Руслан Мельников - Хэдхантер. Книга 1. Охотники на людей
Единственным способом повысить эффективность обороны было сужение оборонительной линии. Хуторские границы сжимались все сильнее. По ту сторону ограждения оставалось все больше и больше земли. Петля внешних укреплений затягивалась, как тугой аркан.
Рано или поздно внешняя заградительная линия подступит к хуторскому центру вплотную, и тогда… О том, что будет с хутором тогда, думать не хотелось.
Борис прислушался к своим ощущениям: жаль ли ему уезжать отсюда? Ну хоть немного жаль? Малая родина как-никак, мать ее?
Нет! Никакой щемящей тоски. Ни малейшего сожаления. Ни намека на пробуждающуюся ностальгию.
А может, должно быть стыдно удирать, подобно крысе с тонущего судна, оставляя односельчан, обреченных на агонию в несколько тяжелых лет?
Ничего подобного! Стыдиться ему было нечего. В конце концов, его присутствие на хуторе ничего не решало. Как и его отсутствие.
И сейчас была только радость. Только надежда. Только счастье: вы-рвал-ся!
Хотелось одного: поскорее убраться отсюда и забыть. Хотелось с головой окунуться в новую жизнь, которая сулила такое, о чем даже не мечталось в жизни прошлой.
У обочины перед открытыми воротами внешних заграждений их уже ждал вооруженный патруль. Хуторские пограничники. Два человека, собака. Пес заливался лаем. Люди молча, исподлобья смотрели вслед удаляющейся хэдхантерской колонне. Такими взглядами, наверное, провожает уходящие войска группа прикрытия, которой отступить уже не суждено. Так смотрят смертники, чья смерть неизбежна, но непозволительно долго растянута во времени.
Люди у обочины оставались и не были этому рады.
Борис отвел глаза. Он уезжал.
Ну все, наконец-то! Проехали внешние ограждения. Закрылись завесой пыли от хмурых взглядов погранцов.
Борис вздохнул с облегчением. Вряд ли ему когда-нибудь захочется сюда вернуться.
Сразу за хутором разведывательный броневичок оторвался от колонны и вскоре скрылся из виду. Остальные машины продолжали движение в прежнем темпе, ориентируясь на скоростные возможности грузовой фуры и тресовозок.
Бронетранспортер немилосердно трясло по старой раздолбанной трассе. Под колесами зеленела пробившаяся сквозь потрескавшийся асфальт трава.
Хуторской границы больше не было видно. Теперь путь лежал к другой границе. К условной, никем и ничем не обозначенной границе цивильных поселений, за которыми лежали дикие земли. Необъятные охотничьи угодья для хэдхантерских групп. Нужно только проехать буферную зону мертвых хуторов и заброшенных сельхозугодий. Зону запустения, тревоги, опасности и безнадеги. Зону, внушающую мрачные мысли и неприятные воспоминания о не столь уж далеком прошлом.
Борис смотрел на плодородные поля, ставшие пустынной целиной, и на разрушенные фермы, некогда являвшиеся частью хуторов. Он вспоминал, как все начиналось… Как кончалось то, что было прежде.
Финансовые кризисы накатывали волна за волной. И в конце концов именно они поставили цивилизацию на грань уничтожения.
По прихотливой иронии судьбы и эволюции вовсе не атомная война, не нашествие инопланетян, не взбунтовавшиеся компьютеры, не дрянная экология, не эпидемии, не астероиды, не вспышки на солнце, не глобальное потепление или иные катаклизмы, страшившие фантастов и футурологов-пессимистов, едва не погубили планету.
Планету чуть не сгубила обычная человеческая жадность. Тем, кто уже имел многое, хотелось большего, хотелось всего и сразу. И желательно из ничего. И вот, пожалуйста…
Произошло то, что рано или поздно должно было произойти. Цивилизация, породившая миллиарды ненасытных потребителей и потребительских кукловодов разных мастей, запуталась в своих хитроумных финансовых путах и едва не утонула в стремительно обесценивающейся денежной массе, акциях, облигациях, векселях и прочих бумажках, в одночасье оказавшихся никому не нужными. Старый мир рухнул. И тряхнуло так, что мало не показалось никому. Но ведь кого-то всегда трясет сильнее других.
У Этой Страны попросту вытряхнуло почву из-под ног. Хреновастенько стало уже в первый кризис. А когда после недолгого затишья и пробудившейся было надежды страну начало накрывать снова, и снова, и снова, и опять, — тогда дела пошли совсем плохо.
