Птицеед (СИ) - Пехов Алексей Юрьевич
— Я знаю о суани в городе.
Оделия лишь сокрушённо покачала головой. Я повёл её прочь.
— Ничего ты не знаешь. И не понимаешь.
— Так объясни.
Мы отошли в сторону, давая дорогу четвёрке всадников в форме грачей — мчащихся к развалинам моего дома. Уверен, хоть кто-то на улице видел нас. А люди не настолько дураки, чтобы не указать на подозрительных типов пальцем. Так что я свернул в проулок, затем в следующий, уводя Оделию.
— Если это такое опасное существо, почему оно идёт за тобой лишь сейчас? Ты в городе уже много дней. Оно могло прийти в твой дом сразу, разнести его на кирпичи и палки, забрать тебя. Этот суани…
— Он здесь давно, и не ради меня. У него в Айурэ своя цель. — Она вздрогнула, когда в мусорной куче недалеко от нас завозилась не то крыса, не то кошка. — Время играет против него. Он сильно ослабел. Очень сильно, Малыш. Из-за того что прошёл Шельф, а затем застрял здесь. Мощь уходит из него, течёт горной рекой, и обнаруживать себя из-за меня, привлекать внимание всех ветвей колдунов — большой риск не вернуться назад. Даже для него.
— Что же изменилось сейчас?
— Колдун, которого я здесь убила. Он уже несколько дней крутился возле отцовского особняка, следил за мной. Сегодня утром я отпустила волю, давая ему рассмотреть, сколько во мне Ила. Он передал, и я привлекла того, кто прячется в Айурэ. Именно поэтому они нагрянули.
— Всё ещё не понимаю, для чего ты ему. Это связано с твоим походом вместе с Рейном?
Она нахмурилась, свела красивые брови.
— Что ты скрываешь, Оделия⁈
— Не повышай на меня голос, Малыш, — с неожиданной улыбкой попросила она. — Ты должен понимать, что у Светозарных нет лада друг с другом. Иногда они сотрудничают. Иногда они конкуренты. Иногда вообще не знают, что происходит у других в противоположных частях Ила. То, что я попала к Колыхателю Пучины, знали не все. Тот, кто сейчас в Айурэ, Колыхателю не подчиняется. У него свои интересы.
Она скосила на меня глаза:
— Да. Твой следующий вопрос будет, как интересы Светозарных связаны со мной? Хороший вопрос, Раус Люнгенкраут. Очень хороший. — Оделия редко называет меня по имени. И еще реже полным именем. — Ты вырос и изменился за эти восемь лет. Я боялась увидеть совершенно иное, но, по счастью, этого не случилось. Так что, полагаю, ты должен знать. Сейчас. Чтобы отчётливо понимать, насколько опасно оставаться рядом со мной. Я расскажу, но пообещай, что, как только ты узнаешь, мы вместе дойдём до пирса и ты уплывёшь. Не станешь больше искать встречи.
— Тебе не нужна моя помощь?
— Ты помог. Куда больше, чем я надеялась. С рунами я стала сильнее. Обещай.
Как я уже говорил не раз — мы все делаем выбор и несём за него ответственность. Она хотела так — и я понимал, что, если произойдёт стычка с кем-то вроде Кровохлёба, буду лишь пятым колесом в телеге.
— Хорошо. Я обещаю, что оставлю тебя.
Это довольно тяжело. Потерять её восемь лет назад. И… теперь снова. Полагаю, что навсегда.
Мы вышли на улицу, повернув на север, к реке.
— Мы нашли его.
Знаете, любезные мои. Как только я услышал, то сразу понял, о ком идёт речь. Кого они нашли.
Когтеточку, дери его совы!
— Ты молчишь?
— Не уверен, что желаю знать, — жёстко ответил я.
— Молодец, — одобрила Оделия.
Да. В этом вопросе излишнее любопытство наказуемо. Лёд настолько тонкий, что ступать на него не имеет никакого смысла. Он обязательно провалится под ногами, и практически мгновенно.
Но я был бы не я, если бы не спросил:
— Кто ещё об этом осведомлен?
— Колыхатель Пучины. Прости, я не в силах скрыть от него подобное. Его воля уничтожает и более крепких людей. Полагаю, знают и некоторые другие Светозарные.
— Вы забрали Птицееда? У тебя его отобрали?
— Нет. — Я ощутил секундное колебание.
— Руна у кого-то из Светозарных ещё со времён гибели моего предка? Фрок оказалась права в своих предположениях?
— Совы её дери! Нет. Как всегда не права.
