Степан Кулик - Витязь. Замок людоеда
Так что разбойники, сколько б их ни было, как один, дружно попрутся к замку. А их там ждут? Сильно сомневаюсь. Зачем Людоеду так прятаться, если б он запросто впускал внутрь всех желающих? Стало быть, большей части банды придется дожидаться в лесу, пока уполномоченные будут вести торговые переговоры.
А что делают люди, когда им нечем заняться, а как скоро «купец» изволит выйти и принять товар — никому не известно? Правильно, разжигают огонь, готовят пищу и располагаются на отдых. При этом место выберут такое, чтобы не упустить атамана из виду.
То есть следы от костров надо искать на расстоянии прямой видимости края трясины. Что я безуспешно и проделывал который час подряд…
Солнце постепенно перевалило через полуденную отметку и так же неторопливо двинулось к закату. Лес потихоньку оживал, привыкал к нам. В первую очередь — мошкара. К счастью, кожа моя оказалась бронированной не только для стрел, но также и не по жалам слепням, оводам и прочей камарильи…[6] А Митрофанушка был им не по вкусу. Или монашек знал какую-то защитную молитву.
Почему нет? Вельзевул или Бааль-Зевув — одно из имен дьявола, в переводе с иврита означает «повелитель мух». Так что христианская молитва вполне могла воздействовать на его подданных. Либо кожу на этих ходячих святых мощах так же невозможно прокусить, как и у меня.
Испуганный газовым пузырем монашек больше не пытался лезть в воду, но и не понимая сути затеи, держался все-таки гораздо ближе к краю болота. Примерно посередине между мной и трясиной… Это обстоятельство нам и помогло, как и вернувшаяся к парню куриная слепота, когда дело отчетливо близилось к вечеру, и я уже собирался отдавать команду на привал и ужин с ночевкой.
Сперва раздался приглушенный возглас, потом шум падения, а еще секундой позже монашек обрадованно вскричал:
— Ваша милость! Гляньте, чего я тут нашел…
Искомое кострище обнаружилось в яме под корневищем свороченной набок старой сосны, не упавшей на землю, а зависшей на ветвях соседних деревьев. Причем так хорошо замаскировано, что не изгваздайся Митрофан в отсыревшем пепле и углях, мы точно прошли бы мимо.
Ну, правильно. Мог бы и раньше сообразить. Не имея возможности добраться до заказчика, княжьи люди все же не сидят сложа руки, а время от времени шерстят округу в поисках исполнителей. Так что разбойникам никак нельзя изображать из себя братьев двенадцать месяцев. То бишь разводить огонь в открытую, приглашая к костру всякого, кто заприметит в ночи отсвет пламени. Я вон давеча вышел на огонек, и чем для грабителей это закончилось?
Другой вопрос, почему костер жгли так близко к болоту?
Ответ пришел, когда я присел рядом с кострищем, чтобы хоть примерно оценить, как давно здесь разводили огонь.
Вот же ж дубина стоеросовая! Глядел на болото с высоты своего нового роста и не мог сообразить, что у нормальных людей радиус обзора как минимум на десяток метров меньше. Банальная геометрия…
— Молодец, — от души похвалил монашка. — Думаю, это именно то, что нам надо. Вряд ли здесь еще кто-то ночевал.
— Уж не сомневайтесь, — Митрофан привычно осенил себя крестным знамением. — Никто с чистыми помыслами и в здравом уме в такие дебри не сунется.
— Как же мы-то с тобою? — попытался подшутить я, чтоб приободрить своего спутника. — Впрочем, тебе, чтоб соответствовать, сперва умыться надо.
— То, что вы задумали, ваша милость, конечно же, достойно и благородно, но… — даже не улыбнулся монашек. — Христос завещал нам смирение. Обещая каждому воздаяние по делам его. Так что не с чистыми помыслами мы здесь, а с мечом.
— Дубиной…
— Что? — встрепенулся монашек, теряя мысль.
— Нету у нас меча, Митрофанушка. Только дубина… А что до воздаяния… Я тебе уже говорил. Откуда нам знать промысел Божий? Может, мы сейчас не сами по своей воли тут бродим, а как инструмент в его длани? Ведь ты не станешь спорить с тем, что без его на то воли в мире ничего произойти не может?
Куда бедному парнишке тягаться со студентом четвертого курса университета, для получения зачета способного заболтать до умопомрачения любого препода! Так что Митрофанушка в очередной раз углубился в теологические размышления, даже забыв об омовении. А я, наоборот, занялся мирскими вопросами. В частности, искать гать прямо сейчас или выждать следующего дня?
А еще запоздало подумал: не было ли у разбойников предусмотрено каких-нибудь опознавательных сигналов «свой — чужой»… Которые они подавали, придя на место обмена? Потому что в этом случае все существенно усложнялось.
