Сергей Волков - Маруся 2. Таежный квест
— Все-таки ты сумасброд, Андрюша, — смеялся дядя Сеня. — Выкинуть такие крутые бабки — и на что? На ветер, на холодный арктический ветер.
— Да нет, Арсений, — сухо ответил тогда отец. — Ты просто не в состоянии оценить перспективы, которые открываются при благоприятном исходе экспедиции.
— Да в состоянии я, в состоянии! — все так же смеясь, махнул рукой дядя Сеня. — Но подумай сам: вероятность этого самого благоприятного исхода катастрофически мала. А риск потерять почти двенадцать миллионов — вот он как раз вполне реален.
— Можешь оставаться, — набычился отец. — Мне маловеры и пессимисты не нужны.
— Ну уж нет, — враз посерьезнел Ковалев. — Я поеду. Мы же друзья. Я не отпущу тебя одного.
Отец поставил опустевшую чашку на столик, поднялся.
— Ну, а раз так, то нечего нагонять тоску своими пророчествами. Готовься.
— Есть, шеф! — шутливо подскочил и откозырял дядя Сеня. Он тоже избавился от чашки, схватил Марусю, подбросил к потолку. — Муська-мумуська! Что тебе больше всего хочется увидеть в Арктике?
— Белого медведика! Умку! — сквозь смех крикнула тогда Маруся.
С тех пор она практически больше не видела Ковалева. Во время путешествия и он, и отец все время пропадали то на капитанском мостике, то в трюмах, то где-то еще, занимаясь разными экспедиционными делами, а Маруся все время проводила с няней.
И вот теперь дядя Сеня появился на экране носовского коммуникатора. Седой, со шрамом и испуганными глазами.
«Что все это значит?» — с тоской вздохнула Маруся и сняла ролик с паузы.
— …Но воспользоваться сенсационными результатами мне было не суждено, — продолжил говорить дядя Сеня. — Так получилось, девочка моя, что во время нашей экспедиции на ледоколе «Россия», а точнее, потом, на станции, произошло несколько необъяснимых и трагических случаев. Погибли люди. Было инициировано расследование. Мне тяжело об этом говорить, но…
Ковалев на секунду умолк, судорожно сглотнул и тихо закончил:
— …Но главным виновником признали меня. А главным свидетелем обвинения стал мой компаньон и твой отец — Андрей Гумилев. Он оболгал меня, Маруся. Оболгал цинично, выгораживая себя. Суд… в общем, меня приговорили к двадцати семи годам заключения без права на досрочное освобождение. Карьера, жизнь — все оказалось сломано, уничтожено. Нет больше Арсения Ковалева и никогда уже не будет. Есть заключенный номер 147329, да и тот скоро отправится в мир иной. Да, Мусенька, увы, я очень болен и скоро умру.
Перед смертью я постарался найти возможность рассказать тебе правду о событиях одиннадцатилетней давности. Это обращение я записываю тайно, в колонии строго режима. Она находится за Полярным кругом.
Я не призываю тебя делать поспешных выводов. По-своему твой отец прав. У него есть дело, которому он служит. Но подумай на досуге: можно ли, гуманно ли ради каких бы то ни было высоких целей калечить и уничтожать живых людей? И поинтересуйся, если будет время и желание, чей это лозунг: «Цель оправдывает средства», хорошо? А теперь прощай, девочка моя. Белого медведика Умку я тебе подарить, увы, уже никогда не смогу. Мы больше не увидимся…
Файл закончился, экран подернулся рябью «белого шума». Маруся выпустила из рук коммуникатор и заплакала…
4Когда ехху остановился и опустил короб на землю, Маруся уже успокоилась и даже почти взяла себя в руки. Поначалу, после исповеди дяди Сени, у нее появилось острое желание что-нибудь сломать, разбить, разрушить.
И чтобы вдребезги, в клочья, в брызги!
Она отказывалась верить в то, о чем ей поведал пропавший много лет назад крестный. Но в то же время чувствовала: это не розыгрыш, не чья-то дурацкая шутка.
Такими вещами не шутят!
Но, с другой стороны, разве папа не предупредил ее, оставив надпись на плакате?
И тут сомнения налетели на Марусю, как осенний ветер на пожелтевшее дерево. Листья здравого смысла понеслись прочь, а из-под них отчетливо проступили ветви новой реальности.
«Если надпись сделал папа, значит, он был уверен, что я окажусь в избушке Уфа. А если был уверен, почему же он не прислал за мной вертолет? Почему вообще допустил, чтобы Бунин… Стоп-стоп-стоп! То есть папа ВСЕ ЗНАЕТ?!»
Оглушенная этой мыслью, Маруся несколько минут провела в ступоре. Она никак не могла свести концы с концами. Отец всегда представлялся девочке такой бетонной стеной, башней, крепостью, высящейся за ней и готовой защитить, укрыть от любой беды. И вот теперь…
«Не-ет. Не может этого быть, — Маруся потерла виски ладонями. — Думай, думай… Хотя что тут думать, и так ясно — тут просто все подстроено. И надпись, и это послание. Бунин пытается убедить меня, что папа плохой. Это его люди скопировали подпись, нашли актера, смонтировали файл с дядей Сеней. Нос, небось, и монтировал, а Алиса стояла рядом и ржала как лошадь. И Илья… Я сама виновата — они считают меня тупицей. А вот нет! Марусю Гумилеву просто так не купишь! Надо поскорее выбираться отсюда. Хоть бы на базе ученых были люди…»
С этими мыслями она высунулась из короба и огляделась. Небо затянули сплошные серые облака. Вокруг расстилалась равнина, покрытая высокой пожухлой травой и камышами. Кое-где блестели ржавые лужицы. Уф топтался поодаль, задрав голову и шумно принюхиваясь.
— Мясоглотоф нету, — прогудел ехху. — Уфли. Будем отдыхать. Белый гора близко. Скоро дойдем. Уф…
— Вот и хорошо, — обрадовалась Маруся.
— Тфоя фетки собирай, — распорядился Уф. — Моя огонь зажигать. Еда фарить. Тфоя горячий фода пить. Хорофо. Нрафится?
— Нрафится, — улыбнулась девочка и пошла к ивовым зарослям — если в окрестностях и имелись пригодные для костра ветки, то только там.
Она забрела в трескучую чащу, выискивая сучья потолще, пошарила взглядом по усыпанной узкими листочками земле, подняла глаза и отчаянно закричала: прямо перед ее носом с корявого ствола вековой ивы скалил зубы позеленевший человеческий череп…
ЭПИЗОД 4
Белая гора
1Испугавшись собственного крика едва ли не больше жуткого черепа, насаженного на сук, Маруся попятилась. Ее замутило от ужаса. Горло сдавило, стало нечем дышать.
Паническая атака!
— Сто, девяносто девять, девяносто восемь…
Уф бесшумно появился рядом, неодобрительно ворча что-то себе под нос. Гигант передвигался как привидение — ни одна ветка не шелохнулась. Маруся в отчаянии уткнулась лицом в рыжую шерсть, закрыла глаза.
— Тфоя плохо, — прогудел ехху. — Тфоя бояться. Не хорофо…
— Девяносто семь, девяносто шесть, — продолжала шептать Маруся.
Проклятый череп!
Огромная ладонь Уфа опустилась на голову девочки.
— Тфоя не думать. Уф… Тфоя видеть птифка. У-у-у-у… У-у-у-у…
Уф то ли запел, то ли загудел в нос, очень тихо, но в то же время мощно. Маруся нашла в себе силы сквозь накатывающие волны одури удивиться словам ехху: «Легко сказать — не думай… И причем тут птичка?»
Ладонь гиганта была теплой, даже горячей. Потом он взял Марусю на руки, как маленькую, продолжая напевать:
— У-у-у-у, у-у-у-у…
— Девяносто пять, девяносто четыре…
Птичку она увидела как бы против своей воли. Просто перед внутренним взором появилась какая-то крылатая кроха, смешно потрясла хвостиком и принялась летать туда-сюда, выписывая в воздухе кренделя. Маруся так увлеклась этим высшим птичьим пилотажем, что забыла про счет.
И про панику.
Ей стало тепло и уютно на руках у гудящего ехху. Уф словно включил внутри себя сабвуфер — у-у-у, у-у-у, у-у-у-у…
Птичка кувыркнулась через крыло и пропала. Гудение смолкло. Маруся открыла глаза.
— Тфоя хорофо? — с тревогой спросил Уф, заглядывая девочке в глаза.
— Очень хорошо. Поставь меня на землю, пожалуйста, — тряхнула челкой Маруся и спохватилась: — Так ты умеешь останавливать панические атаки? Да тебе цены нет!
— Моя знать: когда плохо, надо смотреть птифка, — развел руками гигант. — И петь. Вот так: у-у-у-у, у-у-у-у…
— О, это была песня, — рассмеялась Маруся, а про себя подумала: «Ничего себе! Этот чебурашка может загонять адреналин обратно. Не зря, ох, не зря его мама изучала! Интересно, что бы сказал папа, если бы я привезла Уфа в Москву? Правда, наверное, у меня его сразу отберут — академики всяких наук и журналисты налетят, как мухи на… повидло».
Она наткнулась взглядом на череп и помрачнела.
— Кто это?
— Просто мертфый голофа. Мясоглоты стафить. Граница. Уф…
— Знаешь что… Пошли-ка поскорей отсюда. Что-то мне расхотелось здесь «куфать еда», — решительно сказала Маруся. — Где там наша Белая гора? В той стороне?…
…Они шли по самому краю неоглядного болота. Топи, озерца, редкие корявые лиственницы, похожие на черные могильные кресты — более унылый пейзаж трудно себе вообразить.