— Тогда я вообще ничего не понимаю. Так. Погоди. Не туда. Там давно уже застроили дорогу. Налево. — Я слышал близкие свистки грачей. Кажется, они оцепляли район. Ещё чуть-чуть, подоспеют солдаты из казарм, расставят караульных у каждого выхода и начнут проверять языки. У колдунов, недавно использовавших руну, они лиловые, тут уж не ошибёшься, кто виноват.
Пришлось прервать беседу.
До спуска к реке оставался квартал. Людей было много, все спрашивали друг у друга, что произошло и почему гремело. Какой-то грач, совсем молодой, в новенькой форме, призывал не толпиться и позволить проехать телеге. Лошади, тащившие фургон, встали из-за перекрытой дороги. Кто-то начал ругаться, собиралась толпа. Я пихнул Оделию за себя, принялся пробиваться к выходу с улицы.
Видя, что перед ними благородные, горожане (да славятся законы лорда-командующего) в большинстве своём расступались сразу. Те, кто мешкал или возмущался, нарывались на мой бешеный взгляд и тоже предпочитали посторониться.
Мы выбрались оттуда без осложнений, довольно быстро, чтобы пронаблюдать, как десяток солдат в фиолетовых треуголках и мундирах Двенадцатого Егерского полка неспешно выстраиваются в линию, отрезая лестничные спуски к Эрвенорд.
— Обязательно эта дорога? Стоит ли так бежать? — спросил я у неё.
— Он чует меня. Хороший колдун всегда найдёт другого колдуна. А очень хороший, у кого за плечами несколько веков опыта… точно найдёт.
— Тогда нам надо пойти назад. Через толпу. К кладбищу и в лес.
— Нет. Тебе надо добраться до лодки и уплыть. Ты обещал.
Я обернулся назад и столкнулся взглядом с человеком, смотрящим прямо на меня из только что остановившейся кареты. Распахнув дверь, он спустил одну ногу на подножку, да так и застыл, изучая вашего покорного слугу.
За пятьдесят, с волосами светло-пшеничными, столь… бледными, словно колосья, покрытые мучнистой плесенью, что, казалось, их, густые усы и брови, пушистые ресницы насквозь просвечивало солнце, вот-вот собиравшееся скрыться за очередной дождевой тучей.
Широкий нос, большие мясистые губы (верхняя едва видима из-под усов), и сонные глаза, участливые и какие-то влажные, слезящиеся, с красными веками.
Лицо человека капризного, мягкого и робкого, неуверенного в себе. Я бы и не придал значения незнакомцу, если бы он столь невежливо на меня не пялился.
Затем мужчина соскочил на землю, распрямился, и я с изумлением понял, что этот увалень макушкой едва не достаёт крыши кареты. То есть в нём никак не меньше девяти футов! На фут выше Кровохлёба. И я, уже понимая, кто передо мной, внутренне простонал, сетуя, каких сов эти твари все настолько высокие.
Суани!
Он будто прочитал мои мысли и улыбнулся. Мясистые лягушачьи губы разошлись в стороны, растянувшись почти до ушей, блеснули ровные крупные зубы, странно исказилось лицо.
Вот тут я, человек не боящийся Ила, издал придушенный вопль. Потому что это была самая страшная улыбка в моей жизни. Люди не должны улыбаться так мерзко, отвратительно, зло, обещая все кошмары мира.
Оделия резко обернулась, и Айурэ встал вверх тормашками. Треснул и взбесился, дыбом вздымая дома.
Суани, лошадей, карету, а также всех людей, кто оказался рядом в радиусе трёхсот футов, смело чудовищной невидимой силой, оставив от большинства лишь кровавую взвесь в воздухе.
Земля охнула от всего происходящего и ощутимо просела под ногами, лопая брусчатку, пузырясь. Ближайшие здания сложились, ломая этажи, рушась и поднимая тучу пыли. В ужасе кричали выжившие, в небо взмыло облако перепуганных птиц.
Смрад корицы накрыл меня, отбивая нюх и вкус.
Глаза у Оделии были белёсые, губы лиловые, и, схватив за рукав, она потащила меня вниз, к реке.
— Быстрее, Малыш! — Ей пришлось перекатить руну за щёку, чтобы говорить. Она выбросила из сумки колбу с почерневшим солнцесветом. Цветок оказался полностью опустошён.
— Что ты творишь⁈ Столько людей, Оделия!!!
Странные, затянутые поволокой магии глаза яростно сверкнули, делая её ещё более неузнаваемой, опасной:
