Константин Клюев - Т-34 — истребитель гархов
У Седого засосало под ложечкой. Подложный танк спокойно перемещается в пространстве, пользуясь простейшим узлом вместо перехода. Уму непостижимо! Если они знакомы с системой узлов-переходов, то получается, что это никакие не танкисты.
Постепенно Арсен выработал последовательность действий. Первое — передать копии документов Вальтеру через агентуру в нейтральных странах. А он пусть просветит насчет немца — что еще за Неринг? Второе — поставить под контроль поиски танка. Не иголка, объявится. Нет, ну что за причуда — таскать с собой груду железа! Главное, чтобы по ним палить не начали, ума хватит.
Серапионов наполнил четвертую чашечку, опрокинул ее содержимое в рот и протянул руку к кнопке звонка.
— Андрей, голубчик, вызови ко мне Шалдаеву.
Пусть прихватит в канцелярии копии сегодняшних сводок и донесений. Предупреди Ливневского — будет посылочка австрийскому кузену. С контрразведкой свяжусь сам. Действуй.
За адъютантом мягко закрылась дверь. Генерал подошел к настенной карте и отодвинул занавески.
— Курск, Курск… Танк — не иголка. Отыщется. А я бы его бросил к чертовой матери. Ну куда с ним? Во всяком случае, единственная зацепка. Найду танк — найду всех.
* * *Август сорок третьего был щедр на утренние туманы. Сырые крылья палатки впитывали влагу и бессильно провисали под собственной тяжестью. Броня танка серебрилась тончайшей пленкой, сотканной из мелких водяных шариков. На стволе пленка росы скатывалась вниз, собираясь в тоненькие извилистые ручейки, и повисала крупными каплями.
Ковалев лежал и хмурился. Витька Чаликов и Ваня Суворин — каждый поодиночке — могли доставить массу хлопот любому педагогу. Вместе они были невыносимы — с точки зрения дисциплины, разумеется.
Суворин и Чаликов должны были вернуться из разведки затемно, но задержались. Интересно, что они придумают в свое оправдание?
Капитан поднес к глазам белый жетон и прижал кнопку пальцем. На матовой поверхности засветился одинокий зеленый треугольник. Он медленно вращался, не показывая никуда. Значит, до перекрестка было не меньше ста километров. Оставалась самая малость — завершить рекогносцировку и определиться с маршрутом. В разрушенном монастыре удалось и заправиться под завязку, и боеприпасами разжиться сверх всякой меры, и продовольствием запастись. Как он назывался, этот монастырь? Что-то ароматное, вкусное. А, да, Яблонова пустынь. Чудно-о-о.
Ковалев сел, скрипнув зубами. Ребра и лежа ныли чувствительно, а уж шевелиться было совсем тяжко.
— Обидно получать от своих. Да какие они свои, сволота тыловая. — Александр говорил вполголоса, не обращаясь ни к кому конкретно.
— Так точно, сволота, товарищ капитан! — Полог палатки закрыла тень, и в следующий миг Марис сидел на корточках возле командира. — Наши возвращаются. Я видел их на вершине холма, — сержант махнул рукой.
— Помоги встать, будь другом.
— Лежать бы тебе, Александр Степанович. — Латыш бережно приподнял командира, подхватив под мышки.
Ковалев вышел из палатки, опираясь рукой о плечо заряжающего.
От поляны, где под развесистым дубом стоял танк, с небольшого лесистого пригорка спускалась дорога и взбиралась на соседний пологий холм, так же поросший редкими узловатыми дубами. Дорога была так себе, почти никакая — две песочные полосы, изрядно затянутые изумрудной муравой. Если по этой дороге и ездили, то не этим летом.
— Для нашего танка лучше не придумать. — Ковалев незаметно для себя продолжал размышлять вслух и вздрогнул, когда Марис произнес в ответ неизменное «так точно!». «Что-то много я болтаю», — подумал Ковалев, смутившись. Чтобы скрыть замешательство, капитан отошел к ближайшему дубу и прислонился к нему спиной.
— Марис, разводи костер. Надо нашу разведку горячим накормить. Давно ты их видел?
Марис ответить не успел.
— Правильно, молодой человек, верно, в деревьях самая сила, — промолвил женский голос, — вы прижмитесь к нему покрепче. Не сразу, конечно, но полегчает.
От неожиданности Александр закашлялся, сильнее обхватывая ребра, отзывавшиеся резкой болью. Марис застыл у сложенного костра, держа в руке открытый коробок со спичками.
Старушка была мала ростом, да еще и согнута в три погибели. Ее поясница поверх телогрейки была укутана теплым коричневым платком в крупную светлую клетку. На голове старушенции был мужицкий треух, в руке — отполированный дубовый посох, сухой и узловатый. На руках старушка носила смешные перчатки с обрезанными пальцами. Из-под треуха торчал вздернутый носик.
