Джеймс Дашнер - Сквозь Топку
«Убирайся из моей головы!»
Слова взорвались в его мозгу — такие осязаемые и мощные, что у него закололо в глазах и в ушах. Он сел на постели, потом встал. Это была она. Никакого сомнения!
«Тереза!» Он сжал пальцами виски. «Тереза!»
«Кто бы ты ни был, убирайся на хрен из моей головы!»
Томас сделал шаг назад и сел на койку. Глаза его были по-прежнему закрыты. «Тереза, что ты такое говоришь? Это я, Томас. Где ты?»
«Заткнись!» Это, конечно, была она, но её ментальный голос был полон страха и ярости. «Заткнись! Я не знаю тебя! Оставь меня в покое!»
«Но... — начал Томас и растерялся. — Тереза, да что с тобой?»
Она помолчала, словно собираясь с мыслями, а когда заговорила, её голос звучал спокойно, и это было страшнее всего.
«Оставь меня в покое, или, клянусь, я тебя выслежу и перережу глотку!»
И ушла. Несмотря на предупреждение, он не оставил попыток докричаться до неё. Однако ощущение пустоты, такое теперь знакомое, вернулось, стерев все следы её присутствия.
Томас откинулся на постели. Всё тело горело, как в огне. Он опять накрыл голову подушкой и впервые за всё время после смерти Чака заплакал. Из головы не выходило слово, начертанное на табличке рядом с её дверью — «Предатель». Он отталкивал его, а оно возвращалось снова и снова.
Удивительно, но никто не беспокоил его и не приставал с дурацкими вопросами. Его рыдания, в конце концов, перешли в редкие всхлипы, и он уснул. И опять увидел сон.
На этот раз он был немного старше, лет семи-восьми. Над головой светился яркий, волшебный шар.
Люди в странных зелёных костюмах и несуразных огромных очках смотрели на него, заслоняя сияющий шар. Он мог видеть только их глаза, носы и рты были скрыты под масками. Томас каким-то непонятным образом был этим маленьким мальчиком и одновременно, как уже один раз случилось прежде, наблюдал за собой со стороны. Но при этом ощущал, что мальчик боится.
Зелёные люди переговаривались приглушёнными голосами. Здесь были и мужчины, и женщины, но он не мог сказать, кто есть кто.
Он вообще мало что понимал в происходящем.
Отрывки разговоров. Фрагменты. Да такие, что жуть брала.
«Нам нужно глубже покопаться в нём и в девочке».
«Неужели их мозги не справятся с этим?»
«Изумительно! Вспышка укоренилась в нём так прочно».
«Он может умереть».
«Или, что ещё хуже, он может выжить».
И лишь последняя фраза не вызвала в нём дрожи отвращения и страха:
«Или он и другие смогут спасти всех нас».
ГЛАВА 9
Он проснулся с раскалывающейся головой и ощущением, будто вместо мозгов у него кусок льда. Вздрагивая, потёр глаза... и его чуть не стошнило: комната поплыла и закружилась. Он вспомнил сначала убийственные слова Терезы, потом свой короткий сон и почувствовал себя маленьким и несчастным. Был ли это взаправду только сон? Кто были те люди? И что за гадости они говорили о его мозге?
— Здóрово! Я вижу, у тебя талант кемарить в любое время суток.
Томас прищурился: над ним стоял Ньют.
— Я долго спал? — спросил Томас, загоняя мысли о Терезе и... сне? воспоминании? — подальше, в тёмный закоулок сознания. У него ещё будет время поразмыслить и помучиться — потом когда-нибудь.
Ньют взглянул на часы.
— Пару часов. Когда народ усёк, что ты завалился поспать, то все как-то расслабились. Всё равно делать нечего, сидим и ждём — чем чёрт не шутит, вдруг что интересное произойдёт. Отсюда ведь нет выхода.
Томас приподнялся и сел, ухитрившись при этом не заскрипеть зубами. Оперся спиной о стенку в голове кровати.
— А хоть какая-нибудь еда у нас есть?
— Нет. Но я уверен: те отморозки устроили такой тарарам и притащили нас сюда не для того, чтобы уморить голодом. Вот увидишь — скоро что-нибудь случится. Помнится, так же было и в Приюте. Я же входил в самую первую группу — знаешь? Алби, Минхо и другие-прочие... Коренные приютели! — Последние слова он пробормотал с изрядной долей сарказма.
Томас был заинтригован: интересно, как это было — в Начале?
— А в чём сходство?
Ньют вперил невидящий взгляд в кирпичную кладку за окном.
— Очнулись среди бела дня — валялись вповалку вокруг закрытого Ящика. Память у всех была стёрта — ну, вот как у тебя в день прибытия. Ты бы удивился — мы очень быстро пришли в себя и прекратили паниковать. Нас было около тридцати человек. И никакого понятия, как мы сюда попали, что случилось и на каком суку повеситься. Перепуганные, сбитые с толку... Но поскольку мы все были в одной лодке, то быстренько сорганизовались. Через несколько дней хозяйство пошло как по рельсам, и каждый был занят своим делом.
