришлось упираться лбом. Но я поднялся.
Огляделся.
Ноя не видно, молодец. Интересно, что бы я стал делать на его месте?
Не знаю…
Еще двое. Мало отличались друг от друга. Пулеметные ленты.
Четверо. Всего четверо. Возможно, где-то еще посадили снайпера.
Стали сходиться. Целиться не переставали. Правильно сходились, чтобы в случае чего друг друга не перестрелять. Бывалые, а со скованными руками бегать неудобно.
— На колени!
Для впечатления выстрелили. Рядом с моей ногой.
Я опустился.
Они приблизились. Один схватил меня за шиворот и повалил на спину. Довольно больно, когда тебя роняют вот так, ступни выворачивает, можно и сухожилия порвать. Затем его товарищ засунул мне винтовочный ствол за шиворот, а первый перекинул руки за спину и замкнул наручники на ключ.
Все.
Они отбросили меня и занялись стариком.
Старик перекатился и попытался удрать, но не получилось, его схватили за шкирку и выдернули на ноги и стали бить.
У него не было оружия. Это меня удивило. Первый раз я видел человека без оружия. Сумасшедший, подумал я. Не торговец, сумасшедший. Иногда они и к нам заходили, обычно весной. Их никто не прогонял, даже кормили, даже селили в отдельной палатке, а они за это пели по вечерам песни и рассказывали стихи с выражением, играли на бубне. Раньше сумасшедших много водилось, они бродили стаями, распевали частушки и богохульствовали на все лады, потом их стало гораздо меньше, потому что сумасшедшие не могли сопротивляться погани, и вот их почти совсем не осталось. Наверное, это был последний, правда, я никаких инструментов не видел, может, он играл на гармошке губной. Вообще, у нас в сумасшедших никто не стреляет…