— Вы бы, Андреевна, присели с дороги. — Суворин вытащил из люка свернутый брезент и пару мешков, соорудив подобие мягкого кресла.
— Спасибо, Ванечка, спасибо, соколик, я погожу сидеть. — Старушка подошла к изумленному Александру и, высоко подняв левую руку в смешной беспалой перчатке, проворно ощупала его грудь и бока. Ковалев было приготовился зашипеть от прикосновений гостьи, но боли не почувствовал. Наоборот, его охватило сухое приятное тепло. Вспомнилось детское ощущение покоя и уюта от бабушкиных ладоней.
— Вы что, с неба свалились? — только и вымолвил капитан, обводя взглядом возникшую вдруг троицу.
Витька Чаликов щурился своим московским прищуром и улыбался, поигрывая изящной финкой. Нож трепетал в ловких пальцах серебристой рыбкой. Коренастый Суворин подошел к капитану медвежеватым строевым шагом, приложил руку к пилотке и рывком опустил ее.
— Товарищ капитан, разведгруппа вернулась с задания в полном составе. Разрешите доложить?
От подчеркнуто уставного обращения Ковалев быстро пришел в себя.
— После завтрака доложите. Пока всем отдыхать и завтракать. Марис, ты скоро?
— Я помогу мальчику, а вы, Витя, сбегайте за водой. Родник во-о-о-н там, у трех берез, — заявила старушка.
Чаликов бесшумно сорвался с места и исчез, схватив жестяное ведро.
— У вас, мальчик мой, сильные переломы. Справа четвертое ребро может проткнуть легкое, постарайтесь не делать резких движений, а мы тут что-нибудь сообразим, — старушка помогла Александру сесть возле дуба. Тем временем Суворин с Эмсисом извлекали из танка ящики и коробки с продуктами. Костер весело трещал и горел совсем без дыма. Роса давно испарилась, и над редколесьем царил великолепный августовский день — прозрачный и теплый.
— Так как же вы так появились — как снег на голову? Вроде место открытое. — Ковалев позабыл про боль и с удовольствием наблюдал за суетой у импровизированного стола, устроенного из двух снарядных ящиков.
— Андреевна тут каждую кочку знает, — отозвался Иван: — Да и Витька ориентируется на местности, как волк. И ходит бесшумно, я все пугался, пока не привык.
— Еще бы, у нас в разведке и по валежнику, и по стеклам битым тренировались ходить бесшумно. Знаете, что самое трудное? — Витька выдержал паузу и торжественно объявил: — Ходить по болоту и не булькать. Над жижей звук далеко разносится, ох, семь потов с меня сошло. Там есть один фокус такой, надо ногу вот так ставить, наискосок ступней, чтобы она воздух с собой в глубину не забирала и не шлепала. Да, погонял меня майор Басканов! Я эту неделю ускоренного обучения никогда не забуду — за год службы пойдет. Зато потом живыми возвращались, да с «языками» — это уж будьте нате!
Андреевна завтракала вместе со всеми, не жеманясь и не отказываясь, но ела мало — как птичка. Особенно ей понравился армейский хлеб. «Тут меньше жмыха, чем в нашем. И пахнет живой рожью», — сказала старушка, почувствовав внимательный взгляд Ковалева. Александр поспешно отвел глаза, не желая невзначай обидеть маленькое человеческое существо.
— Да что вы, Сашенька, я и не думала обижаться. Вам хватит ваших забот. — Андреевна взялась за посох. — Ну, с завтраком покончено? Мальчики, собирайте посуду и сворачивайте лагерь. Поедемте ко мне, здесь вашего капитана на ноги не поставить.
У Ковалева не было сил расспрашивать и вникать в суть происходящего — вокруг колыхался розовый дым. Временное отступление боли закончилось, начиналась лихорадка. Впрочем, от старушки исходило такое умиротворяющее тепло, и ребята вились вокруг нее такими ручными щеночками, послушно исполняя все ее деликатные распоряжения, что капитан так же охотно подчинился ласковой несгибаемой воле маленькой женщины.
Через полчаса неспешного марша по мягкой песчаной дороге танк въехал в проем бывших ворот — от них остались только кирпичные столбы полутораметровой толщины — и покатил по ровной аллее к маленькой игрушечной усадьбе с колоннадой и двумя крыльями в два этажа.
* * *Отличный фасад оказался единственной целой частью усадьбы. Внутри здание было разграблено и сожжено. Были вынесены даже половицы, и от входной двери по залам разбегались криво сколоченные деревянные трапы, по краям которых зияла чернота подполья.