Томас с интересом слушал рассказ Ньюта о первых днях в Приюте. Отрывочные воспоминания, вернувшиеся во время Превращения, не давали полной картины. Головная боль начала потихоньку утихать.
— А скот, растения и всё прочее? Это уже было там или как?
Ньют кивнул, по-прежнему не отводя взгляда от замурованного окна.
— Да, было, только с нас сто потов сошло, прежде чем всё заработало как надо. Ведь пришлось действовать на ощупь — методом проб и ошибок.
— Так... в чём сходство с нынешней ситуацией? — снова спросил Томас.
Ньют перевёл на него взор.
— Мы чувствовали, что нас не за здорово живёшь послали туда, а с какой-то важной целью. Если кому-то было так невтерпёж прикончить нас, то почему было не сделать этого сразу? Зачем посылать нас не-поймёшь-куда, да ещё с домом, хлевом и скотом? А поскольку ничего другого не оставалось, мы приняли случившееся как факт и начали работать и исследовать своё жильё.
— Но мы уже всё тут исследовали, — возразил Томас. — Ни животных, ни еды, ни Лабиринта.
— Ну и что? Принцип тот же. Мы здесь не штаны протирать, а с какой-то целью. Постепенно выясним, с какой.
— Ага, если прежде не положим зубы на полку.
Ньют махнул в сторону санузла:
— Воды хоть отбавляй, так что на несколько дней нас хватит. За это время хоть что-нибудь, да изменится.
Глубоко в душе Томас был полностью согласен, а спорил только чтобы укрепиться в вере.
— Но как же все эти мертвецы? Может, они и в правду спасли нас, и за это их убили? И нам теперь конец? Может, нас действительно для чего-то предназначили, но теперь всё пошло кувырком, и нас бросили на произвол судьбы?
Ньют расхохотался.
— Не, ну, послушай, голова с дырой, что за плюк ты несёшь! Пессимист хренов. Ага, как же: шустрые трупы как по волшебству вынимаются из петель и делают ноги, потом эти кирпичные стенки в окнах и тэ дэ. Как хочешь, но что-то уж больно это смахивает на Лабиринт. Такой же дурдом и так же необъяснимо. Загадка на загадке загадкой погоняет. Наверняка следующий тест. Вот увидишь — нам предоставят шанс, точно как в долбаном Лабиринте. Гарантирую.
— Ну да... — пробормотал Томас, раздумывая, не рассказать ли ему про свой сон. Нет, позже. — Надеюсь, ты прав. Если только гриверы ниоткуда не вывалятся, то с нами всё будет хорошо.
Томас ещё не договорил, а Ньют уже замотал головой:
— Потише, приятель! Осторожней с желаниями, не то, неровён час, свалится на наши головы чего похуже.
Но тут в голове у Томаса возник образ Терезы, и ему стало не до разговоров.
— И кто у нас теперь пессимист? — через силу усмехнулся он.
— Поймал! — признал Ньют и встал. — Ладно, пойду понадоедаю кому-нибудь другому, а то скукотища. Случилось бы уж что-нибудь, что ли! Я голоден, как волчья мать.
Ньют отошёл, а Томас вновь улёгся на спину и уставился взглядом в дно верхней койки. Потом опустил было веки, но из мрака его мыслей тут же возникло лицо Терезы, и он снова открыл глаза. Если он намерен выйти из нынешней ситуации живым, нужно забыть о девушке. Пока.
Голод.
«Как будто внутри сидит зверь и жрёт тебя» — размышлял Томас. Они уже три дня ничего не ели. Юноше казалось, что у него в желудке поселилось рыкающее, когтистое чудище, старающееся прогрызть себе путь наружу. Томас постоянно бегал пить воду из-под крана в ванной, но чудище не унималось и терзало его непрерывно — каждую секунду каждой минуты каждого часа. Пожалуй, выпитая вода только делала монстра сильнее, и голод становился ещё мучительнее.
У других дела обстояли не лучше, хотя большинство держали свои жалобы при себе. Облизывали губы, надавливали руками на животы, будто стараясь утихомирить грызущее изнутри чудище. Понурив головы, брели в туалет с таким видом, словно каждый шаг сжигал тысячу калорий. Если не считать походов по нужде или чтобы выпить воды, приютели вообще не двигались, валялись, как и Томас, на своих койках — бледные, с отвисшими челюстями и впалыми глазами.
Все они были больны, тяжело, смертельно больны. Глядя на своих товарищей, Томас остро чувствовал: от этого страдания не отмахнёшься, не загонишь в пыльный угол сознания, смерть — вот она, за углом.