Хотя вряд ли. Не тот уровень. Где владелец замка, а где разбойники? Бросить кость одичавшей своре, чтоб использовать ее ярость в свою пользу — это одно, а приручать зверье на постоянной основе — совсем другая статья. Сейчас Людоеда никто за руку не схватил, одними лишь слухами земля полнится. И если раньше или позже найдется сила и власть, чтобы спрос учинить, он запросто от всего открестится: ничего, мол, не ведаю, ничего не знаю… Да, было дело, озоровал лесной люд. Бога не боятся, лиходеи. Совсем страх да совесть потеряли. А я тут с какого боку? Сам из замка не вылезал… за жизнь опасаясь. Оттого и гать тайную устроил и к себе никого не пускал. Что говорите? Зачем покупал отсеченные руки? Бред и поклеп! Я, милостивые судари, дворянин! Свидетели имеются? Нет? Тогда требую немедленно извиниться или дать сатисфакцию любым оружием… В общем, как-то так. Главное, у нас с Митрофаном есть реальный шанс подобраться к этому исчадию ада поближе. На расстояние удара дубиной. О дальнейшем я пока не задумывался.
— Ну что, дружище, готов к Людоеду в гости заглянуть? — шутливо ткнул паренька кулаком.
— За тем из монастыря ушел, ваша милость, — очень серьезно ответил монашек. — Да убоится он слова Господнего. Вы только позвольте мне с ним поговорить.
— У меня идея получше будет.
— Лучше проповеди? — усомнился Митрофан.
М-да, блажен, кто верует, ибо им уготовано Царствие Божье. А с учетом нынешних нравов, заблаговременно и досрочно.
— Нет, как ты мог такое сказать?! Крепче Божьего слова бывает только другое слово… Но тоже Божье. Просто я вот о чем подумал, Митрофан. Люди ведь в храм со смирением в душе входят, верно?
Вопрос был скорее риторическим, так что парнишка ограничился кивком.
— Вот… А у хозяина замка, коль он такое злодеяние умыслил, покаяния-то ни на грош.
Митрофан подумал немного дольше и опять кивнул.
— Значит, прежде чем воззвать к его душе и совести, думаю, стоит привести его в надлежащее состояние. Чтобы ирод не свысока глядел на проповедника, а преклонил колени и отринул гордыню. Как считаешь? Прав я?
— Ух, как вы здорово сказали, ваша милость, — восхитился хлопец. — Лучше и не придумать. Обязательно преклонив колени и голову.
— Тогда внемли, отрок. Потому что теперь не только от моей силы, но и от твоей сметливости зависит, будет ли враг человеческий нами повержен и посрамлен во славу Господа, или восторжествует над слугами христовыми, бесам на потеху…
Глава четвертая
Не было никаких лунных дорожек, указывающих герою путь к обители злодея. Да и вообще никаких подсказок не было. Даже камыши и те росли редко, так что проходу не препятствовали и, соответственно, никто в них тропинку не выкашивал и не протаптывал. Хочешь — влево иди, а не хочешь — направо бреди. И сколько ни вглядывайся в глубь трясины, ничего не разглядеть. Ни по горизонтали, ни по вертикали…
Слегка перекусив, в целях безопасности я оставил Митрофана греться у костра и обдумывать детали изложенного плана, все равно от подслеповатых глаз парня толку ноль, а сам подался к болоту — производить замеры глубины.
Попутно обломал при земле ствол молодой березки, что невесть как затесалась между старых деревьев. Потом обхватил у верхушки кулаком и провел вдоль ствола, «против шерсти». Ветки так и посыпались, словно сосульки, оставив в моих руках отличный щуп…
Нет, что ни говорите, а быть великаном здорово. Если вместо того чтобы сокрушаться о потерянном, начать уже пользоваться преимуществами, полученными вместе с новым телом. То бишь мышцами.
Теперь понятно, почему именно кроманьонцы, а не гигантопитеки стали строителями цивилизации и уже частично приоткрывшегося светлого будущего.
Голым да малосильным, в сравнении с большей частью враждебного мира, им с самого начала пришлось напрягать серое вещество и шевелить извилинами, чтобы обеспечить себе и потомству кров, одежду и пищу. В чем предки вполне преуспели, в отличие от менее изворотливого неандертальца.
А гигантопитеку к чему напряги? Реальных врагов раз-два и обчелся. Кому охота связываться с такой махиной? Лежи себе да песни пой… Хоть на горе, хоть под горой. Захотел есть — поймал оленя, вытряхнул из шкуры и трескай, пока все не слопаешь. Маловато? Сбились в кучку парой особей, завалили мамонта, и усе — веселись, нищета… А вот когда мамонты закончились, пришел каюк и великанам. Такая вот историческая диалектика…