Жирок, накопленный за годы нефтяного благополучия, расходовался быстрее, чем приходило истинное понимание случившегося. Поначалу бюджетные средства щедро раздавались банкирам, крупным промышленникам и прочим деятелям, кто, возможно, не умел работать сам, но давал работу другим, а значит, имел право на шантаж.
В непростые кризисные времена, когда впору потуже затягивать пояса и считать каждую копейку, вдруг ливанул неожиданный, однако весьма избирательный денежный дождь, увы, не приносивший облегчения.
Пели свои жалостливо-заунывные песни олигархи, жаждавшие попасть под живительные потоки. Летели, словно жухлые осенние листья, золотые парашютисты из старой гвардии высшего топ-менеджмента. Множились и разбухали бонусы у новых управленцев загибающихся компаний. Росли запросы и доходы чиновников, заведовавших растекающимися во все стороны финансовыми ручейками.
Судорожно изыскивались и быстренько находились средства на спасение… Что именно спасали? Борис усмехнулся собственным мыслям. Спасали фондовый рынок, к которому большая часть населения не имела никакого отношения. Спасали банковскую систему, в которой миллиардные суммы растворялись как в бездонной черной дыре. Спасали нерентабельную и неконкурентоспособную, загубленную нефтяным изобилием промышленность. Спасали неэффективные градообразующие предприятия-полутрупы. Спасали амбициозные проекты и очередные стройки века. Спасали монополистов, корешей-олигархов, забугорных друзей и союзников. И разумеется, все это делалось во имя спасения Этой Страны.
Желающих получить госпомощь — таких желающих, без которых страна якобы ну никак не выживет, — становилось все больше. И ведь помогали, не особо интересуясь мнением стремительно нищающих простых налогоплательщиков, чьи, собственно, деньги и тратились с рекордной скоростью. Помогали, помогали, помогали…
Не всем, конечно, но многим. Транши один за другим уходили в никуда, не принося результатов. Денежный дождь продлевал агонию, но не возрождал к жизни.
Нет, конечно, пока были деньги, хоть чем-то реально обеспеченные, кое-что перепадало и народу. А народу в Этой Стране было много. Но народ, на свою беду, был далеко от власти и столицы. Народ не был организован, как приближенные просители. Поэтому народу доставалось так, на прокорм, ровно столько, сколько требовалось, чтобы не доводить дело до стихийных бунтов. На таких расходах экономить умели всегда.
Наверное, предполагалось, что денег должно хватить. Вышло иначе. Спасительная финансовая подушка сдулась. Деньги превращались в бумажный мусор, которым уже не было смысла накачивать экономику. Куда-то испарились запасы, раньше казавшиеся неисчерпаемыми. Начинался бардак. А в бардаке все заканчивается еще быстрее. Окончательно умирало производство, сельское хозяйство, транспорт, торговля. Все. Дружно. Целыми отраслями. Те, кого не поддержали, сдохли первыми. Те, кого поддержали, немного потрепыхались и сдохли тоже.
Несмотря на многомиллиардные вливания, экономика встала. Вмертвую. Обвалились биржи. Бюджет опустел. Налоговые поступления прекратились. Социалка не финансировалась. Безработица росла. Спасительную нефть в прежних количествах и по прежним ценам никто покупать не желал. Денег — настоящих, имевших хоть какое-то обеспечение, — не было даже на самые неотложные нужды.
Своих служилых людей и свою бюрократию — главную опору в смутные времена — государство не давало в обиду до последнего. Но в конце концов средств не стало хватать и на содержание раздутого аппарата. Были урезаны льготы. Начались массовые сокращения чиновников, оказавшихся особой социальной прослойкой — самой, пожалуй, неприспособленной к полунищенскому существованию без намека на стабильность.
Полку безработных резко прибыло.
Сначала без работы сидело полстраны. Потом без работы осталась практически вся страна. Авторитет власти упал ниже плинтуса. В конце концов начались-таки волнения, погромы, мародерство. Поднял бритую голову криминал. И занялся та-а-акой пожар!
Заткнуть рот голодному народу было нечем. Прокормить обозленную армию безработных попросту не представлялось возможным. Силовики, которым тоже вдруг оказалось нечем платить за лояльность, больше не были столь послушными и расторопными, как раньше. Силовики выходили из повиновения. Быстро залить недовольство деньгами или кровью не получалось.
Да, штормило везде, по всему миру. Лихорадило всех. Но до того, что творилось за рубежом, в Этой Стране никому уже дела не было. В Этой Стране общемировые проблемы отчего-то переживались острее и болезненнее. И Этой Стране, как всегда, нужен был свой особый путь.
